Это объясняло, почему дипломатия Сферы Риштян не пожалела ни сил ни времени для разжигания вялотекущего конфликта между конкурирующими Лигой Земли и Земной Федерацией. Риштянским дипломатам потребовалось столетие осторожной работы, но в конце концов им удалось спровоцировать «Войны Лиги», которые продлились с 2450 до 2510 и погубили больше людей, чем суммарные потери военных и гражданских лиц любой войны в зарегистрированной истории соединённого человеческого рода.

Те шестьдесят лет порочной, смертельной войны превратил Федерацию в Земную Империю, под управлением Императора Терренса I из Дома Мерфи. Они также привели к полному военному и экономическому истощению Лиги... и именно в этот момент её риштянские "друзья и соседи" начали Первую Человеко-Ришскую войну с разрушительного нападения на её тыловые области. Их жертва была захвачена абсолютно врасплох, и всего через восемь лет, Сфера завоевала практически всю Лигу.

К сожалению для Ришей, планы которых срабатывали до этого момента с совершенством, которое заставило бы перевернуться позеленевший от зависти скелет Макиавелли, Земная Империя оказала намного более жёсткое сопротивление. Особенно учитывая что время – и силы – которые потребовались Сфере на переваривание её территориальных завоеваний в Лиге после первой человеко-ришской войны, были с толком использованы Терренсом I для приведения в порядок своего собственного Дома и реорганизации и увеличение численности Флота.

Вторая Человеко-Ришская война продлилась уже не восемь, а четырнадцать лет. И, несмотря на  военное истощение и политический хаос, к которым привели шесть десятилетий войн Лиги, Империя прочно сплотилась вокруг своего харизматичного нового Императора. Кроме того, к тому времени человеческий род выяснил, кто был действительно ответственен за те шестьдесят ужасающих лет смерти и уничтожения. К концу второй Человеко-Ришской, Империя вернула себе две трети наиболее удалённых от Сферы звёздных систем старой Лиги и поставила Ришату на грань полного военного поражения. Согласно Левиафанскому Соглашению, которое формально закончило войну, Сфера Риштян была обязана возвратится в свои изначальные (до Первой Человеко-Ришской войны) границы, вследствие чего оставшаяся треть старой Лиги к тому моменту ещё не вошедшая в Империю оказалась независимой, по крайней мере номинально – так называемые «Миры Беззакония», которые и по сегодняшний день служили буферной зоной между двумя великими межзвёздными державами и не принадлежали ни одной из них.

Но после тех шестидесяти лет войны человека против человека, сопровождаемой «освобождением» (или насильственной оккупацией, в зависимости от точки зрения) очень многих звёздных систем Лиги имперскими вооружёнными силами, в наследство Империи осталось полно миров с тлеющимися гнойными нарывами негодования. Даже теперь, четыреста лет спустя – Алисия знала это – это негодование обеспечивало по крайней мере две трети головных болей для Морской пехоты и Флота. Слишком многие из старых миров Лиги, несмотря на наличие многочисленного населения, достаточного чтобы причислить их к статусу Инкорпорированных, всё ещё оставались Коронными Мирами, находящимся под прямым управлением назначенных непосредственно Империей губернаторами из Министерства внешних миров. Но создание этого перехода от управляемого короной имперского протектората до полного членства с сенаторским представительством всегда было тонким процессом. Особенно в случаях подобных Янцзы, где первоначальное объединение планеты с Империей точно не было добровольным.

– Этот ФОЯ, который Вы упомянули, расшифровывается как Фронт Освобождения Янцзы или нечто подобное? – моментально уточнила она, и Медрано внимательно взглянул на неё.

– Ты угадала, Личинка.

– И они выступают против Объединения?

Медрано кивнул, и Алисия поморщилась. Разумеется так и было. И эта  организация несомненно делала всё что могла, вставляя палки в колёса и так неспешно продвигающихся местных планетарных дебатов по вопросу о целесообразности перехода к статусу Инкорпорированного Мира. Несколько миров экс-Лиги – как она знала – голосовало целых двадцать или даже тридцать раз прежде, чем их граждане наконец решали забыть прошлое. Или, по крайней мере, чтобы забыть это достаточно, чтобы добровольно стать субъектами Империи.

