Но тем не менее, я поехал на поезде до станции "Скачки". Ипподром находился примерно посредине Коломяжского шоссе и улицы Матроса Железняка моего времени. Вход был там, где находится место последней дуэли Пушкина. Но там пока ещё не стояло памятника. Я-то эти места хорошо помню, мы школе тут бегали на занятиях по физкультуре.

Я обошел огромное задание ипподрома и уперся в конюшню, над которой висел плакат "Прокат лошадей". Возле неё находилось нечто вроде полосы для конкура*. А рядом стоял пожилой седой мужик с явно военной выправкой и усами, лишь чуть поменьше, чем у Буденного.

(*Конкур - вид конного спорта, который заключаются в преодолении разных препятствий)

Я договорился о прокате на два часа -- и мужик вывел мне гнедого коня. И тут снова пошла память моего тела. Я проверил подпругу, а потом взлетел в седло и поехал. Мой "реципиент" ездил классно. Кони вообще-то -- сильно западлистские ребята. Они всадника пробуют на слабость. Хотят скинуть и так далее. С ними надо побороться. А вот этот подо мной шел ровно. А я разошелся, попробовал разные аллюры, а потом даже рискнул прыгнуть через один из барьеров.

Накатавшись, я сдал коня хозяину. Он спросил:

-- Простите, господин, а где вы учились верховой езде? Я вижу, что вы не любитель. Но ваша посадка не похожа ни на кавалерийскую, ни на казацкую, ни на черкесскую. Уж я-то знаю, я вахмистр, я пятнадцать лет служил сверсхсрочником в драгунах.

А вот они, откуда эти усы. Буденный ведь тоже служил на сверхсрочной в драгунском полку. Мода, может, у них была такая?

-- Так я в Америке, в Техасе был. Там и научился.

-- То-то я вижу что-то знакомое... Буффало Билль. Видал я его в Питере...

--Давайте не будем говорить про эту мразь*.

(*Буффало Билл - авантюрист, охотник, участник геноцида индейцев. Написал про свои "подвиги" несколько книг. Впоследствии создал цирковое театрализованное шоу "Дикий Запад", с которым бывал и в России. Именно об этом и идет речь. У автора, как и у ГГ, этот тип вызывает омерзение.)

-- Ну не будем, так не будем. А ты мне, парень, нравишься. Из тебя выйдет хороший кавалерист.

В общем, я получил половинную скидку на использование коня вахмистра Щербины. Его мотивация понятна - когда ездит человек, который умеет нормально держаться в седле - это своего рода реклама.

А, что я ещё натворил? 20 апреля, строго по графику, разразился политический кризис. Кадет Милюков провякал, что Россия собирается продолжать войну. А оно было кому-то надо? Правильно - оно было никому ни на фиг не надо. Так что мы все вышли на улицу. Но у наших ребят, шедших под черным флагом, было моё ноу-хау. Дело в том, что анархисты, с которыми я связался, были, в общем, нормальными ребятами. Они не только говорили о политике. Кроме того, это была просто тусовка. Ребята сошлись вот на этом деле. А заодно они любили и попеть. Это в моё время поют только после очень большой выпивки. А в данное время хоровое пение было нормальным коллективным досугом. Кстати, я столкнулся тут с пластом культуры, о котором ранее совершенно не знал. С рабочими песнями. Почему-то даже при СССР их не исполняли. Возможно, потому что больно уж они были мрачные. Слушая эти песни, я окончательно расстался с иллюзиями про "Россию, которую мы потеряли". В людях накопилась такая ненависть... Я начал понимать, что стране ещё повезло, что победили большевики. Эти вот ребята готовы разнести всё до основанья.

А я тоже подсуетился -- исполнил написанный через 10 лет "Гимн рабочего фронта".

И так, как ты рабочий,

Не верь, что поможет другой.

Свободу себе добудем в борьбе

Своею рабочей рукой.

Марш левой, два-три!

Марш левой лва-три!

Встань в ряды, товарищ, к нам.

Ты войдешь в единый рабочий фронт,

Потому что рабочий ты сам.

