— Нет! — ответил Клинг. Если бы он хотел этого, то проще всего было не мешать им сделать свое дело тогда, в новогоднюю ночь. Кстати, и зуб, который ему выбили, остался бы на месте. А ему даже некогда сходить на прием к дантисту!

— Ну, слава Богу! Я рад, что ты осознал наконец свой долг. — Казалось, что Геррера удовлетворен итогом беседы.

Клинг не был ни буддистским монахом, ни индусским брамином, ни индейским шаманом — он не считал, что хоть что-то должен Геррере. Но если крутые ямайские поссы действительно собираются провернуть крутое дело с наркотиками на территории Восемьдесят седьмого участка...

— Хорошо. Будем считать, что я предложил тебе свою защиту, — сказал он после недолгого раздумья.

Глава 5

Члены бандитских группировок этого города — выходцы в основном с Востока — с трудом выговаривали его полное имя. Льюис Рэндольф Гамильтон. Слишком длинно, знаете ли. Пуэрториканцы звали его Luis El Martillo, что переводится как «Луи Кувалда». Конечно, это не означало, что именно кувалда его рабочий «инструмент». У Гамильтона под мышкой висел «магнум-0,357», которым он пользовался направо и налево, без всякой дискриминации по расовому или половому признаку. В Штатах за ним персонально числилось двадцать три убийства. Итальянские мафиози называли его Il Camaleonte, поскольку мало кто знал, как хамелеон выглядит на самом деле.

На снимках, хранящихся в управлении полиции Майами, у Гамильтона была пышная шапка волос, подстриженных в стиле «афро», и усики. В досье на Гамильтона в Хьюстоне тоже были фотографии: прическа «растафари», а общее впечатление — Медуза Горгона, только мужского рода. В Нью-Йорке были убеждены, что он стрижет волосы очень коротко, и они облегают череп, как черная шерстяная шапочка. На снимках в лос-анджелесском управлении полиции у Гамильтона была окладистая борода. В Айсоле полиция не располагала фотографией Льюиса Рэндольфа Гамильтона — в этом городе его еще ни разу не задерживали. И это несмотря на то, что здесь он убил в общей сложности восемь человек.

Преступный мир знал об этом, и полицейские догадывались, но Гамильтон оказывался неуловимым, как дым. Вообще-то на Ямайке в течение долгих лет у него и была такая кличка — «Дымок», — полученная за незаурядные способности растворяться в воздухе и улетучиваться без следа.

Люди Гамильтона занимались всем, что приносило прибыль, не облагаемую налогами.

Возьмем проституцию. В недавнем прошлом этот бизнес был полностью в руках мафии. Потом появились китайские триады. Они начали с того, что прислали в Сан-Франциско из Гонконга двух красивых сестричек Тину и Тони Пао, которые организовали подпольный ввоз девушек из Тайваня через Гватемалу и Мехико. Постепенно сфера влияния новых групп расширялась, продвигаясь все дальше и дальше на восток. Сейчас их сеть охватила весь континент, оставаясь трудноуязвимой для полиции благодаря повсеместной поддержке местных китайских тонгов и транснациональной структуре триад. Гамильтон тоже довольно быстро обнаружил, какую хорошую прибыль приносит торговля живым товаром в правильно выбранных местах, охраняемых полицией. Не нужно никаких фотомоделей и манекенщиц. Никакого дерьма от мадам Мэйфлауэр. Толпа молоденьких наркоманок, торчащих на холоде в заячьих ушках, шортах и лифчиках — униформе порножурнала «Пентхауз», только и всего.

Затем торговля оружием. Этим очень плотно занимались латиноамериканские группировки. Может быть, подобно таксистам, возвращающимся из аэропорта, им не нравилось кататься порожняком. Доставив в Штаты груз кокаина из Колумбии, они не хотели гнать в обратный путь пустой пароход. Прекрасная идея — загрузить его стволами: автоматическими пистолетами, карабинами, автоматами, — и загнать их в странах Карибского бассейна с хорошим наваром!

Гамильтон был в курсе, как ввозить в страну наркотики. Теперь учился — по мнению латиносов эта сука училась слишком быстро, — как вывозить оттуда краденые стволы.

И конечно же, наркобизнес.

