Люди шепчутся о клубе Разврата в благородных гостиных, точнее в том, что от них осталось, попивая омерзительный чай из фарфоровых чашек, наполовину треснутых. Настоящий чай только импортированный, у нас ничего подобного не было вот уже много лет.

Первый клуб, который мы проехали, носит название «Морг». Он находится на заброшенной фабрике. Люди запаслись кирпичами, еще, когда строители использовали их для постройки домов. Нам не нужно будет ничего строить, пока все заброшенные здания полностью не рухнут, если, конечно, кто-нибудь доживёт до этого времени.

Вереница людей, пытающихся попасть в Морг, вытягивается аж за угол. Я изучаю толпу, пытаясь представить, что они надеются, жаждут приема так, словно от этого зависят их жизни, но на самом деле я слишком далеко, чтобы суметь рассмотреть замаскированные выражения их лиц.

Я и Эйприл бывали здесь часто, но никогда не заходили внутрь. Мы связаны только с клубом Разврата, весь этот район назван в его честь. Членство является эксклюзивным.

Наш водитель позволяет нам выйти на аллее. Дверь никак не помечена и не заперта. Когда мы ступаем в фойе, там везде темно, только несколько пульсирующих красных огней, являющихся частью пола. Не имеет значения, сколько раз мы сюда приходим, огни все равно вызывают любопытство. Я ставлю ногу на первый из них в холле, отыскивая текстуру, отличающуюся от остального пола.

— Аравия, идем. — Эйприл закатывает глаза. Мы снимаем маски и помещаем их в бархатные чехлы, чтобы сохранить в безопасности.

Перед чумой клуб Разврата был открыт только для мужчин. Но, как и везде, большинство членов его умерли.

Наше с Эйприл членство условное, спонсируемое ее братом, которого я никогда не встречала. Мы не можем быть полноценными членами клуба, пока нам не исполнится по восемнадцать лет.

— Сюда, леди.

Я ловлю свое отражение в зеркале и улыбаюсь. На меня смотрит не та девушка, которая была еще утром. Я красивая, поддельная, поверхностная, полная инкогнито. Мое черное платье доходит до лодыжек и выходит с корсета, сделанного из китового уса, который я стянула из гардероба моей мамы. Это не тот наряд, который можно носить на улицу, но я его люблю. В нем я смотрюсь тонкой и по-неземному загадочной.

На мгновение я вспоминаю фигуры, тоже завернутые в черное, и нервно разглаживаю свое платье.

— Могу одолжить пару ножниц, — дразнит меня Эйприл, входя в комнату исследования.

Я смеюсь. Ее собственная юбка художественно обрезана выше колен. Фасоны наших платьев изменились с тех пор, как Болезнь Палача впервые пришла в наш город. Длинные юбки могли скрыть сочащиеся язвы.

Я наслаждаюсь ощущением ткани, обвивающей мои ноги, потом кружусь, разглядывая себя в зеркале.

— Твоя очередь, куколка.

Я поворачиваюсь на бархатный голос в комнате для исследований.

Если быть честной с самой собой, придется признать, что именно эти несколько моментов — причина, по которой я приезжаю сюда неделю за неделей. Перевитые татуировки покрывают его руки, поднимаясь к воротнику рубашки до двойного кольца на горле, концы рисунка скрыты под растрепанными темными волосами. Я стараюсь на него не смотреть. Он мог бы сделать меня счастливой. Его внимание, тень восхищения в глазах... Я не заслуживаю счастья.

— Ты знаешь процедуру. Выдохни сюда, — он протягивает устройство. — Ты заразна на этой неделе?

— Нет. Ни малейшего шанса, — шепчу я.

— О, шанс есть всегда. Ты должна быть более осторожна, — парень нажимает красную кнопку, заставляя устройство фильтровать воздух, выдыхаемый мной. В его руках то, что мне нужно. Я дрожу.

— Ты наслаждаешься этим больше, чем должна на самом деле, — мягко говорит он.

Потом кладет мою кровь в машину, напоминающую отчасти часовой механизм с латунной ручкой. Но я абсолютно уверена, что он проверяет ничто иное, как доверчивость. Тем не менее, та серьёзность, с которой он выполняет свои обязанности, заставляет меня верить, что он точно узнает, если я заключу какую-нибудь сделку. Я дышу быстрее, чем обычно. Нервы.

