Я слезла с кровати и потопала в ванную комнату, держа янтарную бутылочку в руках. С отвращением проглотила содержимое, почистила зубы, расчесала волосы, сполоснула лицо. Надев халат, я вернулась в спальню, где и обнаружила, что Гидеон исчез, а его лэптоп лежит на середине кровати.

Я нашла своего мужчину в кабинете, с широко расставленными ногами и скрещенными руками, смотрящим вдаль. Город раскинулся перед его взором. С его окна в Кроссфайре или в его квартире открывался отнюдь не вид на горизонт, а что-то более преимущественное. Что-то более приземленное и непосредственное. Связь с городом, которая было почти что интимной.

- Я не разделяю твое беспокойство, - он проговорил оживленно в микрофон возле уха, - я осведомлен о риске… Прекрати говорить. Эта тема не для обсуждения. Составь соглашение как обусловлено.

Услышав стальные нотки в его голосе, я поспешила убраться прочь. Все еще не была уверена насчет содержимого бутылки, но предполагала, что это были витамины и какой-то сорт ликера. Клин клином вышибают. Зелье согревало меня изнутри, и от него клонило в сон, поэтому я пошла на кухню, чтобы заварить кофе.

Восполнив кофеиновый недостаток, я устроилась на диване и решила проверить сообщения на телефоне. Я нахмурилась, когда обнаружила 3 пропущенных от отца, все до 8 утра в Калифорнии. Также дюжина пропущенных от мамы, но я вспомнила, что понедельник на носу и совсем скоро будет возможность все обсудить. И было сообщение от Кэрри, которое буквально кричало ПЕРЕЗВОНИ МНЕ!

Сначала я позвонила отцу, стараясь сделать маленький глоточек кофе перед тем, как он ответит мне.

- Ева. – тон, которым он произнес мое имя заставил меня насторожиться. Я выпрямилась.

- Пап… Все в порядке?

- Почему ты мне не сказала про Натана Баркера? – его голос был хриплым и полным боли. По коже пробежались мурашки.

Чёрт. Он знал. Мои руки начали трястись, я пролила горячий кофе на себя, но даже е почувствовала этого. Я была в панике от страдания в его голосе.

- Пап, я…

- Я не могу поверить, что ты не сказала мне. Или Моника. О боже… Она должна была сказать что-то. Сказать мне, – он тяжело вздохнул. – У меня есть право знать!

Печаль прожгла мою грудь, словно кислота. Мой отец – человек, чей самоконтроль соперничал с Гидеоновским – звучал так, как будто собирался расплакаться.

Я поставила чашку на стол, дыша быстро и прерывисто. Смерть Натана раскрыла все его юношеские «достижения», открывая ужас моего прошлого для всех, кто обладал знанием или средствами его достижения. Будучи полицейским, мой отец имел такие средства.

- Ты бы ничего не смог сделать, - сказала я в оцепенении. Телефон прозвенел, извещая о входящем звонке на другой линии, - ни до, ни после.

- Я мог бы быть рядом, я мог бы позаботиться о тебе.

- Папочка, ты сделал это. Ты познакомил меня с доктором Трэвисом, который изменил мою жизнь. Я действительно не могла ничего начать до этого знакомства. Не могу выразить, насколько мне это помогло.

Он простонал.

- Я должен был бороться с твоей матерью за тебя, ты должна была быть со мной.

- О боже, – мой желудок свернулся в узел. – Ты не можешь обвинять маму. Она долго не знала, что происходит. Но когда она узнала, она сделала все, что было в ее силах.

- Она не сказала мне! – он закричал, заставляя меня подпрыгнуть. – Она обязана была сказать мне, черт ее подери. И как это она не знала?! Должны были быть знаки… Как она могла не заметить? Господи. Я заметил, когда ты приехала в Калифорнию.

Я всхлипывала, пытаясь заглушить острое мучение. – Я попросила ее не говорить тебе. Заставила дать обещание.

- Это не то решение, которое ты имела право принимать, Ева. Ты была ребенком. Она лучше знала.

- Прости меня, – я рыдала. Настойчивый, безостановочный й звонок входящего вызова заставил меня потерять контроль. – Мне так жаль. Я просто не хотела, что Натан причинил боль людям, которых я люблю.

- Я приеду, что повидаться с тобой, – сказал папа хладнокровно. – Я прилечу ближайшим рейсом. Позвоню, как приземлюсь.

