Мы очнулись в лесу, находившемся в трех днях пути от Горы. Все выходившие в поход были целы и невредимы, равно как и наши лошади и сенгиды. Больше ничего не оставалось, как повернуть назад.

– Вскоре был созван Совет Восьми Народов, – проговорил Нару. Кара согласно кивнула.

– Да, в нашей истории сохранилось его описание! – подтвердил Рауда. – Собравшиеся большинством голосов решили, что пора освободиться из-под власти Горы и маори. Попросту говоря, не иметь с ними больше никаких дел, так как их влияние было сильно, но ничем не оправдано.

– Не в обиду будет сказано, король Рауда, – отвечала Эмун. – Но ваши историки лишь описали это в приличествующем для людского рода свете. То же касается и других народов. Лучники, птицелюды, наги, жуны, вазашки, люди, карлики и муспельхи прислали по пять представителей. Совет продолжался три месяца. За это время были сделаны еще две попытки подойти к Горе, но они окончились безуспешно. Существо в маске больше не являлось, но воздух стоял стеной и никого не пропускал.

Огима-Гирмэн и, в то время глава одного из отрядов птицелюдов, Кара настаивали на предложении собрать объединенное войско, включив в него мощнейших медиумов от всех народов, и идти на Гору, силой, мечом и забытой магией выясняя случившееся. Не может, говорили они, на одну силу не найтись другая, более мощная. Нет над нами никаких сил, кроме Демиургов, которые могут нам помешать. Но остальные народы были более осторожны во мнениях. Многие уже толком не помнили о необходимости общения с земным миром, да и сама Гора стала скорее местом мистических поклонений, нежели центром мира. Большинство настаивало на том, что пора обустраивать свою страну вне зависимости от старых верований и, наконец, начать жить в полной независимости от маори.

На последнем Совете из сорока представителей лишь семеро высказались за то, чтобы продолжать искать способы подхода к Горе. Было высказано предположение, что маори просто погибли от старости, и, когда спадет энергетика, появившаяся после их смерти, Гора превратится в огромное нагромождение камней, а вокруг нее, возможно, однажды зазеленеют поля, и крестьяне будут отдыхать в зной в ее каменных прохладных лабиринтах. На этом Совет распустили.

Эмун умолкла, переводя дух.

– Я был уверен, что это начало конца, – продолжил Гирмэн. – Я искал медиумов, которые могли говорить с Землей, но они оказались совершенно выжившими из ума – так сильно действовали их способности. Я призвал птицелюдов и лучников – тех, кто был заодно со мной на Совете. Мы отправились к Горе вчетвером – я, королева Эмун, отважный птицелюд Рава и страж Меджед-Арэнк. Мы подошли к Горе и обнажили оружие, а я выкрикнул старинные слова вызова. Воздух поплотнел еще более. И вновь явился назвавший себя посланником. Новая силовая волна пошла от его пальцев.

И снова подхватила Эмун:

– Нас отбросило назад, но Огима-Гирмэн устоял, приняв волну на свой заклятый змеиным ядом меч. Затем он пошел на посланника с обнаженным мечом, и мы стали свидетелями одного из величайших поединков за всю историю Халлетлова, – тут Эмун слегка поклонилась в сторону нагов. – В руке посланник держал черный меч. На вид он был схож с обсидиановым, но, с размаху встретив сталь, остался цел, тогда как обсидиан разлетелся бы на куски. Удары сыпались один за другим. Гирмэн отсек руку жреца, державшую меч, а в следующий миг рассек его самого снизу вверх, погрузив клинок в тело почти на треть. Жрец упал на колени, из его раны бил вверх поток силы, он поднял руку и из его пальцев вылетели в разных направлениях черные струи. Одну из них Гирмэн сумел отбить, остальные же прошили его насквозь, и Вождь упал рядом со жрецом, сжимая в руке меч.

