– Муна? – тревожно спросил Халил.

– Это ты, дорогой? – чувственно произнесла Муна. – Почему ты меня так рано будишь?

– Уже одиннадцать часов. После обеда тебя навестит друг, о котором я тебе говорил.

– Он красивый?

– Шлюха!

Он повесил трубку, и Муна зевнула.

Сначала ее забавляло заниматься любовью с этим монстром, но теперь это превратилось в неприятную обязанность, как эпиляция[9]на ногах или менструальное недомогание. Но Халил давал ей много денег, а Муна любила роскошь, украшения, наряды. Благодаря деньгам Халила и его положению в обществе она могла брать деньги также у шейхов Кувейта и Саудовской Аравии, покоренных ее эротическими способностями. Они никогда бы не одаривали так щедро простую шлюху. Их желание и щедрость возрастали от сознания того, что они занимаются любовью не просто с молодой и красивой женщиной, но с женой видного человека.

Впрочем, Муна редко отдавалась без охоты и порой обнаруживала в себе такую сторону, которая пугала ее.

Больше всего она наслаждалась в тот день, когда один богатый кувейтец, использовав, заставил ее заниматься любовью со своим слугой…

Муна вытянула перед собой левую руку, с восхищением глядя на сапфир, подарок Халила к дню рождения. Камень был величиной в пятьдесят три карата и стоил триста тысяч долларов. Муна никогда не расставалась с ним, он затмевал все остальные ее украшения. Она мечтала появиться в ночном Клубе совершенно голой, с одним этим сапфиром. Но Халил опять бы назвал ее шлюхой.

Однако это не мешало самым патриархальным и фанатично преданным Пророку шейхам приглашать ее в свои безобразные дворцы и гарцевать на ее гибком теле. Соприкасаясь с этими неизмеримо богатыми и внешне религиозными фанатиками, Муна приобрела определенную философию. Она знала, что эти воины готовы развязать священную воину по ничтожному поводу, а также вылить бутылку виски на ее обнаженное тело и потом слизывать спиртное языком.

Она сделала вывод, что миром правят две силы: религия и секс, но последний сильнее. Для нее это удача, так как у нее не было призвания к посту и молитвам.

Тряхнув головой, она стала рассматривать свое изображение на многочисленных фото, расклеенных по стенам, – в голом виде и разных позах.

Муна встала и вышла из комнаты. Она была в восторге от новой квартиры: семьсот квадратных метров, отделанных ослепительным мрамором Каррары. Халил все устлал коврами. Холодный мрамор и шелковистая мягкость теплых ковров… Муна спустилась по мраморной лестнице и хотела выйти на широкую террасу, но передумала из–за плохой погоды.

Внизу лестницы ее ждала Саади, служанка из Судана, с чашкой кофе, в который она добавляла кардамон[10]. Она поклонилась хозяйке, протягивая ей чашку. Ее плоское лицо было некрасивым, но тонкий и стройный силуэт мирил с этой некрасивостью. Муна выпила горький и обжигающий напиток и почувствовала себя лучше. Ее вчерашний любовник оказался очень требовательным. Сейчас на бедре у нее был синяк, и Халил наверняка устроит ей сцену.

– Иди на кухню! – выпроводила Муна негритянку.

Она присела на низкое канапе и задумалась. Ее пригласили в Бахрейн, и ей хотелось туда поехать.

Она окинула взглядом огромный салон с его шкафами на колесиках. Чтобы развлечься, она подошла к платяному шкафу и открыла его. Только у некоторых королев и Жаклин Кеннеди было больше платьев, чем у Муны. Ее шкаф был длиной двадцать метров. Она остановила свой выбор на брюках из зеленого сирийского броката[11]и кружевной черной блузке, почти прозрачной. Для приема друга Халила.

Зазвонил телефон. Она неохотно сняла трубку.

– Муна?

Она вздрогнула, услышав властный и в то же время нежный голос. Она сразу обмякла.

– Да, – ответила она. – Но я очень занята.

– Мне нужно с тобой поговорить. Сегодня. Муна выругалась про себя по–арабски.

– Я занята, – повторила она, волнуясь. – Приходи завтра.

– Нет, сегодня. Я сделаю тебе массаж.

