Послание было готово 20 июня, опубликовать его предстояло в середине сентября. А 4 июля Френо напечатал передовицу, разоблачающую планы Гамильтона превратить республику в неограниченную наследственную монархию. Отныне президенту каждый день клали на крыльцо три экземпляра «Национальной газеты».

Возмущенный Вашингтон уехал в Маунт-Вернон и пригласил туда Джефферсона, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Он уже чувствовал, что ему не отвертеться от нового срока. Тобайас Лир, посланный им в Новую Англию, чтобы прозондировать общественное мнение, вернулся с твердым убеждением, что американцы не представляют на посту президента никого, кроме Вашингтона. Сам он тоже разговаривал с людьми по дороге в Маунт-Вернон. 29 июля он отправил конфиденциальное письмо Гамильтону: в целом население довольно и счастливо, однако у него имеются кое-какие претензии к правительству в плане финансовой и налоговой политики. Таких претензий набралось два десятка. Это его тревожит. Не мог бы Гамильтон ответить на его письмо как можно скорее?

Гамильтон сразу понял, что Вашингтон пересказывает ему слова Джефферсона, и перешел в контратаку. Сначала — артподготовка: «Газета Соединенных Штатов» выпустила несколько снарядов по «Национальной газете», проводнику взглядов Джефферсона, не забыв упомянуть и о том, что синекуру в Госдепартаменте мнимому переводчику Френо раздобыл Мэдисон. А 18 августа Вашингтон получил длинное письмо, в котором Гамильтон перечислял свои достижения и отстаивал свои взгляды.

Вашингтон страдал. Эта газетная война его доконает. Он-то мечтал, что Кабинет станет единой командой! Он умолял Гамильтона помириться с Джефферсоном, а Джефферсона — с Гамильтоном, ведь цель у них одна!

Политические баталии отвлекали его от хозяйственных забот, хотя дел в поместье было навалом. Занимаясь ими, Вашингтон отдыхал душой. В 1792 году в Маунт-Верноне появилось необычное гумно, где молотили пшеницу: лошади бегали по кругу, топча колосья, зерно проваливалось в щели между досками пола в ригу, находившуюся на нижнем этаже. Вашингтон также нанял изобретателя из Делавэра Оливера Эванса, который придумал способ автоматизировать работу мельницы с помощью механизмов и конвейерных лент. Жернова приводились в движение водяным колесом высотой в 16 футов; из ведер высыпалось зерно, перемалывалось в муку, которая охлаждалась, а потом упаковывалась в бочонки на вывоз. Всюду требовался хозяйский глаз, а здоровье Джорджа Огастина внушало всё больше опасений: он начал харкать кровью и с трудом мог передвигаться. С начала августа он перестал вставать с постели. Бедная Фанни была безутешна: трое малых детей останутся без отца! Харриет уехала из Маунт-Вернона во Фредериксберг, к тете Бетти.

Тогда же, в августе, французы присвоили Вашингтону, Гамильтону, Мэдисону и Томасу Пейну звание почетных граждан своей страны. Партия Джефферсона ликовала: казалось, их мечты о мировой демократической революции начинали осуществляться. Федералисты это мнение не разделяли. «Каждый народ имеет право идти к счастью собственным путем», — утверждал Гамильтон. Кровавый штурм дворца Тюильри в Париже 10 августа 1792 года не сулил ничего хорошего. Лафайет, отстраненный от командования и обвиненный в измене революции, бежал с двумя адъютантами в Голландию, намереваясь выехать оттуда в США. Но после объявления Францией войны Австрии и Пруссии их войска вместе с частями, сформированными из эмигрантов, вторглись в страну; Лафайет попал в плен к австрийцам, обвинившим его… в измене королю. Вашингтон и Гамильтон отказались от почетного гражданства, Мэдисон же горячо благодарил. В сентябре французский Конвент провозгласил республику.

Девятого сентября Вашингтон получил два письма, от Гамильтона и Джефферсона. Гамильтон прямо писал: очень скоро настанет день, когда общество потребует заменить инакомыслящих членов администрации (прямо намекая на своих противников). Джефферсон же утверждал, что Гамильтон много на себя берет: встречи с послами не входят в обязанности министра финансов. Он также клялся, что не имеет никакого влияния на «Национальную газету».

