Нюкту уложили на ковер перед камином, в который тут же докинули дрова. Наскоро осмотрев валькирию, Гийом оценил повреждения, продумывая следующие свои действия. Самая страшная рана оказалась на боку - заметный след от клыков, не только прокусивших мягкие ткани живота и повредивших внутренние органы, но и сорвавших приличный кусок плоти с ребер и раздробивших кости. Сейчас регенерация валькирии уже остановила кровь и всю рану покрывала запекшаяся корка, которую придется удалять, чтобы зашить раны и возможно извлечь застрявшие в теле звенья от легкой кольчуги. Сломанное запястье, прокушенные ноги, располосованная спина, в данной ситуации это мелочи. Даже сломанная ключица и следы укуса на груди не так страшны по сравнению с теми ранами. Вскрыть такие, значит рискнуть, оставить - дать женщине медленно умереть от заражения, ослабший организм просто не сможет самостоятельно восстановиться и тем более противостоять инфекции.

   От осмотра его оторвал звон скинутых на пол металлических частей брони Арлана.

   - Ну и что ты делаешь?

   - Собираюсь помочь. Или ты один думаешь поднимать ее? Кровью изойдет быстрее, чем заштопать успеешь. - Хищно сощурив глаза и сморщив нос как обозленная шавка, он смотрел на Гийома, словно тот его убить собирается.

   Неплохая идея, иметь под боком этого сучьего выкормыша слишком опасно, тем более пока Нюкта в таком состоянии. С другой же стороны - именно он и принес ее в замок. Да и разбираться с ним лучше оставить самой валькирии.

   Гийом мог только представлять, что произошло в том лесу на самом деле. Судя по расположению укусов можно предположить, что Нюкта встретилась с вожаком, очень уж большие и мощные челюсти, если так раздробили крепкие кости валькирии. И как относиться к светловолосому он тоже не знал. Природная осторожность призывала если не уничтожить, то хотя бы отдалить, обезопасив женщину, но в словах Арлана была горькая правда, а в лице, вмиг потерявшем всю привлекательность и как ничто другое выдавшем истинную натуру, была уверенность.

   - Если бы я хотел ее смерти, разве тащил бы столько?

   В лице мужчины прорезалось какое-то отчаяние, немало удивившее Гийома. Но верить Арлану так просто он не мог.

   - Дай клятву, что никогда, слышишь меня, никогда не причинишь ей вреда, ни сам, ни своей волей, ни молчанием или словами. Поклянись самым дорогим.

   - Ты сумасшедший! Нашел когда упрямиться. Я клянусь... клянусь памятью и прахом матери, что никогда не причиню вреда, ни сам, ни по своей волей, ни молчанием или словами валькирии Нюкте. Остальное позже, договорились? Сейчас надо не дать моей клятве обесценится, - кивнул он на лежащую на полу женщину.

   Гийом сморгнул и попытался удержать лицо предельно спокойным. Ничего подобного от этого мужчины он не ожидал.

   В дверь подолбили, и послышался стук ведер о камень коридора. Значит, горячую воду принесли.

   - Заноси их сюда. Потом надо будет ее аккуратно раздеть и заняться ранами.

   - Шить умеешь?

   Арлан кивнул головой. Это дело было самим собой разумеющимся в их обстановке, тут пока доберешься до лекаря, рискуешь изойти кровью, так что все рыцари умели оказывать помощь раненым товарищам, это одно из первых чему их учат.

   - Может дашь ей настой черёты?

   - Только переводить, - махнул рукой Гийом. Подготовив несколько маленьких иголочек в форме полумесяца, мужчина осторожно уложил их на чистую белую ткань. Действовал он довольно ловко и четко, что указывало на немалый опыт подобных приготовлений. - По сути - что такое боль? Это знак нашего тела, о нанесенной травме и вообще нарушении целостности. - Осторожно убрав мокрое полотенце с бока Нюкты, он придирчиво рассмотрел размякшую корку и начал ее снимать, обнажая рваные раны. - Бери иголку.