Что он станет делать, если я окажусь зараженной? Станет презрительно на меня смотреть? Вышвырнет на улицу?

Это единственное место в городе, где мы в безопасности без наших масок. Дома наши слуги носят маски, и поэтому не приносят заразу из нижнего города. Здесь было бы оскорблением предложить фильтровать воздух. Они позволяют только некоторым из нас быть в этой комнате одновременно. Как мы можем быть уверены, что другие члены в тайне не заражены?

— Похоже, на этой неделе ты чиста, дорогая. Постарайся и впредь оставаться на этом пути, — он выпроваживает меня движением руки. — Да, и в следующий раз тебе стоит надеть серебряные глаза. На тебе это будет смотреться лучше, чем на твоей подруге.

Когда он отворачивается, я поднимаю руку, но не собираюсь ничего предпринимать. Если бы мы стояли ближе, я могла бы его коснуться.

Но я никогда не дотрагивалась до людей.

Не специально. К счастью, он не видит предательской дрожи моей руки или выражения лица.

Я вхожу в клуб через занавес, сделанный из серебряных шариков. Мне кажется, иногда при движении от них исходит красивый звук, но на самом деле я никогда не слышала ничего подобного. Будто тайна этого места просочилась в мебель.

Эйприл не ждет меня. Мы постоянно теряемся, находясь в лабиринте комнат. И я наслаждаюсь временем, когда наши пути расходятся.

Здание в пять этажей, среднее для этой части города. Оно было построено на подобии квартир, но теперь все комнаты соединены в длинный коридор из полуоткрытых дверей.

Есть всего одна постоянная деталь, по которой можно определить, что ты еще в клубе и не забрел в другое здание, — повсеместное присутствие дракона в каждой комнате. Некоторые из них вырезаны в мебели, некоторые отражены в стеклянных изделиях, но повсюду за вами наблюдают красные глаза.

В некоторых комнатах на пол кладут персидские ковры, а в других их вешают на стену, чтобы приглушить звук, поглощать запах табака или дым опиума. На верхних этажах дома запрещены библиотеки. Есть только одна комната с книгами по оккультизму, а во второй полно изданий на тему полового акта, где все описывается слишком подробно. Я люблю книги, но, как правило, меня больше тянет к нижним этажам, где есть музыка.

Так я передвигаюсь из комнаты в комнату. Все пространство переполнено многочисленными телами, слышно приглушенные разговоры, можно наблюдать случайные танцы, даже несколько поцелуев в темных углах. Эйприл и я — далеко не единственные женщины, присоединившиеся к членам клуба.

Часы тикают, и я увядаю. Никакой магии для меня в этот вечер нет. Я не могу избавиться от тяжелого ощущения. Я всего лишь хочу вписаться, быть кем-то, кто является частью чего-то волнующего и захватывающего.

Парень преследует меня. Он худой блондин, одетый слишком формально: тёмные брюки, голубая рубашка, застёгнутая на предпоследнюю пуговицу. Он не вписывается в обстановку этой комнаты с шикарными диванами, где девушка, в сопровождении скрипача, поет о самоубийстве. Он говорит мне что-то, но я его не слышу. Я просто продолжаю идти.

Он следует за мной в женскую уборную.

Девушки смотрят на свои отражения в темной комнате, заполненной зеркалами. Прохожу мимо них и следую к камерам позади. Одна из девиц пытается наступить высоким каблуком мне на ногу. Я отпрыгиваю назад, не встречаясь с ней глазами. Я не хочу, чтобы ее улыбка заставила меня вздрогнуть.

Он закрывает за нами дверь. Петли так качественно смазаны, что не издают ни звука. И дверь достаточно толстая, чтобы никто не услышал ни единого шороха из-за нее.

— Чего ты хочешь? — спрашивает он. По голосу я понимаю, что он забавляется ситуацией. Самоуверенность делает парня старше, чем он выглядит. Думаю, он должен быть студентом университета, если те все еще открыты.

— Забвения, — это то, что я ищу всегда.

— И что же миловидная девушка вроде вас пытается забыть?

Хорошенькая девушка как я, с чистыми ногтями и безупречной медицинской картой.