Если кто-то и пытался ее преследовать, то Нюкта этого не заметила, как и не услышала визги и возню где-то позади.

   Дерзкое нападение валькирии произошло так внезапно и закончилось столь быстро и бесславно для оборотней, что некоторые их молодых и горячих самцов просто не успели увидеть всё своими глазами. Впрочем, большинство из них только посмеялась над вящем ужасом охватившим их соплеменников. Тем более когда их насмешки и удаль поддержал один из сыновей старого наместника, так что положив хвост на приказ вожака оставить девку в покое, они бросились в погоню.

   На трупы, оставшиеся лежать на дороге, троица схаалов предпочла закрыть глаза.

   Они уже почти нагнали здорового жеребца, выслеживая его по запаху крови, каплями тянущейся по земле, когда одного из самцов сбил совершенно незнакомый им оборотень. Клыки его тут же вцепились в горло, пробивая себе путь сквозь густую шерсть. Распластанный по сухостою схаал успел только взвыть перед тем как одним рывком его шея оказалась разорвана до самых позвонков. Товарищи поверженного удивленно замерли, разглядывая здорового самца с оскаленной окровавленной пастью и серебристой холкой.

   Правда тот явно не был настроен на разъяснения, вместо слов, или хотя бы намека на происходящее, бросился на следующего кобеля. Действия его были настолько непонятны, а тактика движений непривычной, что заставляла схаалов теряться еще сильнее, просто не понимая за что их наказывают смертью и почему этот оборотень подавляет их силой, нежели умением.

   Но, так или иначе, последнему кобелю, пытавшемуся убежать, этого так и не удалось.

   Уходя от его трупа, оборотень скосил глаза в сторону, туда, где чуть подрагивал воздух, и едва слышно зарычал, обнажая самые кончики внушительных белых клыков.

   Скинув маскировку, огромный черный зверь, с белым воротником, презрительно фыркнул:

   - Да понял! Не трогал я твою девку. Они не мои.

   Раскаленный докрасна солнечный диск, словно только что вынутая из печи металлическая болванка, медленно погружался в неровное марево горизонта. Погода точно сговорилась с подлыми тварями и теперь изводила каменную твердыню и скрывающихся в ней людей. После дождей пришла жара и теперь днем воздух был полон душной влаги, а ночью, когда возвращался ветер, подступающая осень напоминала о себе особой промозглостью, что забирается через порог домов, залезает под одежду и одеяла, принося с собой болезни и тоску.

   Местный жрец уже давно потрясал посохом, обвиняя всех и каждого в грехах и провинности перед богами, наказавшими эти земли. Вот только показательного чуда после празднования Пришествия так и не случилось, схаалы не спешили, поджимая хвосты, бежать прочь от людей столь богобоязненных, верующих и чтящих своих пророков. Если уж быть точным, то дела стали идти даже хуже. Но и на это молец нашел что ответить, обвинив во всем валькирию, убившую богомерзкую тварь на крыльце храма. Да и вообще - Нюкта ему крайне понравилась, как возможность списывать на нее все случающиеся бедствия, от неожиданного нашествия оборотней, и до горячки у жены булочника. Впрочем, самой "мерзкой проклятой твари" не было до этого никакого дела и столкнувшись с жрецом, она лишь дразнила его своими загадочными взглядами и непередаваемо обольстительными улыбками, как могла бы улыбаться давнему любовнику, повязанному с ней какой-то гнусной тайной. Такое поведение раздражало не только божьего прислужника, но и Арлана, испытывающего жуткую смесь негодования, оскорбления и недовольства. Но его чувства никого не волновали и эти двое расходились в стороны, один пить успокоительные настои и нести откровения о нечистой гадине, поселившейся в самом сердце их города и без того наказанного богами, другая же посылала вслед непонятный символ из сложенных пальцев и шла дальше. Горожане и беженцы из сел уже давно привыкли к этому, относясь к такому противостоянию скорее как к представлению.

