Мы вошли в пике. С первого же захода подожгли два «юнкерса». Из самолетов стали выпрыгивать немецкие офицеры: бросая портфели, чемоданы, они кидались в разные стороны. Значит, не обмануло меня предчувствие!

Делаем второй заход, поджигаем три оставшиеся самолета и «гладим» аэродром, по которому рассыпались немцы. Довершая разгром, мы всей огневой мощью эскадрильи обрушились на склады и сооружения, уцелевшие после предыдущих налетов нашей авиации.

О панике, царившей в окруженных войсках, свидетельствует такой факт. Однажды после выполнения задания наша эскадрилья возвращалась домой. По дороге от Городища к Корсунь-Шевченковскому я увидел, что на шоссе стоят два ряда грузовиков. В колонне не меньше двухсот машин. Удивило то, что автомашины с грузом стоят среди поля и не видно ни шоферов, ни охраны.

Запросил по радио разрешения атаковать колонну. С КП предложили от атаки воздержаться. Мы набрали высоту, построились в круг с тем, чтобы сразу после получения приказа обрушиться на колонну.

Через несколько минут слышу в шлемофоне взволнованный голос генерала Рязанова: «Отставить атаку! Отставить атаку!»

Что ж, приказ есть приказ. Пошли на аэродром. Лишь через несколько дней узнали, что колонна эта была брошена шоферами. За ней следили разведчики наземных частей. Атакуй я грузовики, погибла бы масса боеприпасов и обмундирования, которые в конце концов целехонькими попали в наши руки.

С операцией в районе Корсунь-Шевченковского связано у меня еще одно интересное воспоминание. Собственно, интересным оно кажется сейчас, а в те дни причинило немало забот и волнений.

Еще в дни разгрома под Москвой зимой 1941 года немцы изобрели приспособление, с помощью которого уничтожали железнодорожные пути. Не берусь точно описать его, но представляло оно собой нечто вроде двух огромных лемехов плуга. Их цепляли к паровозу. Плуг ломал шпалы пополам, а рельсы, упираясь в покатые щеки, изгибались и лопались. Паровоз за час уничтожал двенадцать-пятнадцать километров полотна.

Именно такой паровоз и орудовал между Первомайском и Малыми Висками. Зная о том, что участь окруженной группировки предрешена, что предстоит откатываться дальше на запад, гитлеровцы с помощью своего приспособления разрушали железные дороги.

Уничтожить паровоз командование приказало мне. Началась охота. Должен сказать, что противник попался на редкость хитрый, опытный и осторожный.

Еще вчера, пролетая над этими местами, я видел стальные нити рельсов. Сегодня их нет. Но нет и паровоза. Тщетны все попытки обнаружить врага.

На помощь пришла наземная разведка.

Нахожусь на КП аэродрома в первой готовности. Получаем сведения, что паровоз орудует около Малых Висок. Лечу туда, вижу следы его варварской работы, а самого паровоза и след простыл.

И так день за днем. Начинаю терять терпение. А командование не дает покоя, требует немедленного уничтожения проклятого паровоза. Ведь за день он причиняет столько вреда, что нужна неделя для восстановления, нужны материалы, затраты труда сотен солдат и офицеров инженерных войск. Мало того, пока восстанавливается путь, задерживается доставка грузов наступающим войскам.

В один из дней, когда о паровозе не было никаких сведений, я вылетел на разведку. Собрал данные о позициях немцев, сфотографировал расположение артиллерии и закопанные в землю танки. Лечу на свой аэродром.

Неожиданно вижу внизу тень паровоза. Именно тень. В лучах заходящего солнца она кажется неправдоподобно большой, уродливой. Тень движется, но дыма нет, не видно и самого паровоза. Резко снижаюсь и тут только понимаю, почему бесплодной была охота. Сверху на паровозе смонтирована площадка, на которой уложены снег, комья земли, кусты.

Я даже вскрикнул от радости. Ну, теперь ты от меня не уйдешь! Захожу сбоку, беру паровоз в прицел, атакую. Впустую. Машинист резко дает ход — и мои снаряды идут мимо цели. Атакую вновь, и вновь безрезультатно. Чувствую, что в будке паровоза сидит опытный человек, следящий за каждым моим движением.

