И боги снизошли до просьбы. Лекарь переступил через Янгу.
Хозяин появился позже, не прежний, но новый. Его лицо проступило сквозь полог боли. Крючковатый нос. Впавшие щеки. И усы, которые Хазмат имел привычку подкрашивать хной. Тогда Янгу не знал имени, но зачарованно уставился на эти усы, длинные, заплетенные в косы, чем-то похожие на плети... плети Хазмат очень даже жаловал.
- Живой? - он раздвинул веки. - Живой... хорошо. Держи.
На грудь упала монета, шестигранный дирхем с дыркой в центре.
Дирхем - это много. Две лепешки с мясом и еще кувшин воды... или дрянного кислого вина, которое иногда приносили в загон.
- Это твоя нынешняя цена, - сказал Хазмат и вложил монету в руку. - Но года не пройдет, и ты будешь стоить в сто раз больше. Если выживешь.
Янгу выжил.
Спустя год его цена и вправду достигла ста дирхем... через два - выросла в десятеро... через пять сам хатами-паша предлагал цену в серебре по живому весу... а через шесть у Янгу получилось убить хозяина и сбежать.
Год ушел на то, чтобы добраться до Севера.
Десять - чтобы стать тем, кем он является сейчас.
И разве это - не достойный повод для гордости? Золотые рода кичатся своими корнями, забывая, что любое родовое древо начиналось с одного человека. И сегодня Янгхаар посадит собственное.
Поднявшись с холодного ложа, он коснулся старых шрамов, которые ощущались сквозь слой краски. Нет больше мальчишки Янгу, появившегося на свет в рабском загоне.
Нет Янгара Северянина, цепного пса Хазмата-хаши.
Нет даже Янгара Черного, верного меча и правой руки Вилхо.
- Что из этого ты оставишь... - голос доносится издали. Но выбор сделан давным-давно: жена Янгара достойна всего самого лучшего. Говорят, что у Пиркко-птички глаза синие, яркие. И Янгар приготовил для нее сапфир размером с кулак младенца.
Но сейчас камень гляделся тусклым, невзрачным.
Недостойный подарок.
А вот дирхем на веревочке - дело иное. И Янгар забрал монету.
Уже не Янгар, но безымянный мужчина, рожденный во тьме.
...а женщина спала, свернувшись калачиком. И Янгар подошел к ней, страшась до срока потревожить этот сладкий сон.
Сколько раз представлял он себе Пиркко-птичку, гадая, и вправду ли она столь хороша, как о том говорят... и вот она.
Ее кожу покрывает слой краски. Узоры сложны, и Янгар позволяет себе любоваться ими. Присев рядом, он проводит вдоль желтой линии, не прикасаясь к коже.
Его невеста юна.
И стройна, как молодая осина.
Даже во сне она прикрывает ладонями грудь, словно смущается его взгляда.
Бедра округлы, а ноги сильны, и Янгар нежно касается розовой ступни...
Глава 8. Связанные нити
Всполохи огня скользили по стенам. Алый гранит. Черный обсидиан. Золотые жилы, словно швы. Светильники из бронзы. Живое пламя, отраженное в чаше бассейна. Шелковая гладь воды, расшитая живым подземным жемчугом. Каменное ложе и груды мехов.
Я лежу, разглядываю потолок. В белых слюдяных наплывах мне видятся застывшие лица.
Наблюдатели?
Или те, кто дерзнул некогда оскорбить богиню, и остался в ее подземельях навек. Страшная участь.
Я лежу. Сжимаю в кулаке зеленый камушек, кляня себя за глупость. Следовало взять цепочку, или перстень, или что угодно, но из украшений, достойных Янгара Черного.
Время шло. Медленное, вязкое, в разбавленной пламенем темноте.
Я сама не заметила, как задремала. И разбудила меня прикосновение.
- Тише, - чьи-то сухие губы царапнули щеку. - Не бойся.
Чьи-то пальцы расплели косы. Чья-то рука легла на мой живот, не позволяя отстраниться. И сама я опиралась на кого-то большого, горячего.
- Я не причиню тебе вреда, - пообещал Черный Янгар. Впрочем, здесь и сейчас он не был Клинком Ветра, но лишь мужчиной, который желал связать свою судьбу с женщиной.
Остальное для слепой Кеннике не имело значения.
Но я... я должна была сказать правду.
Кому?
Для чего?
Уже сплетаются нити наших жизней. И если так, то...