Пока группировка — любая, любой национальности, любого цвета кожи — не начнет торговать «дурью», это не банда, а дамский кружок кройки и шитья. Посс Гамильтона просто вломился в торговлю наркотиками. С такой пальбой, словно произошла очередная вспышка войны в Ливане.

Понятно почему и латиносы, и узкоглазые, и макаронники с удовольствием поприсутствовали бы на его похоронах!

Это смущало Гамильтона. На его голову было подписано несколько контрактов. Уже несколько киллеров пытались его «достать». Интересно, смогут ли они до него добраться, если даже не знают, как он выглядит.

Пока кто-нибудь из его людей не переметнется, у них на это нет шансов. Все очень странно. Эти тупые бандюги... Они что думают, он — мальчик, который играет в куличики? Дерьмо собачье! При мысли о парне в темных очках, со сломанным носом, высматривавшем его там и тут, Гамильтону становилось смешно.

Но не сегодня.

Сегодня он не смеялся.

Сегодня он был расстроен бездарными действиями своей троицы — идиоты! Упустить Хосе Герреру!

— Почему бейсбольные биты?

Слово «биты» прозвучало, как «би-иты», произнесенное тяжелым густым басом, который, казалось, рокотал в грудной клетке. «Почему бейсбольные биты?» Очень музыкально.

Резонный вопрос.

Перед ним сейчас стоял только один из троих. Двое валялись в госпитале. Но даже если бы легавый не продырявил их, на поруки их бы никто не взял. Нападение на офицера полиции — кошмар! Тот, кто спасся, выглядел пристыженно и смущенно. Рост сто девяносто один сантиметр, и вес в сто килограммов, огромные руки прижаты к бокам — тем не менее он был похож на школьника, которого вот-вот высекут. Словно вернулся в Кингстон на Ямайке — в свое детство.

Гамильтон терпеливо ждал ответа.

При росте сто восемьдесят три сантиметра, несмотря на внешнюю рассудительность, он внушал собеседнику смертельный ужас.

Гамильтон повернулся к человеку, сидевшему рядом с ним на кушетке.

— Исаак? — спросил он. — Почему бейсбольные биты?

Тот только пожал плечами. Исаак Уолкер, доверенное лицо и телохранитель. Не то чтобы Гамильтону был нужен телохранитель. Доверенное лицо — да. На вершине бывает очень одиноко. Но телохранитель? Никто никогда не доберется до Льюиса Рэндольфа Гамильтона. Никогда!

Исаак кивнул головой. Он был согласен, что бейсбольные биты в таком деле — это просто смешно! Биты — полезные штуки для того, чтобы переломать парню ноги. А потом погоняться за его девкой. Лакомые кусочки, эти испаночки!

Конечно, у них работали женщины. Прикрепленные, так сказать. Группа поддержки. Когда захочется — свистнешь. Но из-за обычной дырки никто не будет устраивать пальбу на улицах, все-таки эти испашки — серьезные ребята! Хотя «зеленые» они любят больше своих баб. Даже колумбийцы, которые кажутся самыми чувствительными, света белого не видят, когда заняты работой! Связываться с бабами испашек, может быть, не так серьезно, как совать свой нос в их чертов бизнес, но все-таки чревато последствиями. Перебить парню ноги, чтоб он не смог больше бегать, где не надо, вот и все. Но кто велел этим троим работать с Геррерой бейсбольными битами?

— Кто тебе сказал про бейсбольные биты, парень? — спросил Гамильтон.

А вышло: «Кто-о тебе сказал про бейсбо-ольные би-иты, парень?»

— Джеймс.

Совсем как школьник, выдающий учителю своего лучшего друга, разбившего окно.

Значит, Джеймс. Тот, который сейчас лежал в госпитале «Буэнаовиста» с простреленным плечом. Врачи извлекли-таки из него пулю, хотя и с трудом. Когда Исаак посетил Джеймса, тот шепнул ему, что вышиб у легавого зуб. Похоже, он гордился этим. «Долбаный наркоман! С легавым связался!» — подумал Исаак. Как только коп нарисовался на горизонте, они должны были срываться. Оставили бы Герреру на другой день. Так, мол, и так, с ним надо разобраться. Но навалиться на копа? Надо быть трахнутым психом. Значит, Джеймс. Который, как сейчас выяснилось, велел им обработать Герреру бейсбольными битами.