Тут мы почувствовали, что воздух теряет свою плотность, вновь становится легким и невесомым. Мы бегом помчались к месту поединка. Земля вокруг покрылась черной копотью. От жреца осталось только его бесформенное скомканное одеяние и медная маска, совершенно ничего не выражающая. Первый Вождь был мертв.

– У меня имелись все мыслимые снадобья, которые возвращали к жизни умирающих, – подтвердил Арэнкин. – Но все было бесполезно. Сердце Вождя остановилось, и виной тому стала неведомая нам сила.

– Я и Рава устремились к Горе, – сказала Эмун. – И каково же было наше страдание, когда мы решили, что смерть Вождя нагов оказалась бесполезной. Гора оставалась мертва. Не было ни следа маори, а входы оказались замурованы все тем же тяжелым воздухом. Многие попытки подойти к Горе в будущем заканчивались провалом. Тех, кто решался, начинали терзать приступы неизвестных болезней и судороги, и заканчивалось это, лишь когда несчастные отходили на достаточное расстояние от ставшего злополучным места. Вскоре на приближение к Горе был наложен полный запрет, который соблюдается и поныне. Мы отослали печальную весть с коршуном, и навстречу нам вышел отряд нагов, чтобы достойно препроводить Первого Вождя на Север. Дальнейшие заслуги принадлежат Меджед-Арэнку, и пусть он расскажет о последовавших событиях.

– Первого Вождя должны были похоронить в скалах и засыпать его гробницу камнями, – заговорил Арэнкин. – Но прежде, в течение трех дней тело его лежало на центральном жертвеннике, где ему могли воздать последние почести горячо преданные наги. Единственным, кто не стал этого делать, был я. Я знал о памяти Предков, и мне казалось, что еще не все потеряно, будто я когда-то что-то слышал… Вы знаете, как умирают наги. Но ничего подобного с телом вождя не происходило. Я знал о том, что сильные медиумы могут погружаться в сон, удивительно схожий со смертью.

Лекари обследовали тело и не обнаружили на нем ни ранений, ни других повреждений. Я был еще очень молод, но уже стал главой пограничного отряда и явился на Круг нагов, состоявшийся на второй день, где назначали день избрания нового вождя. Я изложил свою просьбу – не хоронить вождя, как велят традиции, не засыпать его камнями, а положить тело в каменной нише с доступом воздуха. Я был уверен, что мы имеем дело с неведомыми силами. Это вызвало долгие споры на Круге, но, наконец, большинство приняло мою сторону. На следующий день прошла торжественная церемония похорон. Едва мы внесли тело вождя, как в нишу вползли три змеи и свернулись в клубки около его головы. Север погрузился в глубокий траур. Я же собрал свой отряд и велел ежедневно нести стражу в гробнице, следить за ее чистотой и боеспособностью положенного с вождем оружия.

Стража сменялась раз в две недели. Шли дни, месяцы, годы… Облик Вождя не менялся, не касались его следы разложения. Каждый день воины отгоняли ползучих тварей, только приползающих змей я велел не трогать. Я же изучал все книги, какие только мог найти, искал в городах медиумов. И, постепенно, понял, что нужно делать.

Однажды, облетая с дозором границы, я навестил одну из придорожных таверен. Отправив моего сенгида искать свежую дичь, я вошел и попросил вина. В таверне находилось несколько бродячих торговцев и банда карликов. Мне не было до них дела. Но когда я получил свое вино и сел за стол, мое внимание привлекли споры между людьми. Они обсуждали товар одного из них, представлявший собой груду разномастных камней.

"Это камни с Великой Горы! – кричал торговец, размахивая руками. – Они стоят по сто лунных камней за каждый, и пусть меня съедят крысы, если я не занизил цену!".

Я подошел к ним рассмотреть эти камни. Люди притихли.

"Когда ты их собрал?" – спросил я.

"Они перешли мне по наследству, господин, – отвечал торговец. – Хранились у моего деда, и у его деда тоже. Увы, наш род разорен, и мне ничего не остается, как…"

"Чем ты докажешь, что эти камни оттуда?" – прервал я его.