– Есть какие-нибудь особые побочные обстоятельства? – спросила она, и Медрано выругался.

– Более чем, – подтвердил он, немного мрачно.

– Какого типа? –  задумчиво нахмурясь, спросила она. Медрано поднял бровь, и она пожала плечами. – Я имею в виду, на что это больше похоже – на: «мы можем стать для вас настоящей  болью, поэтому вам лучше договориться с нами и дать нам то, что мы хотим, тогда мы уйдём» или: «мы достаточно опасные личности, настолько, что мы действительно считаем, что можем убить достаточно многих из вас и заставить вас убраться отсюда».

– Это – большой вопрос, разве не так, Личинка? –  ответил Медрано, но в его глазах промелькнул  странный огонёк. Как будто вопросы Алисии – или её способность проникновения в суть событий – удивили его. – Всем очень не нравится первый вид экстремизма, но здесь – второй вид, тот что заполняет похоронные мешки. И в эту минуту я не имею ни малейшего представления, в какое именно дерьмо мы вляпаемся.

– Ясно, – взгляд Алисии стал совсем уж хмурым, хотя казалось бы дальше некуда, и она с задумчивым видом откинулась назад на своём месте в микроавтобусе.

Медрано вновь взглянул на неё и приоткрыл было рот, затем закрыл, его собственное лицо приняло задумчивое выражение, поскольку хладнокровная личинка интересно интерпретировала то, что он только что сказал ей. Это не был тот ответ, который он ожидал от кого-то столь молодого, как салага из Лагеря Макензи. Возможно ли что у этого ребёнка действительно было кое-что существенное в голове?

Хорошо, сухо решил про себя Леокадий Медрано, я полагаю, что мы должны будем только помочь стать ей тем, кем она может стать, не так ли?

Глава 3

– Так что вы делаете из нашей новой личинки? – спросила лейтенант Керэмочи Чийеко. Подтянутая, тёмнокожая лейтенант удобно развалилась в собственном кресле, нянча в руках чашку кофе. Ганни Михаил Уитон, старший сержант её взвода, сидел с другой стороны её заваленного информационными чипами стола, потягивая горячий напиток из своей собственной треснутой, потрёпанной временем кружки.

– Гм-м, – Уитон опустил кружку и скривился, – должен признать, Шкипер, я не был очень рад видеть её, – он покачал головой. – И всё же теперь я немного более счастлив от того, что у Эйба был шанс взглянуть на неё! Ситуация становится по-настоящему горячей, а они посылают намодну салагу за один раз? И личинка прямо из Макензи, разве это дело?

– Бери то, что дают, – философски заметила Керэмочи, бросив на Уитона острый взгляд.

– Я знаю этот тон, Шкипер, – сказал тот, уловив подозрительную шутливость в голосе своего лейтенанта.

– И что же он означает, Ганни Уитон? – лицо Керэмочи выражало абсолютную невинность.

– Это тон: «я знаю кое-что, что ты не знаешь».

– Даже не представляю, о чём ты говоришь, – возмутилась она.

– Шкипер, моя обязанность – удостовериться, что все наши небольшие круглые затычки аккуратно вставлены в соответствующие им маленькие дырки. Если есть какая-то особая информация о ДеФриз, о которой я должен знать, то сейчас самое лучшее время поделится ею со мной.

Замечание Уитона было полностью разумным, и он дал своему лейтенанту достаточно серьёзный повод, чтобы прислушаться к нему. У Керэмочи Чийеко были права доступа вышестоящего должностного лица, или ей никогда не дали бы взвод Разведывательного подразделения. И они с Уитоном установили тесные, хорошо налаженные рабочие отношения. Но она всё ещё оставалась только лейтенантом, и одно из самых важных заданий Ганни было иногда, в сторонке от посторонних глаз, с бесконечным уважением бить своего лейтенанта по голове палкой подсказки.