...нехорошо новый дом на лжи строить.
...но не выйдет ли так, что правда меня же ранит?
...я скажу.
Правду.
Вот сейчас повернусь к нему и скажу.
- Посмотри на меня, пожалуйста, - пальцы Янгара гладили шею, стирая охряных змей. Он не приказывал - просил, и я подчинилась.
Не сказала.
Хотела ведь, но... не нашла правильных слов.
Черный Янгар и вправду был черен. В первый миг я не поняла, что виной тому - краска, покрывающая его лицо, ею и грудь. От нижней губы начиналась алая полоса, которая дважды обвивала шею, и спускалась на плечи Янгара, где расцветали желтые спирали.
- Обычай, - сказал он, словно извиняясь.
Черный - цвет Пехто, хозяина подземного мира. И это верно: многих отправил Янгар к берегам Черноречки.
Алый - цвет Маркку, владетеля битвы. И это тоже верно: все знают, что нет воина искуснее, нежели Янгар.
Желтый... Ламиике?
Светлокосая прекрасноликая дева распростерла над Янгаром соломенные крылья? У него и сердца-то нет... говорят.
Я разглядывала его жадно и, пожалуй, впервые не стеснялась своего любопытства.
Не похож на отца.
И на братьев.
И на того конюха, который с бородой и лукавыми глазами...
Янгхаар Каапо невысок и жилист. Черты лица его остры, и краска не сгладила их резкости. Высокие скулы. И нос крупный, клювом, вот только ломан был не единожды, и оттого переносица стала кривой, как заячья тропа. Рот широкий, а губы по-женски пухлые, мягкие. И тянет потрогать, проверить, вправду ли они таковы, как я вижу.
Наверное, мне должно быть стыдно...
...наверное, следует скромность проявить...
...наверное...
Я взглядом за взгляд зацепилась.
В нем бездна спрятана.
И она точно так же, жадно, разглядывает меня.
- Ламиике, - Янгар проводит ладонью по моему животу, стирая рисунок. Но краски не смешиваются. Желтого и вправду много, но Ламиике покровительствует всем женщинам.
- И Небесный кузнец, - на пальцах Янгара есть рыжие искры. - В тебе скрыт огонь...
Он улыбается, и пусть рисованная маска его лица искажается от этой улыбки, я улыбаюсь в ответ. Огонь? Во мне? Разве что тот, который разводят в камине. За свою жизнь я растопила сотни каминов, может, тем самым и привлекла Кузнеца?
Но пугает меня другое. Третий цвет, не названный Янгаром. Он и кулак сжал, не желая показывать мне синие пятна.
Акку.
Беззаконная ночь. И серп, которым снимают жизни. Грозная жница... почему она?
- Это просто обычай, - повторяет Янгар, стирая рисунок.
Он поднимается первым и, протянув руку, говорит:
- Идем.
Широкую ладонь перечеркивает шрам. Старый. Белый, вздувшийся, он походит на червя, залегшего под кожей. И я не без дрожи касаюсь этого шрама. А Янгар вдруг перехватывает мои пальцы.
- Такие тонкие, - с удивлением произносит он и, приблизив руку к губам, целует.
Скажи, Аану.
Не медли.
Не могу.
- Как мне тебя назвать? - он проводит моими пальцами по своему подбородку, щеке и вновь по губам, и алая краска мешается с черной. - Ты маленькая... и славная... и нежная... но твой отец...
...отдал меня ему. Даже не отдал, бросил, как бросают кость собаке. А ведь Ерхо Ину и вправду считает Янгара псом, не раз ведь говорил об этом.
А я, выходит, кость.
- Налле... Налле, - он пробовал имя на вкус, и руку не отпускал. - Медвежонок. Маленький мой медвежонок... Тебе нравится?
У меня никогда не спрашивали, что мне нравится... и я не знаю, как принято отвечать.
- Пожалуй...
Еще один обычай.
Еще один подарок, который я принимаю с благодарностью.
Медвежонок... смешно.
Отец пришел бы в ярость, ведь на гербе Ину - вставший на дыбы медведь. А Янгар... он не хотел посмеяться над древним родом, привязав меня к его истокам через имя. Он просто сказал то, что думал.
Откуда я знаю?
Просто знаю. Он что-то делал со мной. Этими прикосновениями, ласковыми, нежными - до сегодняшнего дня ни один человек не прикасался ко мне вот так. Словами. Тоном. Самой своей близостью, которая больше не пугала.