Необычный поединок самолета с паровозом длился около пятнадцати минут. Наконец снаряд попал в котел. Облако пара поднялось метров на двадцать, паровоз остановился. Я зашел сбоку, прошил его очередями из пушек и пулеметов. Развернулся и, зайдя с другой стороны, в упор выпустил реактивные снаряды. Паровоз превратился в груду металла. Делаю круг, убеждаюсь, что сработал чисто, фотографирую и лечу домой.

После разгрома Корсунь-Шевченковской группировки наш корпус участвовал в Яссо-Кишиневской операции, а потом был переброшен на Первый Украинский фронт.

Сандомирский плацдарм

Деревушка неподалеку от Львова. С ней у меня связано тягостное воспоминание о коварстве и подлости врага.

Еще в дни, когда война полыхала на нашей земле, мы слышали, что орудует на Украине некий Бандера. Под видом борьбы за «самостийну Украину» бандеровцы грабили местное население, выдавали гестаповцам патриотов, не склонивших головы в оккупации. По существу банды эти являлись холуями немецко-фашистских захватчиков.

При подходе наших войск большая часть «борцов за свободу Украины» удирала на запад вместе со своими хозяевами, но некоторые оставались и вымещали звериную злобу на мирном населении.

Около полумесяца наш полк размещался в деревушке. Мы с адъютантом эскадрильи квартировали у двух пожилых людей. Старик и его жена относились к нам, как к своим детям, старались вкуснее накормить, сделать что-нибудь приятное.

Настало время улетать в другое место. Мы тепло простились с гостеприимными хозяевами. Случилось так, что один из самолетов эскадрильи не мог подняться в воздух — необходим был незначительный ремонт мотора. Возле него мы оставили механика с условием, что на следующий день я вместе с другим летчиком вернусь — и мы парой перелетим на новый аэродром.

На следующий день в послеобеденный час мы вернулись за самолетом и узнали о трагедии, случившейся ночью.

Едва стемнело, как в дом, где до этого жили мы с адъютантом, ворвались бандиты. Они зверски истязали, а затем ножами убили старика. Его жену мерзавцы повесили на крыльце дома, приколов на грудь старой женщине клочок бумаги с надписью о том, что такая участь ожидает каждого, кто посмеет помогать Советской Армии.

Бандеровцы подожгли еще два дома и устремились за околицу села к самолету. Но тут их ждал отпор. Механик, предупрежденный о налете банды, сел к пулемету в кабине стрелка. Едва бандиты приблизились к «ильюшину», как их встретила очередь крупнокалиберного пулемета. Пыл с них немедленно слетел, и они кинулись наутек.

До утра механик не покидал самолета, опасаясь вторичного нападения.

Мы связались с войсками МВД и рассказали о случившемся. Вскоре в деревню на нескольких машинах прибыли автоматчики. К вечеру банда перестала существовать. Мы с почестями похоронили погибших от рук предателей крестьян и дали слово жестоко отомстить за смерть ни в чем не повинных людей.

Война шла все дальше и дальше на запад. На пути наступающих советских войск встали Карпаты. Наша эскадрилья располагалась в районе городов Кросно и Яслы.

Нелегко воевать в горах, нам же приходилось вдвое тяжелее. Позиции немцев проходили в Карпатах, а наши войска располагались в предгорьях. Гитлеровцы имели возможность незаметно перебрасывать войска с участка на участок, создавать временами численный перевес.

В этих условиях воздушная разведка приобретала исключительное значение. По нескольку раз в день летал я в горы, фотографировал вражеские позиции, наблюдал за передвижением живой силы и техники.

…Узкая лощина. С обеих сторон стоят высокие горы. День довольно ясный, но вершины затянуты облаками. Эта картина хорошо знакома жителям Алма-Аты, Фрунзе и других городов, расположенных у подножья гор.

В мою задачу входило пролететь этой лощиной, развернуться и по ущелью, находящемуся неподалеку, вернуться домой.

Лечу. По мере того, как углубляюсь в горы, погода начинает портиться. Нахожусь в воздухе уже двадцать минут. Неожиданно вижу впереди четыре точки. Противник!