– Спасибо вам, Танюша! Такое спасибо, что и слов не найти. А вы помните, где нашли этот камень?

– Конечно. Я даже колышек там вбила, на всякий случай.

– Даже колышком заметили! Слушайте, да вы... вы... – Максим сжал ее маленькие горячие пальцы. – Я готов расцеловать вас за такой подарок, честное слово!

– Ну, зачем это... – она вдруг вспыхнула до корней волос. – А вы... не узнаете меня?

– Вас? – Максим оторвался от конкреции и взглянул в зардевшееся лицо девушки. Смущенная, взволнованная, ждущая, она была на диво привлекательной. Но ничто не подсказывало каких-либо связанных с ней воспоминаний. Вот разве голос?..

– Простите, но...

– Ничего удивительного, – просто сказала Таня. – Вы, надеюсь, не откажетесь от чашки чая. А пока взгляните вот на это, – она торопливо, явно стараясь побороть волнение, полистала небольшой альбом для рисования и, найдя нужную страницу, положила перед Максимом. – Вот, пожалуйста. А я сейчас...

Максим без особого интереса взялся за альбом. Все его мысли были заняты новой находкой. Но нельзя оказаться таким неблагодарным. Девушка, очевидно, увлекается живописью и не посмотреть ее работы...

Но что это?! Он схватил альбом и впился глазами в небольшой акварельный рисунок. Это был, по-видимому, порыв фантазии. Но какой фантазии!

Поражало не мастерство художника, хотя краски накладывались, безусловно, талантливой рукой. Поражал сюжет картины – абсолютно нереальный, невероятный, непостижимый.

Весь фон рисунка был выдержан в нарочито мрачных тонах: ночь, лес, глухая непроезжая дорога; с черного неба, почти сливающегося с лесом, льет крупный дождь; черные ели гнутся под напором ветра; черная земля набухла от мутных потоков. И в центре этого хаоса воды и тьмы – неестественно светлая полусклонившаяся женская фигура. На плечи ее наброшен плащ с поднятым капюшоном. Под ним серебристо-белое сильно открытое платье. Правая рука девушки опущена вниз к земле, отчего плащ соскользнул с нее, обнажив шею и часть плеча; левая прижата к груди, удерживает развевающиеся полы дождевика. Лицо девушки обращено к дороге. Но это не мешает видеть ее длинные искристо-зеленые глаза, прямой тонкий нос, красиво очерченные, видимо, что-то шепчущие губы. Видны даже крохотные капли дождя, запутавшиеся в бровях, и тени от ресниц. Потому что все лицо незнакомки, как и ее руки, шея, грудь, будто фосфоресцируют мягким зеленоватым светом. Слегка светятся и плащ девушки, ее платье, ноги в светлых чулках, непривычно отделанные туфли. А на грязной, раскисшей от дождя дороге – неподвижное человеческое тело, – черное, в неестественно скрюченной позе. Кажется, это мужчина. Но лица его не видно. По-видимому, он мертв или в глубоком обмороке.

Фантастическая, лишенная всякого реального смысла композиция! Но не в этом было главное. Главное заключалось в том, что девушка, источающая свет, удивительнейшим образом походила на... астийскую Нефертити!

Максим еще пристальнее вгляделся в рисунок и чуть не вскрикнул от изумления: на правом плече девушки, чуть ниже шеи было нанесено маленькое фиолетовое пятнышко. Этого не могла подсказать художнику никакая фантазия. Только на плече Нефертити видел он такую родинку.

Так, выходит, рисунок сделан с натуры? Где, когда? И что означает взгляд незнакомки? В нем – грусть, тоска, страдание...

Максим мгновенно забыл и о новой неожиданной находке, и о хозяйке этой комнаты, и обо всем на свете. Но дверь снова скрипнула, и показалась Таня с чашками а руках:

– Ну, как рисунок? Он словно очнулся:

– Где вы видели это?

Она поставила чай на стол, присела сама. Лицо ее было теперь белым как полотно, руки беспрерывно теребили бахрому скатерти:

– Вы и теперь меня не узнаете?

Голос! Теперь он не сомневался, что слышал этот мягкий пришептывающий голос. Но где? Максим нерешительно покачал головой. Таня еще больше потупилась:

– А помните, как восемь лет назад, в эту же пору, поздним вечером, по дороге в Вормалей...

– Вы?! Так это были вы?..

