Сталин решительно осудил тех, кто заявлял «на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что «лень» и стремление «сидеть на печке» являются чуть ли не национальной чертой русских». Стремление Сталина восстановить порванные революцией исторические традиции России и осуществленный им поворот от задач мировой революции к решению национальных задач вызывало возмущение озападненных марксистов. Нежелание помогать «пролетарским» партиям других стран в развязывании мировой революции, отказ от разрушения «семейного очага», являвшегося, по мысли Троцкого, «архаическим, затхлым, прогнившим институтом», пересмотр нигилистического отношения к дореволюционной истории, возрождение в стране многих досоветских культурных традиций, прекращение гонений на православную церковь, разрешение колхозникам иметь небольшие приусадебные участки, — все это вызывало негодование у Троцкого который видел в этих действиях Сталина измену принципам марксизма. Прибывший же нелегально в Россию в 1927 году русский националист В. Шульгин констатировал, что действия большевистского правительства во многом отвечают тому, о чем мечтали в годы Гражданской войны сторонники реформированной монархии. Он уверял, что «белое дело» прорастает через «красную власть». Получалось, что не столько страна находилась в плену у большевиков, сколько марксистская партия стала пленником самых различных сил российского общества.
В то же время никак нельзя утверждать, что «красная власть» была лишь проводником «белой» идеи. Поражение «белых» было в значительной степени предопределено тем, что они не сумели разрешить многие из насущных проблем, стоявших перед страной. Обвиняя коммунистов в измене национальным интересам, проявившейся в подписании Брест-Литовского договора, «белые» упускали из виду то обстоятельство, что они не сумели добиться прекращения войны, давно превратившейся в уничтожение, русских невооруженных солдат. Многие солдаты игнорировали обвинения «белых» в адрес большевиков относительно их прогерманской подрывной деятельности, потому что лишь заключение мира с Германией давало 15 миллионам солдат возможность выжить.
«Белые» не сумели подойти к решению острейшего вопроса о землепользовании, в то время как принятый большевиками на второй же день после захвата ими власти Декрет о земле дал ответ на вековую проблему русского крестьянства. Напротив, действия «белых» генералов по реставрации помещичьего землевладения в занятых ими областях лишь отталкивали от них крестьян.
Несмотря на то, что, взяв власть, коммунисты установили диктатуру, подавляя «белых», народ неоднократно поддерживал их самые жестокие действия по наведению порядка, обеспечить который не сумели «белые» правительства. Особенно были популярными крутые меры в борьбе против разгула преступности, начавшегося после освобождения уголовников министром юстиции Керенским.
Переход к новой экономической политике и действенные меры Советского правительства по восстановлению народного Хозяйства убеждали многих в способности коммунистов решать общенациональные задачи. Многие в стране с энтузиазмом восприняли идеи создания нового общества и искренне верили словам гимна Советской страны «Интернационала»: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!»
Хотя многие действия Советского правительства диктовались требованиями конкретной ситуации, а не теоретическими соображениями, Ленин и другие руководители РКП(б) имели основания утверждать, что они впервые на практике воплотили в жизнь многие принципы марксистской теории. Отвергая обвинения западных марксистов в отказе от социалистической теории, Ленин особо обращал внимание нате шаги, которые были предприняты по ликвидации социальной и классовой иерархии, сокращению разрыва в уровне потребления между различными слоями общества, удовлетворению наиболее насущных потребностей всего населения. Создание бесплатной системы здравоохранения и бесплатного школьного обучения, широкие меры по ликвидации неграмотности явились практическими шагами в создании важнейших условий равенства для всех в физическом и умственном развитий.
В то же время очевидно, что ряд важнейших положений марксистской теории удалось воплотить впервые лишь в России, хотя это и не отвечало представлениям Маркса и Энгельса о том, где начнется социалистическое преобразование мира. Лишь в стране, где фактически не существовало барьера между цивилизованными и нецивилизованными народами, где было ограничено господство товарно-денежных отношений, где многовековые традиции общественной сплоченности во имя единой цели ослабляли сословные рубежи, можно было приступить к построению общества классового, социального и национального равноправия.
Ликвидация социальных барьеров и меры по устранению разрыва в уровне развития между отсталой национальной периферией в Азии и остальным населением России доказывала верность коммунистов принципу пролетарского интернационализма и помогала развивать те отношения, которые сложились в российской Арктиде. Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», ставший официальным девизом страны Советов, казался не только призывом к грядущей мировой революции, но и принципом, определяющим отношения между всеми народами мира, что также отвечало глубокой культурной традиции народов России.
В то же время революционные выступления в Западной Европе привели лишь к временным победам коммунистов и левых социалистов в Венгрии и Баварии. Мировая пролетарская революция в капиталистических странах, ожидавшаяся многими марксистами мира, не состоялась.
Одновременно капиталистические страны предпринимали усилия для того, чтобы изолировать Советскую Россию. Под руководством Клемансо Франция, которая со времен маркиза де Кюстена стремилась отделить Россию от остальной Европы, предприняла усилия по созданию «санитарного кордона» из бывших земель России — Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, а также Румынии, захватившей Бессарабию. Эта политика отвечала и интересам Англии. Сразу же после свержения самодержавия в 1917 году министр иностранных дел Великобритании Бальфур заявил на заседании правительства: «Если вы сделаете абсолютно Независимую Польшу… вы отрежете Россию от Запада. Россия перестанет быть фактором в политике Запада, или почти перестанет». Позже, объясняя, почему английское правительство не помогает антибольшевистским силам объединиться, премьер-министр Ллойд Джордж заявил в палате общин о «несовместимости» создания сильной России с интересами Великобритании. Ллойд Джордж при этом сослался на премьер-министра Дизраэли, который утверждал, что «огромная, гигантская, колоссальная, растущая Россия, подобно леднику, неумолимо движущаяся в сторону Персии и к границам Афганистана и Индии, представляет для Британской империи величайшую угрозу, какую только можно себе представить».
Некоторые руководители великой океанской державы считали, что положение в России нельзя пускать на самотек и не следует ограничиваться изоляцией нашей страны. Уинстон Черчилль полагал, что столкновение России с Германией позволит направить силы континентальной Западной Европы в восточном направлении и одновременно надолго, ослабить великую державу Евразии. Вечером 11 ноября 1918 года, когда народ Англии вместе со своими союзниками праздновал победу над Германией, Черчилль пришел в выводу, что «подчинить своей власти бывшую русскую империю — это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики… Покорить Россию… мы можем, лишь с помощью Германии».
Эта же идея была развита Александром Гельфандом (Парвусом) в 1922 году в брошюре, в которой он изложил план германской экспансии против России. Вскоре идеи Черчилля и Парвуса были взяты на вооружение быстро растущей национал-социалистической партией Гитлера. Фактически тень грядущего нашествия с Запада нависла над нашей страной уже с начала 1920-х годов.
В 1921 году один из лидеров Советской страны Лев Каменев признавал: «Наши предположения о быстрой помощи, которая могла бы прийти к нам из Западной Европы в вице мировой революции, по крайней мере, в одной или двух капиталистических стран, не осуществляются с той быстротой, которая была бы желательна и которая чрезвычайно быстро облегчила бы нашу задачу… Мы находимся в таком периоде, когда можно ожидать с часу на час, что старая законченная империалистическая бойня породит как свое естественное продолжение какую-нибудь новую, еще более чудовищную, еще более гибельную империалистическую войну».