Девять человек на борту лодки, один из которых застрелился украденным кольтом 45-го калибра той ночью в Пёрл-Харбор, когда они отлеживались в сухом доку, после безумной атаки с воздуха японских смертников... как же, черт побери, его звали? Он был очень тощим, этот второй помощник машиниста... Шредер? Да, вроде бы Шредер. Он сошел на берег, снял номер в гостинице для моряков, сунул в рот ствол револьвера и нажал на спуск. Его нашли в ванной комнате, стены которой были забрызганы мозгами и осколками костей задней части черепа. Одна из содержательниц гостиницы сказала Джейсону, когда он явился на опознание: лицо почти не пострадало, но напрочь снесло лишь заднюю часть головы. Ну, так вот, она сказала Джейсону: «Жаль, что он не выбрал для этого другое место: эту ванную только на прошлой неделе отремонтировали».
Он начинал с командой из девяти человек, а затем этот Шредер или Шнайдер (как же все-таки, черт побери, его звали?) наложил на себя руки в Пёрле, и матрос Филлипс попросил перевода на эсминец «Малыш», который позже был потоплен камикадзе где-то возле Окинавы. Еще двое покинули 832-ю — третий помощник канонира Казински, раненный летом 1944 года во время воздушной атаки базы и после отправленный домой с медалью, и заменивший Шредера или Шнайдера человек по имени Паллуки, оба брата которого были убиты в сражении за Кассино (откуда родом была и его мать), а его самого без видимой причины отправили на корабле в Штаты. Пятеро из прежней команды оставались на 832-й до конца войны, формируя, подобно атомам, одну из молекул войны — боеспособное подразделение, поддерживая всеобщий боевой дух и мощь, которые обеспечили победу в войне. Эти пятеро были: Джейсон Тренч, Алекс Уиттен, Артур Хэзлит, Клэй Прентис и Гуди Мур.
Тогда, зимой 1945 года, ничего невозможно было продать в Японии и всего несколько вещей можно было купить. Джейсон Тренч был офицером военно-морского флота Соединенных Штатов — к этому времени он числился в звании полного лейтенанта, — и в его обязанности входило инспектирование боевых кораблей японцев на предмет обнаружения оружия, радаров и прочей запрещенной военной контрабанды. Он обычно поднимался на борт каждого японского корабля с пушкой 45-го калибра на боку, в сопровождении Клэя с переносной рацией и Гуди — с камерой для съемки. Алекс обычно оставался на борту 832-й с остальной командой, подальше держась от корабля, который они инспектировали, — предосторожность на случай, если побежденные японцы попытаются захватить лодку. У Алекса был приказ — открывать огонь по носовой части любого корабля, с которого Клэй не выйдет с ним на связь по рации через каждый пятнадцатиминутный интервал. И за все время их пребывания в Японии, вплоть до злополучного токийского инцидента, Клэю так и не пришлось сделать ни единого выстрела.
Теоретически 832-я базировалась на Сасебо, но в силу необходимости лодке приходилось курсировать как к северу, так и к югу по всем островам Японии. Лодка моталась от Кагосимы до Токио, от Йокогамы до Хоккайдо, от Фукуоки до Кусиро. Джейсон проверял все порты подряд, так как все еще считал японцев врагами Соединенных Штатов, а следовательно, и врагами Джейсона Тренча. Единственным благом от пребывания в Японии было то, что проживание здесь ровным счетом ничего не стоило. Все расходы Джейсона на берегу с лихвой покрывались от контрабанды сигарет с лодки и продажи их япошкам за йены. Было что-то, вызывающее чувство огромного удовлетворения в том, чтобы торговаться по мелочам с японцами за каждую пачку сигарет. Они давали эквивалент на сумму — доллар восемьдесят пять центов за пачку. Когда 832-я впервые прибыла в Сасебо, Джейсон не желал соглашаться на меньшее и часто настаивал на большей сумме. Он наслаждался во время заключения сделки, отказываясь продавать, пока не соглашались на его условия, прекрасно сознавая, что его действия незаконны; но вместе с тем где-то чувствуя, что справедливо взыскивает с них своего рода контрибуцию, продавая японцам сигареты по бешеным ценам — словно продолжая по-своему вести против них войну.