   Арлан не стал терять время зря и спокойно подчинился. Разошедшиеся кроя раны уже набухли кровью, так что сейчас следовало действовать быстрее. Небольшие кусачки осторожно сжали тонкую иголку, с заметным усилием пробивающую казалось такую тонкую кожу. Гийом же тем временем продолжил вскрывать корку, а потом и сам взялся за нитку.

   - Боль конечно необходима, любой пыточных дел мастер подтвердит мои слова, но так же способна отвлечь и нанести вред всему организму. Как сказала бы Нюкта - это слабость. Так что валькирии практически не чувствуют ее. Хотя это тоже неправильный вывод из того что рассказывала мне Сэлэния. По ее словам боль есть, как напоминание о полученных ранах, забыть о таком довольно рискованно, но она... Сэлэния говорила, что если уколет палец - она об этом будет знать, как и о прошившей насквозь стреле. Боль для них где-то за гранью. Хотя чувствительность у них всё же понижена, это факт. - Закончив с первой раной, Гийом тут же занялся следующей. Судя по его отстраненному виду - говорить ему почти жизненно необходимо. И Арлан его понимал, ведь это хоть как-то спасало разум от беспокойства и жалости, позволяя рукам не трястись и спокойно выполнять свою работу. - Правда у всего есть обратная сторона. Они почти не ощущают холода и не страдают от жары, последнее ничего - особо не перегреваются, а вот замерзнуть до смерти могут, если ума нету. Да и... - Гийом довольно похабно усмехнулся, - проклятие у них такое друг другу есть - "Чтоб тебе любовник ласковый попался".

   Про холод он и сам понял, а вот последнее замечание было весьма интересным. Оказывается не зря о вольных девах ходит слава как об очень пылких и развратных любовницах, по-другому они и не чувствуют.

   Интересно, не потому ли страсть кудрявой валькирии так неожиданно утихла? Хотя нежным его в тот момент назвать было сложно, деланная холодность и провокации валькирии возбуждали не меньше, чем самые откровенные заигрывания. Это уже не говоря об осознания того, что под тонкой рубашкой на ней нет других одежд.

   И если тогда Арлан, наплевав на всю осторожность, сходил с ума от желания коснуться прохладного тела, то сейчас... зашивал ее.

   Гийом открыл новую рану, но теперь взялся не за иглу, а за кинжал, чуть разрезая плоть. Нюкта дернулась, хотя до этого не подавала признаков жизни, разве что сипло дышала. - Ну-ну, милая, потерпи. Сама ты это затянуть не сможешь. Арлан, влей ей в рот половину синего флакона, - кивнул он на подготовленные склянки.

   - Что здесь? - принюхался сиарданец к жидкости. В составе чувствовалось много трав, некоторые из которых были ему незнакомы. Да и что-то животного происхождения тоже было.

   - Лучше не спрашивай. Его готовят в закрытых лабораториях Церции специально для валькирий. Поддерживает их жизнь в таких случаях, - рассказывал Гийом, зашивая что-то внутри женщины, в то время как Арлан очень осторожно вливал в ее рот несколько тягучую тошнотворно пахнущую жижу. - Хорошо я захватил один флакон. Мы как-то не предполагали доходить до такого.

   Он хотел напомнить, что их никто и не просил влезать в это дело, но не стал. Седой прекрасно дал ему понять, что не питает иллюзий в происхождении Арлана, так что такая постановка вопроса могла вызвать новый виток недоверия и проблем. Уж лучше они оба сделают вид, что это сейчас не важно.

   - Валькирии так легко доверяют тебе то, что вроде бы хранят в секрете? - спросил светловолосый, когда вернулся к разорванному боку.

   - Они меня слишком хорошо знают. Как и то, для кого я беру то или иное снадобье. На самом деле, таких как я не так уж и мало. Мы находимся рядом с ними, помогая по мере возможности. Малая плата за возможность быть рядом с той, без кого не можешь жить. В Церции нас зовут тхари - любовник, на одном из языков старого времени. Некоторые считают это оскорбительным, но суть очень правильная. Чаще всего тхари также является одним из постоянных любовников валькирии, хотя и не имеет права требовать телесных отношений. Мы даже на ревность не имеем никакого права. Во всяком случае, сами стараемся ее не показывать, они и без того вечно чувствуют себя виноватыми.