Замолчала Пиркко-птичка, позволяя кёнигу самому додумать.

Янгхаар Каапо горд.

Не простит того, что с ним сотворили.

Новой мести жаждать будет. И пожелает вернуть былую силу, но ни один лекарь не способен помочь тому существу, которое видел Вилхо в подземельях.

- Отпусти его, - в третий раз повторила Пиркко. - И он сам приведет тебя к Печати.

Она была умна, маленькая птичка.

- Мой брат, Талли, хороший охотник, - она положила голову на колени мужа, и Вилхо нежно коснулся темных волос. - Он проследит, куда отправится Янгхаар Каапо. А за братом последуют люди отца...

И Печать Полоза обретет законного хозяина.

А Вилхо станет здоров.

Это ли не справедливо?

Янгхаар больше не знал, жив ли он.

Боль.

...и зеленая трава.

Боль.

...синее-синее небо. Жаворонок падает, словно камень.

Снова боль и ничего, кроме боли, даже там, на иной стороне мира...

- Где?

Спекшиеся намертво губы, которые не пропустят слова, хотя Янгхаар сказал бы... уже сказал бы, только пусть оставят его, позволят просто умереть.

И стыдно за слабость.

- Танцуй... - Хазмат с копьем сам выплясывает у столба, он обнажен, и сухое тело его покрыто множеством шрамов.

- Это мои шрамы!

Хазмат хохочет и, направляя острие в грудь Янгара, повторяет:

- Танцуй!

- Где Печать? - голос Ерхо Ину пробивается в видение. И черная плеть змеей обвивает шею, где не осталось ни клочка целой кожи. - Отвечай, змееныш...

И плеть сползает по груди, разрастается, превращаясь в Великого Полоза. Стыдно смотреть ему в глаза, но Янгар не способен отвернуться. И Полоз обвивает правнука.

В коконе тепло.

Надежно.

И раздвоенный язык касается щеки Янгара.

- Я жив, - получается сказать, пусть бы два эти слова и забирают остаток сил.

- Ты жив, - отвечает ему змеедева.

Ее косы паутиной рассыпаются по траве. Пойманные ромашки наливаются золотом, меняются сами травы, и вот уже нет неба, но есть выложенный синим камнем потолок пещеры.

- Потерпи, малыш. Скоро все закончится.

- И я останусь здесь?

С ней можно говорить. И боли почти нет. Только слепят глаза алмазные чешуйки змеедевы.

- Нет, - качает она головой. - Тебе еще рано.

- Я не хочу возвращаться...

...сияют камни на перстнях, которые слишком тяжелы для тонких пальцев матери. Она же снимает с полки очередной ларец, каменный, с высокой крышкой, на которой свернулся кольцом змей. Мама прикасается к нему с опаской.

- Что выбрать? - она садит Янгара на колени, и он, зачарованный драгоценными россыпями, пытается считать камни.

Умеет до десяти.

И дважды до десяти... и потом устал загибать пальцы. Но что-то важное ускользает из памяти. И Янгар задирает голову, силясь рассмотреть мамино лицо. Вот только взгляд останавливается на красном пятне.

- Ты платье вымазала, - говорит Янгар, трогая его.

Липкое. И пахнет нехорошо.

- Ничего, дорогой, мне уже не больно...

Он вдруг вспоминает и, спохватившись, что уже поздно, даже понимая, что уже поздно, спешит сказать:

- Я спасу тебя.

- Не потеряй, - качает головой мама, вкладывая в ладонь камень, не драгоценный, но темно-зеленый, с золотыми искорками и дырочкой, сквозь которую видно солнце.

- Я спасу тебя...

...где?

У боли тоже есть порог.

И за ним Янгара не станет. Его подводят к этому порогу, но уйти не позволяют. Держат на краю.

- Не спеши, малыш... - новый голос, но такой знакомый, родной. - Выпей... вот так, малыш, глотай. Осторожно.

Горькое.

И травяное, со знакомым кисловатым послевкусием.

- Потерпи, уже все закончилось.

Неправда!

- Тихо-тихо... я тебе не враг.

Янгар помнит.

Друг.

Толстый каам с обрезанным именем, которое дают изгнанникам. Но он сам ушел, пытаясь понять, кем же является. И просил забыть о мести. Янгар не послушал.

- Просто поспи, ладно? Попытайся хотя бы...