- Пап…

- Я люблю тебя, милая. Ты – все для меня. Он бросил трубку. Я была в шоке, это разбивало моё сердце вдребезги. Я понимала, что открывшийся ужас того, что произошло со мной, съест отца заживо, но я не знала, как бороться с этой темнотой.

Телефон начал вибрировать в моей руке, и я посмотрела на экран, но увидев имя мамы была не в состоянии решить, что делать дальше.

Ноги подкашивались, я встала и отбросила телефон на столик, как будто бы он обжигал мою руку. Я не могла с ней разговаривать. Я не хотела разговаривать ни с кем. Все, что мне нужно было – это Гидеон.

Спотыкаясь, я шла по залу, опираясь плечом о стену. По мере приближения к кабинету, я слышала его голос всё отчетливее, слезы заструились по щекам и шаги ускорились.

- Я ценю то, что ты думаешь обо мне, но нет, - он сказал медленно твердым голосом, совсем не тем, что я привыкла слышать ранее. Сейчас его голос был более нежным, манера разговора было более интимной. – Конечно, мы с тобой друзья. Ты знаешь почему… Я не могу дать тебе то, что ты от меня хочешь.

Я обошла угол, вошла в его кабинет и застала его за столом, голова была наклонена, он внимательно слушал. - Прекрати, – сказал он холодно. – Ты не можешь так поступить, Коринн.

- Гидеон, – я прошептала, сжимая дверной косяк так, что побелели костяшки.

Взглянув на меня, он резко вскочил. Хмурое выражение лица исчезло.

- Мне нужно идти, – он бросил наушник на стол. – Что случилось? Ты заболела?

Он поймал меня, когда я направилась к нему, отчаянно нуждаясь в нем. Он крепко схватил меня, заключая в объятия.

- Мой отец догадался обо всем.

Я прижалась лицом к его груди, мой разум наполнился эхом отцовской боли.

- Он знает.

Гидеон раскачивал меня в своих руках, убаюкивая. Его телефон зазвонил. Ругаясь себе под нос, он вышел из комнаты.

В коридоре я смогла услышать звонок моего собственного телефона, оставленного на столе.

Надоедливый звон двух телефонов одновременно заставлял нервничать.

- Скажи мне, если тебе понадобится телефон.

- Это мама. Я уверена, папа позвонил ей уже, и он так зол. Боже, Гидеон. Он опустошен.

- Я понимаю его чувства.

Он занес меня в гостевую спальню и пнул дверь, хлопнув ею за спиной. Положив меня на кровать, он схватил пульт и включил телевизор, уменьшая звук до момента, когда не стало слышно ничего. Затем он лег позади меня, крепко обняв. Я плакала до тех пор, пока не выплакала все слёзы, что были во мне.

- Скажи, что мне сделать, - спросил Гидеон, когда я притихла.

- Он приезжает сюда, в Нью-Йорк, - мой желудок завязался в узел при одной мысли об этом, - он попытается вылететь сегодня, я думаю.

- Когда будешь уверена, я поеду с тобой в аэропорт встретить его.

- Ты не можешь.

- Черта с два не могу, - сказал он без теплоты в голосе.

Я подставила свои губы и тихо вздохнула, когда он поцеловал меня.

- Я действительно должна поехать одна. Он страдает. Он не захочет, чтобы кто-то видел его в таком состоянии.

Гидеон кивнул: - Возьми мою машину.

- Которую?

- DB9 твоего нового соседа.

- М?

- Ты поймешь, когда увидишь.

Я не сомневалась. Какой бы она ни была, она будет быстрой и опасной – такой же, как и ее владелец.

- Я боюсь, - я замурчала, обвив ногами его бедра. Он был таким сильным и крепким. Я хотела запрыгнуть на него и никогда не отпускать.

Мои волосы струились сквозь его пальцы: - Чего?

- Отношения между мной и мамой уже испорчены. Если мои родители затеют разрыв отношений, я не хочу оказаться между ними. Я знаю, они не смогут спокойно с этим справиться – особенно мама. Они безумно влюблены друг в друга.

- Я этого не заметил.

- Ты и не видел их вместе. Обжечься можно! – я пояснила, одновременно вспоминая, что мы с Гидеоном были временно порознь на тот момент, когда я заметила химию между моими родителями.