Чтобы перехватить инициативу, Гамильтон стал публиковать статьи под псевдонимом Катулл, обвиняя республиканцев в заговоре против правительства. На войне как на войне: он делал прозрачные намеки на распутство Джефферсона, жившего со своей рабыней Салли Хемингс. Вашингтон, предприняв еще несколько безуспешных попыток примирить двух министров, признал свое бессилие. Ох уж эта свобода печати! Хотя без нее, конечно, никак нельзя.

В середине ноября, уже вернувшись в Филадельфию, он обронил в разговоре с Элизабет Пауэл, что, наверное, уйдет. Ему нравилось общаться с этой умной и привлекательной женщиной; ей он мог доверить такие вещи, о каких не заговорил бы ни с кем другим, разве что с Мартой. После этой встречи она прислала ему письмо на семи страницах, объясняя, почему ему просто необходимо остаться. Если он уйдет, его враги станут говорить, что прежде им руководило лишь честолюбие и теперь, погревшись в лучах славы, он уходит со сцены, потому что не может ничего дать своей стране. Без него республиканцы развалят федерацию: «Вы единственный человек в Америке, осмеливающийся поступать правильно в любой ситуации». Вашингтон сдался под ее напором: он останется, но только не на весь срок. 5 декабря 1792 года состоялись выборы; все 132 выборщика отдали свои голоса Вашингтону. Неделю спустя, обсуждая с Джефферсоном покупку в Германии фарфорового сервиза для президентского стола, он спросил, не купить ли его в Китае, но услышал в ответ, что тогда придется ждать два года. О-о-о, к тому времени он уже не будет президентом, с нажимом сказал Вашингтон. Джефферсон намек понял, но Вашингтон старался обмануть сам себя. Даже в Лондоне считали: стоит ему уйти — и федерация тотчас развалится на отдельные штаты.

В палате представителей большинство получили республиканцы, что сулило президенту множество неприятных моментов. Зато спихнуть Адамса им не удалось — он получил 77 голосов против пятидесяти, отданных за губернатора Нью-Йорка Джорджа Клинтона, ярого сторонника Джефферсона. Вашингтон никому не выказывал поддержки, сохраняя нейтралитет.

В январе 1793 года конгрессмен Уильям Бранч Гилс из Виргинии начал проверку деятельности министерства финансов, имея целью отстранение Гамильтона. Джефферсон втайне помогал составлять резолюции Конгресса с осуждением коллеги.

А в Париже 16 января начался судебный процесс над низвергнутым королем Людовиком XVI, обвиненным в измене. Процесс длился три дня; депутатам Конвента предстояло сделать выбор между смертной казнью и тюремным заключением. Решение в пользу казни было принято с перевесом в один голос — он принадлежал Филиппу Орлеанскому, кузену короля, отрекшемуся от семьи и принявшему фамилию Эгалите (Равенство). Томас Пейн голосовал против казни, предложив заменить ее изгнанием в Америку. 21 января короля гильотинировали. 1 февраля Франция объявила войну Великобритании и Голландии.

В Америке об этом еще не знали. Вашингтон получил письмо от маркизы де Лафайет, сообщавшей о желании ее мужа, «чтобы я со всем семейством приехала к нему в Англию, мы могли бы вместе поселиться в Америке и наслаждаться там утешительным зрелищем добродетели, которая стоит свободы». Она просила президента прислать кого-нибудь вызволить Лафайета именем Соединенных Штатов. Между тем Гавернир Моррис, посол в Париже, предостерегал Вашингтона от такого неосторожного поступка, способного настроить против него Французскую Республику. Моррис выделил из собственных средств 100 тысяч ливров для супруги Лафайета, а Вашингтон открыл счет на ее имя в Амстердамском банке, положив туда 2300 гульденов (она так и не смогла получить эти деньги). Он уверял Адриенну, что не ограничится добрыми намерениями, но пока не предпринимал никаких политических шагов.

Его постиг новый удар: 5 февраля скончался Джордж Огастин. Вашингтоны предложили Фанни с детьми остаться в Маунт-Верноне, но она отказалась. Поместье оставалось без хозяина, теперь оно неминуемо придет в упадок, за хитрыми и ленивыми рабами нужен глаз да глаз, а Вашингтон вновь впрягся в ненавистное ярмо! Вернувшись в столицу, он подписал «закон о беглых рабах», позволявший хозяевам отлавливать сбежавшую живую собственность даже на территории других штатов.