Сон от трав тягучий. Сквозь него Янгхаар слышит звуки. Скрип колес. И лошадиное ржание. Голоса... больше не задают вопросов.

Качает.

Колыбель выстлана мягким мехом. От него тоже пахнет травами. Мех порой раскрывают и тогда возвращается боль. С нею приходит Кейсо. Он уговаривал потерпеть. И наново сдирал кожу...

...повязки.

Они прилипали к ранам, которых было слишком много, чтобы они могли зарасти сами.

Было тяжело.

Дышать.

Пить.

Глотать густой, вываренный бульон, которым Кейсо отпаивал с ложечки, как младенца. Даже просто находиться в сознании сколь бы то ни было долго, оказалось непосильным почти делом.

Боль заглушала все.

И травы Кейсо помогали слабо.

А потом, когда Янгар почти смирился с тем, что так будет всегда, к нему прикоснулись другие руки. Они были холодны.

И такой родной голос произнес:

- Не уходи. Пожалуйста.

Глава 36. Нити судьбы

Я знала, что люди жестоки. И что порой жестокость их лишена всяческого смысла, но это...

...их я увидела издали.

Белое поле, лиловые тени, словно кружевная шаль.

Кромка леса. Ели. Осины, чьи ветки украшают ледяные ожерелья. И весеннее, все еще робкое солнце, забравшееся высоко.

Дорога.

Серая полоса где-то у самого горизонта.

Я смотрю на нее до рези в глазах. Какой уже день я выхожу сюда и, присев на вывернутую осину, жду... с каждым днем ждать все сложней.

И голосок сомнений шепчет, что, верно, Янгар уже не вернется. Да и зачем ему? Он нашел себе другую женщину, красивую и... живую.

А я?

Я вот сижу, глажу обындевевший ствол, не ощущая ни холода, ни боли, пусть бы ледяное крошево и расцарапало ладонь. Мои руки грубы, а ногти желтеют. Лицо перечеркнуто шрамом, а на плечах проклятьем лежит медвежья шкура.

Сумею ли избавиться от нее?

Осталось не так долго, но... кем я стану после?

И все же я приходила на окраину леса, садилась и ждала...

...дождалась.

Лошадка брела, проваливаясь в сугробы по самое брюхо. Она была невысока и лохмата. В гриве ее застряли колючки репейника, а гнедую шкуру украшали шрамы. Грязный хомут был слишком велик для нее, а массивные дровни и вовсе казались неподъемными. И все же лошадка брела.

Тащила.

И человек, который шел рядом, марая белизну поля цепочкой свежих следов, придерживался рукой за оглоблю.

Его я узнала сразу, пусть и был он облачен не в шелковый халат, а в косматый овечий тулуп. Правда он был подпоясан широким алым поясом, а лысую голову прикрывала высокая кунья шапка, лихо заломленная на левое ухо. Кейсо ступал легко, будто бы и не было сугробов. И лошадку, когда та останавливалась, тянул вперед.

- Эй, - завидев меня, Кейсо остановился. - Госпожа медведица, покажись.

Я вышла из тени.

Не к нему, но к тому, кто лежал на дровнях, укутанный в меховые одеяла.

Бежала?

Летела по снегу. А он, цепляясь за длинный мех моей шкуры, делал ее невыносимо тяжелой, словно тянул обратно, в лес.

- Помоги, - попросил Кейсо, отступая. И лошадка, вдохнув звериный мой запах, попятилась. И была остановлена твердой рукой. - Если можешь, помоги ему. Пожалуйста.

Как?

Я вглядывалась в такое родное лицо и кусала губы, пытаясь не расплакаться.

Кто сделал это?

И за что?

- Он сильный мальчик, - теплая рука Кейсо нашла мою ладонь. - Он выкарабкается. Нужно только помочь немного...

...его сердце стучало медленно, тяжело.

И запах крови, свежей и старой, пропитавшей повязки, дурманил.

Я сглотнула слюну.

- Нам некуда больше идти, - Кейсо пытался поймать мой взгляд. - У него столько врагов, что... добьют.

...и я не друг.

Я хийси-оборотень, нежить.

И солнце слепит мне глаза, а в голове одна-единственная мысль: Янгхаар Каапо все равно умирает. И смерть его мучительна. Разве не милосердно было бы отпустить его.

Я сумею убить быстро.