Муна не успела возразить, послышались гудки… Впрочем, она знала, что в конце концов все равно бы согласилась. Она любила чувствовать прикосновение к своему телу Катиных рук, которые снимали усталость с поразительной ловкостью и были так приятны…

Катя сняла длинный плащ, под которым был обыкновенный белый халат медсестры. Муна с забившимся сердцем чмокнула ее в щеку.

– У меня мало времени, – начала было она. – Ко мне должны прийти…

Но Катя пренебрежительно пожала плечами.

– Я отниму у тебя полчаса. Мне нужно поговорить с тобой.

Муна позвала служанку:

– Саади!

Из кухни появилась суданка.

– Ко мне должен прийти один господин, – сказала ей Муна. – Если я буду еще наверху, впусти его и предложи что–нибудь выпить.

Закутавшись в пеньюар, она поднялась на второй этаж следом за Катей.

* * *

Опустив глаза, Саади впустила Малко и усадила его на диван возле лестницы. Через тридцать секунд она вернулась с неизбежным кофе с кардамоном. Малко огляделся.

Он ждал уже пять минут, когда услышал сладострастный стон. Он прислушался: звук доносился с верхнего этажа. Ему была неприятна мысль, что он стал невольным свидетелем интимной жизни хозяйки дома. Стон повторился, и профессионализм одержал верх над воспитанием. Малко на цыпочках поднялся по мраморной лестнице.

Его шаги приглушал толстый ковер под ногами. Он заметил приоткрытую дверь и сделал еще несколько шагов, чтобы заглянуть в комнату. В первый момент он увидел только лицо женщины с темными волосами, волевым подбородком и крупным носом, лежащей на массажном столе. У нее были закрыты глаза, и она кусала губы. Сделав еще шаг, он увидел спину другой женщины в белом халате, с волосами, уложенными на затылке в шиньон. Лицо женщины в белом халате прижималось к обнаженному телу брюнетки. Малко замер. Он узнал девушку в черной шляпе, танцевавшую в Клубе. Ури сказала тогда, что она лесбиянка. Малко увидел, как ее большой чувственный рот прикасается к груди лежащей женщины, затем опускается ниже… Лежащая женщина изогнулась дугой и снова застонала. Руки «массажистки» уже ласкали ее бедра – холеные руки с длинными ногтями, покрытыми лаком изумрудно–зеленого цвета. Малко бросилось в глаза необычное кольцо – тоже в виде двух изогнутых золотых ногтей.

А брюнетка стонала, ритмично покачивая тазом. Неожиданно она стала выкрикивать по–арабски бессвязные слова, которые Малко не понял.

В следующую секунду она приподнялась и привлекла к себе «массажистку», которая лихорадочно принялась расстегивать свой халат. Малко увидел стройное, мускулистое тело с маленькой грудью и чуть–чуть выпуклым животом. Рука лежащей женщины опустилась к черному треугольнику «массажистки». Пальцы с зелеными ногтями крепко сжали ее.

– Ты больше не любишь меня, Катя?

У Малко в висках застучала кровь. Любопытно, знает ли Халил Жезин об этих «массажах»?

– Люблю, – ответил низкий и нежный голос женщины с зелеными ногтями. – Но меня ждет другая клиентка…

Муна вцепилась в белый халат.

– Ты никуда не пойдешь…

Девушка улыбнулась.

– Не говори глупостей! Я вернусь завтра.

Муна расслабилась.

– Хорошо. В пять часов. Ты сможешь?

Голос ее был умоляющим. Стройная девушка ответила:

– Обещаю.

Она стала застегивать халат, и Малко поспешил спуститься с лестницы. У него отпало всякое желание встречаться с Муной сегодня. Он постучал в дверь кухни, откуда показалась курчавая головка Саади.

– Мне очень жаль, но я не могу больше ждать мадам. Я ей позвоню.

Он поспешил к выходу. Муна оказалась сложной личностью.

* * *

Халил Жезин утонул в своем кресле. Он с упреком посмотрел на Малко.

– Это невозможно, – жалобно сказал он. – Абсолютно невозможно. Муна не может быть замешана в этой истории…

Малко безжалостно настаивал:

– Не кажется ли вам странным: меня пытались убить сразу после того, как вы сказали ей, что мое присутствие позволит вам подписать контракт с китайцами?..