Тогда, прочтя письмо, Максим не знал, что и подумать о столь необычном происшествии на Отрадненском кладбище. Скорее всего, решил он, это акция тех враждебных сил, которые срывали их экспедиционные работы. Ему и в голову не могло прийти, что Таня осталась жива, ведь он сам видел свежую могилу перед отлетом из Отрадного. А оказывается, Этана спасла ее, и она до сих пор ждет его, Максима. У него даже в горле запершило от неожиданной радости. Еще сутки назад он не знал, куда голову приклонить после выписки из больницы. А теперь...

А теперь? Вновь вернуться к Тане, как новоявленный Пер Гюнт к Сольвейг, после восьмилетнего отсутствия, после того, как разрушил ее девичьи мечты, пренебрег ее чистой доверчивой любовью?

Нет, на это он не пойдет! С точки зрения Этаны все это, может быть, и разумно, даже логично. Но здесь, на Земле... Сюда он вернулся только затем, чтобы избавить людей от атомной гибели, а все остальное...

Но что остальное? Разве это не те же люди? Разве, думая о людях вообще, он не может думать теперь и о Тане, ее будущих детях, ее внуках, ее радостях и надеждах? К чему это кичливое донкихотство? Особенно сейчас, в его идиотском положении. Он всегда был предельно от кровенен с Таней. Она всегда знала о нем все. И о нем, и о Мионе. Он расскажет ей все и теперь. Кому же еще? Кто еще сможет понять его, понять и помочь в его большом трудном деле?

8

На летном поле народу было немного, до отправления вертолета оставалось чуть больше часа, и Максим не спеша направился к кассе. Не успел он, однако, подойти к зданию аэровокзала, как путь ему преградил недавний знакомый в сиреневой кепке. Максим быстро обернулся –? двое других парней стояли поодаль, за его спиной.

– Лететь собрался? – коротко бросил обладатель сиреневой кепки.

– Да, как видишь, – ответил Максим, мысленно примериваясь, как лучше привести в исполнение недавний совет Этаны.

– Ничего не выйдет, приятель.

– Это почему?

– Вещички кое-какие тут у тебя остались.

– А что тебе за дело до моих вещей?

– Они мне нужны. И пока я не получу их... Раздумывать было некогда. Максим попытался схватить парня за руку, заглянуть ему в глаза. Однако локти его, -точно железными тисками, стиснул другой парень, подскочивший сзади, в то время как третий их сообщник принялся обшаривать карманы Максима.

Максим рванулся, попробовал высвободить руки. Но что мог он сделать один против трех здоровенных верзил на почти пустом поле аэродрома? Хорошо еще – с ним нет диска и бумаг. А если они что-то пронюхали и потребуют, чтобы он повел их в дом Силкина, указал место, где спрятано все это? Максим лихорадочно обдумывал, как бы направить врагов по ложному следу. Но в это время Из стоящего неподалеку небольшого здания аэровокзала вышли несколько молодых мужчин, судя по одежде, местных спортсменов, и, оживленно разговаривая на ходу, направились в сторону Максима и обступивших его парней. Те сразу встали в позу скучающих бездельников.

– Эй, дядя! – обратился один из спортсменов к Максиму. – Закурить не найдется?

– Я не курю, – ответил Максим, стараясь угадать, что можно ожидать от этих, рослых молодчиков.

– Вот, ребята, курите! – поспешно вынул из кармана пачку сигарет обладатель сиреневой кепки.

– Постой, постой! – придвинулся к нему спортсмен, – Димка, взгляни, не этот ли тип слямзил у нас прошлым летом мяч и сетку?

– Он самый! – ответил второй спортсмен. – Я его сразу узнал.

– Что вы, ребята, сдурели? – взмолился парень в кепке. – Прошлым летом меня здесь и не было! Вы что-то путаете.

– Мы путаем?! А ну, дай ему, Димка!

И не успел Максим опомниться, как летное поле огласилось бранью, злобными выкриками, в воздухе замелькали кулаки – все смешалось в одну сопящую, пыхтящую, изрыгающую проклятья кучу.

А уже через минуту послышался вой милицейской сирены, и бравый сержант, выпрыгнувший из патрульной машины, закричал на весь аэродром:

– Ну, вы, ледовая дружина! Опять за старое? Спортсмены, как по команде, отступили в сторону. Сержант подошел к изрядно помятым парням:

– За что они вас так, товарищи?