   Да и вообще, простые люди на удивление легко приняли валькирию. Многие из них видели, как яростно защищает она их от тварей, принимая это за нечто большее, чем долг воительницы и охотницы за нечистью. Люди любят верить в идеалы и геройство на основе чистого энтузиазма.

   О том сколько она затребовала у Медока - им лучше было не знать. Уж если барон ему не сказал, отделавшись тяжелым вздохом...

   Арлан устало провел рукой по волосам. И так у него который день - любая мысль в итоге сводится к Нюкте.

   Похоже, сильно ее "прогулка" не помогла, как бы Гийом не заверял, что валькирии просто физически необходимо сбросить напряжение и гнев, прежде чем плодотворно говорить с ним. Арлан предположил, что есть и другие способы, на что седой довольно похабно ухмыльнулся, заверив в полной их неэффективности в данном случае - Нюкта придушит его быстрее, чем удастся распалить ее. И хотя сиарданец имел ввиду нечто другое, но этот способ он взял на заметку.

   Всё равно на тот момент ему ничего другого и не оставалось. За вспышку чувств и издевательство над организмом Нюкта расплачивалась, проведя еще два дня в бессознательном состоянии. Седой на нее сильно ругался и снова зашивал разошедшиеся раны, сетуя, что могут остаться шрамы.

   У Арлана же за это время появилась возможность не только коснуться валькирии, что делал и раньше, когда помогал перестилать постель, но и... Это глупо и как-то совсем по-мальчишески, но ему очень хотелось уткнуться лицом в ее волосы, почувствовать под пальцами тугие жесткие кудри и просто вдохнуть запах, исходящий от них. При Гийоме он старался даже особенно не рассматривать женщину, но вот когда тот оставил его ненадолго присмотреть за своей драгоценной Ночкой, Арлан просто не смог удержаться.

   Это так глупо. И так неправильно.

   Буквально с ума сходить из-за валькирии! И это зная, чем ему такое может грозить.

   Всё же он не умеет выбирать женщин.

   - Ты как леди на свидание собираешься, - усмехнулся Гийом, наблюдавший за ней из дальнего угла комнаты.

   - Даже еще тщательней, - взмахнула она кинжалом, который так неосмотрительно держала за кончик клинка. Затем чуть подбросила его и убрала клинок в ножны, противоположные от меча, всё равно она одинаково хорошо действовала обеими руками.

   Нюкта не обольщалась. Даже оделась нарочито небрежно, хотя в этот раз и не решилась разгуливать по замку совсем без защиты. Еще с прошлого раза раны не затянулись. Именно их она и скрыла под плотной, стеганой рубашкой и сделанной на заказ хорошо подогнанной по фигуре бригандиной. Последняя действительно в ее случае выглядела едва ли не щегольски, с учетом что пластинчатый доспех довольно мастерски имитировал куртку с рукавами до локтя. Но выбора все равно не было, им в свое время даже в голову не пришло на рядовую, пустяшную поездку запастись целым арсеналом, и последняя целая кольчуга оставалась таковой до предыдущего выезда Нюкты за пределы замковой стены. Так что Гийому пришлось достать вещь, которую в ином случае он бы ей ни за что не отдал, оберегая дорогостоящие латы словно дракон свои сокровища. Хотя его тоже можно понять - платил-то за всё именно он, сама валькирия наотрез отказалась тратиться на что-то подобное. В этом же случае у них действительно не было иного выбора. Впрочем, выбор это вообще не прерогатива сестер смерти.

   - Волнуешься?

   Поймав себя на непроизвольном нервном поглаживании бедер, валькирия сжала руки в кулаки и кивнула.

   - Заметно. Даже слишком, - подсказал очевидное Гийом. Впрочем, он был прав, после его слов взять себя в руки оказалось куда легче. - Иди, а то боюсь, как бы ни пришлось мне снова тебя тащить. В следующий раз будешь с этим эликсиром осмотрительней и лишний раз не потянешься. Двойная доза слишком опасна для организма, тем более такого ослабленного.

   - Всё же надо попросить у местных кумушек одолжить тебе чепчик. Подходяще будешь смотреться. Мне лучше знать, что делать, обойдусь без опеки.