«Известная исполнительница русских народных песен Лидия Русланова почти с первых дней войны разъезжает по частям героической Красной Армии, выступая перед бойцами. Она ездит с маленькой группой. Где только они не побывали! И на юге, и на юго-западе, и на севере! Они дали сотни концертов. Вот как проходил один из них. Лес. В лесу очень сыро. Маленький, разбитый снарядами домик. Совсем недалеко бой — артиллерийская подготовка. Осколки срезают сучья деревьев. Прямо на земле стоит Лидия Русланова. На ней яркий сарафан, на ногах лапти. На голове цветной платок. На шее бусы. Она поет. Ее окружают полторы сотни бойцов. Это пехотинцы. Они в маскировочных костюмах. На шее автоматы. Они только что вышли из боя и через полчаса должны снова идти в атаку.

Это концерт перед боем. Вот она кончила. Молодой боец подходит к ней и говорит: “Спасибо. Сердце оттаяло. Спойте еще”. И она поет. Поет широкую, чудесную песню “Вот мчится тройка удалая”. Но в разгар пения подана команда. Бойцы уходят в лес. Через минуту лес содрогается».

А вот воспоминания народного артиста СССР Анатолия Папанова: «Военный госпиталь. Коридор, заставленный кроватями. И громкий, словно пытающийся скрыть неуемную радость, голос

Лидии Руслановой: “Валенки, валенки...” Пластинку крутят несколько раз. Мы знаем, что ее ставят по просьбе оперируемого бойца. Ему надо ампутировать ногу, а анестезирующих средств у врачей нет. Он согласился на операцию без наркоза. Попросил только: “Поставьте мою любимую песню “Валенки”».

А однажды ей пришлось петь для одного-единственного слушателя.

— Приехали мы как-то в госпиталь, — рассказывала несколько позже Лидия Андреевна, — выступили в заставленном кроватями коридоре, а потом подходит ко мне врач и говорит: «В соседней палате отходит тяжело раненный разведчик. Его последнее желание — услышать вас голос. Спойте ему что-нибудь, потихоньку». Я тут же метнулась в палату. Смотрю, на подушке забинтованная голова молоденького парнишки. Одни глаза видны, чистые-чистые, голубые, но с нехорошей поволокой. Положила я его головенку себе на колени, дрожу вся, плачу, но пою. Тихонечко так, баюкаю солдатика и пою — про лес, про речку, про девицу-красавицу, которая ждет возлюбленного. Полночи так просидела. А потом пришел врач и велел отвезти парнишку в операционную. На мой вопросительный взгляд ответил: «Безнадежно. Но попробуем». «Выживет! — сказала я. — Обязательно выживет. Мне надо уезжать, но имейте в виду, что сердцем я буду рядом». И, что вы думаете, выжил мой парнишка! Выжил и вернулся в строй. Я даже письмо от него получила. И какое письмо: он писал, что выжил благодаря моим песням, и называл меня своей второй мамой.

А концерт у поверженного Рейхстага! Ведь это же историческое событие, забыть о котором ветераны не могли многие десятилетия спустя. Вот что писал один из них, Герой Советского Союза полковник Самсонов:

«Никогда не забуду весну 1945 года — весну нашей победы. Три дня шли бои за Рейхстаг. Во втором часу ночи 2 мая фашисты сложили оружие и стали пачками сдаваться в плен. Усталые, опаленные пороховым дымом, наши бойцы, многие из которых были ранены, получили возможность хотя бы отоспаться. И вдруг площадь зашевелилась!

— Вставайте, артисты приехали! — раздались голоса.

— Да ну их. Дайте хоть чуток поспать.

— Вставай, дурья башка. С ними Русланова!

— Русланова? Тогда подъем! Подъем, братцы, Русланову проспите!

Необыкновенный это был концерт. Город еще горит, все в отблесках пламени, а на ступеньках Рейхстага поет Лилия Русланова. Первый в поверженном Берлине концерт продолжался до поздней ночи.

А потом, как и многие фронтовики, Лидия Русланова оставила свой автограф на одной из колонн Рейхстага. Надо ли говорить, что она имела на это полное право»!