Он сошел на берег в крошечном северном городке около двух часов по местному времени в тот далекий январский день только затем, чтобы забрать почту на местной армейской базе, и даже не переоделся в гражданскую одежду — на нем были серые брюки и новая куртка, специально для плохой погоды, на которой он еще не успел написать свое имя. Строго говоря, он был одет не совсем по форме. Но тем не менее начал шататься по городу, с риском нарваться на патруль, а потом, оказавшись на какой-то узкой боковой улочке, сразу обнаружил, что его преследуют. Человек позади него был японцем и останавливался тогда, когда останавливался Джейсон; и трогался с места, едва Джейсон начинал опять идти. Сначала было Джейсон встревожился. Но по мере продолжения этой игры в преследование, поймал себя на мысли о том, что раздумывает, намерен ли японец напасть на него. И тем не менее Джейсон был готов к обороне, зная почти наверняка, что сможет в случае чего под предлогом самозащиты убить этого типа с легкостью — ему ничего за это не будет. Поэтому в какой-то степени даже жаждал, когда преследователь, наконец, приблизится к нему. Однако, когда это произошло, Джейсон был крайне удивлен, и до такой степени, что разразился безудержным смехом, потому что этот человек спросил:
— Вы продаете куртку?
Смех Джейсона утих сразу. Он продал куртку-штормовку за эквивалент в йенах на сумму сто двадцать американских долларов.
К тому времени, когда в Токио случилась эта вещь...
— Джейз...
Он повернулся. Алекс стоял за штурвалом: его лицо освещалось лампой, стоящей на подставке судового компаса.
— Ты хочешь пройти слева от Лу-Ки? — спросил он. — Мы почти уже у цели.
— Лево на два-ноль-два!
— Есть лево на два-ноль-два! — ответил Алекс.
Люди спустились к подножию холмов гряды Сьера-де-лос-Орджанос в провинции Пинар-дель-Рио. Они пробивались сквозь тот же самый ливень, который заливал остров последние четыре дня, нахлестываемый сейчас сильным ветром, относившим шторм к северо-западу по направлению к Багамам. Более тяжелые ящики были навьючены на мулов, но всю остальную поклажу люди несли на собственных спинах; дождь поливал безжалостно, и ветер свистел в зарослях по обеим сторонам топкой, изрытой колеями дороги, что вела к Сабо-Сан-Антонио и к самой западной оконечности острова.
Всех путников было четырнадцать.
От непогоды их защищала одежда: на большинстве людей были прорезиненные пончо, у всех на ногах — резиновые сапоги, на некоторых — шляпы. Все были вооружены. Время от времени один из них соскальзывал в предательскую топь и громко ругался на испанском, пока выбирался из липкой грязи. Когда мул увязал в ней или животное просто отказывалось двигаться дальше, люди терпеливо тянули его за повод или подталкивали сзади; руки работали быстро и ловко, хотя дождь немилосердно заливал все вокруг, и с губ иных путников срывались лишь заготовленные на этот случай испанские ругательства.
Впереди оставалось двенадцать миль пути до Ла-Фе, где ожидала лодка.
Предводитель отряда носил имя Эл-Фелиз, что в переводе с испанского означало «удачливый». Он получил свое прозвище за то, что как-то раз, в 1958 году, когда у власти еще находился диктатор Батиста, выиграл в лотерею целых сто двадцать пять песо на билетик, который обошелся ему всего в двадцать пять сентаво. Это случилось в дни, когда Батиста был еще в силе. Эл-Фелиз потратил часть своего выигрыша на посещение цирка с участием малого по прозвищу Супермен, который славился тем, что имел самый здоровенный член на острове, выступая на арене сразу с двумя путанами, главным образом на потеху американских туристов.
Эл-Фелиз был плотный мужчина, с мощными мускулами на спине, плечах и руках, что явилось результатом работы его с мачете на плантациях сахарного тростника, с темными, настороженными глазами, которые, казалось, подозрительно вглядывались в каждую пальму по сторонам дороги. Он не делал попытки заставить своих людей ругаться потише, однако сам бдительно изучал дорогу, бросая зоркие взгляды по сторонам; с плеча у него свисало огромное ружье, левая рука была вытянута назад, силой сдерживающая повод одного из животных. Барахтаясь рядом в грязи, нагнув голову от дождя, шел друг лейтенанта Эл-Фелиза по имени Ангел, который тянул за тот же самый повод, и вдруг внезапно остановился, когда мул застрял в глине. Ангел повернулся к мулу, пробормотал ругательство и затем сразу же обошел животное сзади, угостив его хорошим пинком сапога прямо под хвост. Мул немедленно пересмотрел свое решение — отсидеться в глине — и с трудом начал подниматься на ноги, качаясь под тяжестью тяжеленного деревянного ящика на спине. Ящик был покрыт брезентом, и ветер яростно рвал это покрытие. Мул время от времени терял равновесие, но затем, в какой-то момент твердо стал на ноги и побрел по грязи, пока Ангел нахлестывал его сзади плетью.