Изменить стиль страницы

– А кто там, под бинтами? Ведь если коллеги придут навестить…

– Для коллег я надолго в бессознательном состоянии. А лежит там один знакомый мужичок, который тут кое-кому большие деньги задолжал, и его уже за ноги подвешивать собрались… Ему инкогнито раскрывать резона нет.

– Зря вы пользуетесь городским телефоном, своей линией…

Крапивин хитро улыбнулся:

– Пользуюсь, да не своей… Я в телефонном щитке помудрил, два проводка перекинул, – и сейчас с соседского номера звоню. А сосед в отпуске, до июля не приедет.

Граев был по натуре весьма недоверчив. Но рассказу Крапивина поверил сразу и безоговорочно. Тем более что капитан, при всей словоохотливости, самого главного не сказал, – что же он такого раскопал по делу Ларисы Поляковой.

Надо понимать, делиться призовыми деньгами деревенский детектив не собирается.

Глава десятая. Издержки торопливого планирования

Вот, – думаю, ловко обделал дельце! Пожалуй, у самого Тома Сойера так не вышло бы!

1.

Граев спросил:

– Кроме исчезновения детей, не случалось в районе в последние месяцы чего-нибудь необычного? Пусть даже не криминального – но странного?

Он не ждал, что этот выстрел наугад принесет какой-либо результат… Но Крапивин сумел удивить. Очень неприятно удивить.

– Странного… – задумчиво протянул он. – Да вроде ничего в голову не приходит… Разве что… Собак немеряно расплодилось одичавших – у нас, и в соседнем районе, в Сланцевском. Скот режут, на людей нападали. До смерти загрызли некоторых, представь? Говорят, после войны такое лишь было, но тогда-то понятно…

Крапивин говорил что-то еще – Граев не слышал. Неужели… Он-то надеялся, что всё закончилось навсегда…

Доводилось ему сталкиваться с похожими нападениями на скот и людей, – и тогда тоже растерзанных очень долго списывали на волков и одичавших собак… Да нет, ерунда. Совпадение. Какая тут связь с делом Ларисы Поляковой? И с остальными пропавшими детьми? Никакой тут не может быть связи.

И все таки он попросил Крапивина рассказать чуть подробнее.

Тот достал карту, разложил на столе.

– Смотри… Вот тут, тут и тут людей находили полусожраных – причем не зимой, в бескормицу, – этим летом. Вот здесь еще, и здесь – но это уже у сланцевских… А места там, надо сказать…

– Знаю я те места. Доводилось бывать.

– На охоту-рыбалку, небось, ездил? В старое время? Сейчас-то там погранзона, не покатаешься туда, как раньше.

Граев мысленно хмыкнул, вспомнив: как раз в погранзоне Крапивин и добывал «во-о-от такенных» оковалков-лососей, – на пару с другим капитаном, Орловым. Ну, может, не совсем уж «такенных», учитывая привычку рыболовов привирать в этом вопросе.

– Охотой тогда не баловался, – пояснил он. – Совсем пацаном был… Но места неплохо знаю, каждое лето месяц проводил.

– С отцом ездил? – догадался Крапивин.

– Да… как раз там, на берегу Наровы…

– Не в Омуте, случайно?

– Нет, выше по течению, в Переволоке.

– Не бывал… Но те случаи, что в Сланцевском районе, – и в самом деле, примерно в тех краях. Должен представлять, что там даже тогда, в старые годы, творилось. А сейчас вообще… Вымирают деревни на глазах.

Граев представлял. Междуречье Наровы и Плюссы всегда, с древних времен, славилось густыми лесами, топкими болотами и крайне низкой плотностью населения – места для земледелия не слишком удобные. В двадцатом веке демографическая ситуация лишь усугубилась, уже по политическим и военным причинам. До сорокового года граница между СССР и буржуазной Эстонией проходила по Плюссе, оставляя междуречье на эстонской стороне – хотя большинство населения там составляли русские. В сороковом границу передвинули на реку Нарву (Нарову), присоединив междуречье к России. После прихода гитлеровцев эстонские националисты проводили этнические чистки и основывали на опустевших землях свои хутора. А после возвращения коммунистов, естественно, начался обратный процесс – эстонцев-переселенцев сажали в телячьи вагоны и отправляли далеко за Урал… Если учесть, что через те же места дважды прокатился с боями фронт – в сорок первом и сорок четвертом – то неудивительно, что после войны междуречье совсем обезлюдело. На одну жилую деревню приходилось пять-шесть сожженных и не восстановленных.