– Да вот стоим, никого не задеваем. Вдруг эти... Какую-то прошлогоднюю сетку вспомнили. А мы всего несколько месяцев, как в леспромхозе. Можете проверить.

– Слушайте его, сержант! Да он еще в прошлом году...

– Ладно, давайте в машину! Все, все! Там разберемся. На стоящего чуть поодаль Максима сержант не обратил ни малейшего внимания. Втолкнув всех участников потасовки в машину, он дал сигнал шоферу, и через несколько минут над аэродромом снова повисла прежняя покойная тишина. Максим огляделся по сторонам и, убедившись, что никто за ним больше не следит, прошел в здание аэровокзала и обратился к девушке-кассиру:

– Кисловодск, пожалуйста.

9

Капитан Рябинин взглянул на часы и, скомкав недописанный лист бумаги, бросил в сердцах карандаш на стол. Через два часа он должен был отправить по ВЧ очередное донесение в Москву. Но как связать воедино и более или менее толково объяснить все, что произошло в течение последних суток?

Прежде всего ему доложили, что исчез Силкин. Собственно, в этом не было ничего особенного: старик и раньше уходил незамеченным в тайгу на охоту. Настораживало другое: утром этого дня он был в больнице с Чалым. Позднее их видели вместе на дороге к аэродрому. Обратно Чалый вернулся один и долгое время находился в доме Силкина. Вышел он оттуда с пустыми руками. Однако все в доме оказалось перевернутым вверх дном: значит, Чалый что-то искал. Но что? И что ему вообще понадобилось от старика? Это нужно было выяснить.

Затем сам Колесников. По выходе из больницы за ним сразу увязался все тот же Чалый. Колесников побывал в доме Силкина. И тоже вышел с пустыми руками. А потом неожиданно исчез. Исчез, как растаял. Ушел и от Чалого, и от людей его, Рябинина. И в этом тоже не было ничего удивительного: Колесникову, как стало известно капитану, были с детства знакомы здесь каждый овражек, каждая тропинка. Но как доложить обо всем этом Звягину?

Рябинин взял новый лист бумаги, стиснул зубами кончик карандаша. Конечно, он принял все необходимые меры. Его люди непрерывно дежурят на вокзале и на аэродроме – других путей из Вормалея нет. У дома Силкина – засада. С Чалого тоже теперь глаз не спускают. Но Колесникова-то он проморгал. И Колесникова, и Силкина. Генерал голову за это снимет.

Вдруг в дверь постучали, и в комнату влетел прикомандированный к нему сержант: V – Нашелся! Нашелся, товарищ капитан!

– Кто нашелся?

– Колесников нашелся. На аэродроме он. Я только что оттуда. Там, понимаете, такое дело... Не успел, значит, он, Колесников то есть, появиться на летном поле, как откуда ни возьмись – Чалый. И эти двое, что при нем. Один уж и руки Колесникову заломил, другой – за его карманы. Ну, мои люди, конечно, сразу к ним. А я в машине, смотрю, И как увидел, схватились ребята –так прямо по полю туда. Что, говорю, за драка такая? Они, ясно, то да се. А я им: в машину! Теперь они тут, в оперативной. Дежурный протокол составляет...

– Ну, а Колесников? Колесников-то что? – перебил сержанта Рябннин.

– Колесников? Фу, черт, главное забыл! Колесников взял билет на вертолет. В Кисловодск летит.

– В Кисловодск?! Почему в Кисловодск? Час от часу, не легче! И скоро вылет?

Сержант взглянул на часы:

– Через двадцать минут.

– Проклятье! Что же делать? – Рябинин с минуту подумал, потом с силой рубанул рукой воздух. – В общем, так. Слушайте, сержант! Сейчас же позвоните в аэропорт и забронируйте мне место в вертолете. Дальше – через два часа связь по ВЧ с Управлением. Сообщите им... Да вот тут уже все написано, – он расправил скомканное донесение и подал сержанту. – Добавьте только, что Колесников вылетел в Кисловодск и я вместе с ним. И последнее. Этих троих... – он кивнул на дверь, – в общем, извиниться и отпустить. Дескать, недоразумение вышло. Но чтоб не спускать с них глаз ни на минуту! За это, сержант, вы отвечаете головой. Главное – узнать, что они ищут у Силкина. Ну и все остальное по плану.