Песня понравилась. Ещё бы она не понравилась, это одна из лучших в истории левых песен. И вот мы с этой песней вышли. А произведение-то немецкое. А у немцев, все общественно-политические песни маршевые. Ну, вот такая у них народная традиция, любят ребята помаршировать. Даже в моё время - группа "Рамштайн" -- это маршевая музыка. Так что мы как-то начали идти в ногу. А потом эту песню подхватили в других колоннах. Мы исполняли её уж я не помню сколько раз. Нашелся и какой-то оркестр, который подключился. Так что громыхающие сапогами демонстранты выглядели серьезно. Я что-то такое читал, что Корнилов во время апрельского кризиса хотел стрелять в колонну рабочих. Но вот в ЭТУ он бы точно не посмел. И не стреляли.

Но ничего особенного не произошло. Прошли себе и прошли. Мало ли я и в своем времени бывал на демонстрациях.

После демонстрации ко мне подбежали какие-то с духовыми музыкальными инструментами.

-- А вы не можете отдать нам ноты этой песни?

Нот я не знал. В школе учительница музыки пыталась нас им научить - но без особого успеха. Так что для меня эти значки являлись китайской грамотой.

Но они как-то разобрались без нот -- и удались, играя великую песню рабочего движения.

Вообще-то эта жизнь мне очень нравилась. В своё время я ездил автостопом - и проехал весь СССР, от Львова до Владивостока. Так что я вроде как вернулся в свою юность. Ведь в чем главный принцип автостопа? Всегда иди вперед. А там что выйдет, то выйдет. Это и есть свобода. Вот и я снова ощущал себя как на трассе. Кого мне бояться, кого мне жалеть? Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там...

Придя на анархистскую тусовку, я обнаружил там очень мрачные настроения. Причина была вечной - финансы поют романс "а нас больше нет ни хрена". А при этом создавался какой-то проект по созданию общей анархисткой газеты. В общем, ребята были в мрачном настроении.

-- Может, экс сделать? - подал кто-то голос.

-- Петросовет против эксов, а против него не попрешь.

Тут я просто не мог молчать.

-- Ребята, среди вас есть тот, кто может на своем предприятии поднять рабочих на забастовку?

-- Я могу. - Отозвался белокурый крепыш Андрей.

-- А что там у вас за дела?

-- Так вроде выгодный заказ получили.

-- Начинай мутить забастовку.

***

Управляющий заводом Николай Антонович Волобуев находился в очень раздраженном состоянии. Нет, ну вот что в самом деле происходит? Получен хороший заказ, за который уже взятку заплатили сто тысяч. А тут намечается забастовка. Если завод встанет, убытки будут просто чудовищными. И тут в дверь вошел странный, очень загорелый человек в черном костюме.

-- Добрый день. Я представитель профсоюза "Индустриальные рабочие мира"*. Мне ваши рабочие доверили представлять их интересы.

(*Индустриальные рабочие мира (IWW) - революционная синдикалистская организация, весьма влиятельная в тот момент в США. Она позиционировала себя как международная. В РИ в России имелись немногочисленные первички IWW, после Октябрьского переворота они примкнули к большевикам.)

-- Мы выставляем вот такие требования. Гость протянул бумагу.

Волобуев прочитал и схватился за голову. Рабочие требовали всего и сразу.

-- Но вы ведь понимаете, что это невозможно.

-- А вы вот это им объясните. Рискните. - усмехнулся гость.

Что-то в повадке визитера было не то. Он явно чего-то ждал.

Волобуев вздохнул и спросил:

-- Сколько вы хотите?

-- Пятьдесят тысяч. Наличными. И прямо сейчас.

***

Деньги я получил. Даже на пять тысяч больше. Лишнюю пятерку я без комплексов распихал себе по карманам. В конце концов, я не нанимался бороться за рабочее дело за бесплатно. Пятьдесят штук мы располовинили между местным профсоюзом и анархистами. Более всего я боялся, что у ребят сорвет крышу от таких денег. Но ничего, всё было нормально.

Тут различные встречи случаются

Скучно, господа. Ну, вот, вроде деньги есть. И работа имеется. По протекции Михаила я стал писать в "Петербургский листок", там мои статейки регулярно выходили. Но... Анархисты - это как-то не очень интересно. А дела-то раскручиваются веселые. Надо внедряться в большевики. Но вот просто так идти не очень хотелось. Набегаешься, пока считаешься салагой. А значит - надо как-то себя зарекомендовать... Есть одна мысль. Только надо с Михаилом поговорить.