Зато для охоты и рыбалки места были и в самом деле прекрасные… Многие горожане покупали хибарки на берегу, а то и возводили новые на старых фундаментах, держали там моторные лодки и катера – когда начинался охотничий сезон, жизнь на берегах Наровы весьма оживлялась. Сельские магазинчики выполняли план во многом за счет приезжих, да и аборигены имели неплохое подспорье – продавали молоко, картошку, огурчики-помидорчики…

Коли уж погранзона сейчас закрыта для большинства грибников, охотников и рыболовов – по местным жителям это тоже наверняка ударило…

– Места исчезновения детей как-то связаны с местами нападения собак? – спросил Граев.

– Думаешь, мне в голову не приходило? Нет тут связи никакой, лишь одно случайное совпадение… Посмотри сам.

Крапивин достал лист полупрозрачной кальки, наложил на карту, выровнял, закрепил булавками. Пояснил:

– Вот, смотри, где детишки у нас да у соседей пропадали… Ежели хоть какую-то связь углядишь – поясни уж и мне, скудоумному.

Граев и рад бы, но никакой взаимосвязи между точками исчезновений и местами нападений якобы собак усмотреть не смог. Единственная совпадающая точка – прибрежная деревня, на карте обозначенная как Отрадное. Граев знал, что это недавнее название местные жители не признают, именуют деревню по старинке, – Омутом.

– Вы туда не ездили, в Отрадное? После исчезновения? – спросил он.

– Чужая территория… Думаешь, все-таки собаки? Не, ерунда… Лариса-то Полякова здесь, посреди города пропала… Но если хочешь – съезди, я с Валюхой Орловым договорюсь, пропуск тебе выправит. Это у нас тут…

– Я с ним знаком.

– Ишь, успел уже… – покрутил головой Крапивин. – Вот и поезжай, может и в самом деле раскопаешь что любопытное.

«Да он совсем не прочь меня отсюда спровадить», – понял Граев.

– Нам надо обсудить ситуацию втроем, с Людмилой Петровной, – подвел он итог разговора. – Потому что у нас…

Граев не договорил.

Старый блочный дом содрогнулся. Стекла задребезжали. В буфете что-то дзенькнуло камертонно-чистым звуком.

Это был взрыв. Мощный и близкий.

2.

Что делать дальше, Макс не имел понятия. Вернее, главная задача осталась невыполненной, – Джазмен жив. И как к нему теперь подступиться, непонятно.

Единственный положительный результат от шумной акции – выигранное время. Сейчас Джазмену наверняка не до Макса, своих проблем выше крыши. Но рано или поздно – если позволить ему те проблемы расхлебать – экскурсии в подводный некрополь возобновятся, отсутствие свежего утопленника обнаружится, и…

И Джазмен вполне может задуматься: а не связаны ли эти два события, почти совпавшие по времени? Утопление и взрыв небольшого аккуратного особнячка? Тогда, вполне вероятно, Максу еще придется пожалеть о своем неуместном гуманизме, проявленном к девчонкам-секретаршам… Лицо человека, выставившего их из офиса, девчонки не разглядели, Макс натянул чеченку с прорезями, но рост и фигуру, конечно же, запомнили. А сложить два и два Джазмен способен, недаром же занял свой удельный престол и десять лет его крепко удерживает.

Вывод прост: надо повторить удар, не откладывая.

Легко сказать…

Домашний адрес Джазмена покойный Райнис не сообщил, считалось, что в предстояшей операции частные визиты не потребуется. Но можно попробовать выяснить… Да толку-то? Наверняка тот сейчас начнет стеречься – на танке не подъедешь, на вертолете не подлетишь.

Макс поднялся на ноги, пошел вдоль берега. План у него сложился незамысловатый, из двух пунктов.

Пункт первый: хорошенько пообедать. Желудок вдруг вспомнил, что последней трапезой стал вчерашний обед, и потребовал немедленно исправить положение.