– Да, это я, глупая несмышленая девчонка, ввязала вас в драку, а потом ревела как дуреха, совсем потеряв голову от страха. Вы тогда, наверное, бог знает что обо мне подумали. А ведь я никогда не была трусихой. И в тот вечер, когда эти негодяи сбили вас с ног, я не убежала, нэ спряталась за деревьями. А схватила палку и так стукнула какого-то прохвоста, что тот взвыл от боли. Но их было слишком много. И у одного я увидела нож. Представляете мой ужас? Я бросилась на землю и вцепилась ему в ногу, Он упал на вас. А нож не бросает. Тогда я рванула его за волосы. Но в это время произошло что-то совершенно непонятное. В небе вдруг свистнуло. И поднялся такой вихрь, что меня отбросило в сторону. А все эти подонки ^сначала повалились на землю и забились, как в падучей, потом вскочили – и к селу. И сразу пошел дождь. Вы оставались на земле. Я хотела подбежать к вам, но тут... – Таня перевела дыхание. – Тут произошло то, что вы видите на рисунке, –Таня кивнула на альбом. – Она появилась как-то сразу, без единого звука, эта девушка в плаще, налицо ее будто светилось. Она вся светилась. И была такой красивой... Неправдоподобно красивой1 Разве на бумаге это передашь, Яш Поверьте, я иикогда не была суеверной. Но в эту минуту все будто заледенело во мне. А она подошла ближе и склонилась к вам. Низко-низко. Я думала, она хочет поцеловать вас. А она только провела рукой над вашим лицом и что-то шепнула, но так тихо, что я только по губам догадалась об этом. Потом она провела рукой по вашей груди, бокам. И поднялась. Но долго еще стояла и смотрела на вас, вот так, как я попыталась изобразить на рисунке. Сколько все это продолжалось – не знаю. Потом вдруг что-то прозвучало в темноте, как, знаете, басовая струна на гитаре, если ее чуть тронуть. Тогда девушка повернулась и исчезла. Сразу, будто растаяла в темноте. Тут уж на меня такой страх напал, что прижалась я к дереву и заревела. Реву и не знаю, что делать. Дождь, ветер! И вы на дороге. В темноте не видно, как вы там, может, и не живой давно. А подойти боюсь. И вдруг вы поднялись. Тогда я к вам! Ну, а дальше вы помните, наверное... Максим молчал.

– Потом я не раз встречала вас в Вормалее. А однажды вечером, ровно год спустя...

– Вы бросили мне цветы? Таня кивнула:

– Мне тогда еще хотелось показать вам свой рисунок, поговорить с вами. Но я думала, вы выздоровеете и сами зайдете ко мне. Просто не верилось, что тот вечер, тот случай в лесу пройдут совсем бесследно. Я, знаете, с детства любила мечтать о чем-то таком... необыкновенном. А с тех пор, как увидела вас и вашу удивительную спасительницу, то, кажется, только и жила своими мечтами. В тот вечер я сделала свой рисунок.

– Не продолжайте, прошу вас! – Максим захлопнул альбом. – Почему вы не сказали обо всем этом там, в лесу?

– Не знаю, как вам объяснить. Я очень испугалась тогда. И потом... у меня просто не было уверенности, что это не галлюцинация. Я и потом, вплоть до сегодняшнего дня, никому не смела даже рассказать о событиях той ночи. А теперь... Теперь я вижу, все это было! Было! Вы знаете ее, знаете, где она, и, может, скажете, как увидеть ее. Я так хотела бы этого. Ну почему вы молчите?

Максим отодвинул альбом.

– Милая Танюша, вы можете верить мне, можете не верить. Можете считать меня ненормальным, сумасшедшим, кем угодно. Но об этой девушке я знаю не больше, чем вы. Я видел ее всего два или три раза, при таких же странных, загадочных обстоятельствах. И больше не увижу, наверное, никогда.

– Но она любит вас!

– Вы с ума сошли! – Максиму показалось, что он сорвался с кручи и летит в бездонную пропасть. – Что вы говорите!

– Любит, я знаю. Я видела! – упрямо твердила Таня.- Вы только взгляните. Ведь я не придумала это. Такое невозможно придумать.

Он снова придвинул рисунок. Глаза незнакомки будто плакали в безысходной тоске.

– Нет! Этого не может быть. Это... мистификация, наваждение! Но... как я благодарен вам, Таня!

– За что благодарить, за камень?