Так и хочется воскликнуть, что и на орден Отечественной войны Лидия Русланова тоже имела полное право! Но это — если следовать логике. Следователю Гришаеву было не до логики, перед ним стояла другая задача, поэтому он и задал самый главный вопрос, ради ответа на который, теперь в этом нет никаких сомнений, Лидию Андреевну арестовали.

— Кем вы были награждены?

— Награждена я была по приказу (имя в протоколе вымарано. —Б.С.), командовавшего в то время оккупационными войсками в (вымарано. — Б.С.).

Начиная с этого момента, все последующие протоколы носят весьма странный характер: все, что касается этого человека, тщательно закрашено черной тушью, правда, сделано это довольно неумело — оставили имя жены, забыли вымарать название должности, фамилии людей из его ближайшего окружения. Так я установил, что речь идет о Георгии Константиновиче Жукове.

Но кто посмел копаться в протоколах? Как это могло случиться? Ведь фальсификация такого рода документов — тягчайшее должностное преступление. На мой взгляд, объяснение лежит на поверхности. Для начала сопоставим даты.

Русланова арестована в 1948-м. Напомню, что еще в 1946-м у Жукова начался период самой настоящей опалы: из Москвы он был выслан и вплоть до 1953-го командовал то Одесским, то Уральским военным кругом. Но недругам Георгия Константиновича этого было мало, его хотели упрятать за решетку. Подбирались, как водится, с тыла: сначала арестовали кое-кого из его сослуживцев, а потом принялись за адъютантов и друзей. Попал в эту сеть и муж Лидии Андреевны генерал-лейтенант Крюков. На одном из допросов он упомянул о том злосчастном награждении — и машина завертелась. Такого шанса враги маршала Жукова упустить не могли! Ну а то, что пришлось арестовать Русланову, — это пустяки. Тогда всерьез считали: был бы человек, а статья найдется.

Но Жуков бериевцам не дался! В 1955-м, когда он стал министром обороны, чиновники с Лубянки изрядно струсили. Зная крутой нрав Георгия Константиновича, они поняли, что им не сносить головы, так как при первой же проверке будет установлено, что дело состряпано не столько против Руслановой, сколько против Жукова. Потому-то они и замазали тушью все, что касается легендарного полководца.

Все это будет потом, в середине пятидесятых, а пока что следователь тянул жилы из Лидии Андреевны.

— В каких взаимоотношениях вы находились с Жуковым?

— Мы были хорошими знакомыми. А с мужем они старые сослуживцы: когда Жуков в Белоруссии командовал дивизией, Крюков у него был командиром полка. Мы неоднократно бывали друг у друга в гостях, дружили семьями.

— Теперь, может быть, скажете правду, за что Жуков наградил вас орденом?

— Я точно не знаю. Насколько мне помнится, за культурное обслуживание воинских частей и за то, что на мои деньги были построены две батареи «катюш».

— Во время войны многие отчисляли средства на вооружение Красной Армии, однако орденами их за это не награждали.

— Это верно. Справедливости ради должна сказать, что если бы я не была женой Крюкова и не была лично знакома с Жуковым, то вряд ли меня бы наградили орденом. А получила я его во время празднования годовщины со дня организации корпуса, которым командовал мой муж: меня пригласили на трибуну и объявили, что по приказу Жукова я награждена орденом Отечественной войны 1-й степени.

— Почему ваше награждение было приурочено к годовщине со дня организации корпуса?

— Как я поняла со слов Крюкова, решение наградить меня у Жукова возникло неожиданно. Когда маршал увидел проходившую мимо трибуны батарею «катюш», построенную на мои средства, он спросил, награждена ли я каким-нибудь орденом. Когда ему ответили, что я никаких наград не имею, Жуков распорядился меня наградить. Здесь же был отпечатан приказ — и я получила орден. Откровенно говоря, мне было как-то неловко, что я получила орден не обычным порядком, а как-то по-семейному.

По поводу этого ордена было изведено немало чернил, но суть дела проще простого. В деле Руслановой есть приказ № 109/Н от 24 августа 1945 года, подписанный Жуковым и Телегиным, в котором написано черным по белому: «За успешное выполнение заданий Командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество, за активную личную помощь в деле вооружения Красной Армии новейшими техническими средствами — награждаю орденом Отечественной войны 1-й степени Русланову Лидию Андреевну».