Оставшись наедине с Расточным, Метелин от души рассмеялся.

— Не печальтесь так, Фома! Дуня понесла не раньше пары месяцев назад. Покойный барин к этому не имеет ни малейшего отношения. Просто следить надо за такими горячими девками! Не оставлять, так сказать, без присмотра. Лет-то ей сколько? Замуж уж давно бы стоило отдать!

Расточный воззрился на Метелина так, будто тот только что явил ему чудо воскрешения из мертвых, а то и похлеще чего выкинул. На его лице нервно затряслась бороденка, и он силился представить, откуда приезжему родственнику могут быть известны столь неожиданные подробности.

— Да с чего вы взяли ересь-то такую, Александр Николаевич? Болтают разно, почто вам это слушать? — затянул было он, но, увидев предупреждающий ироничный взгляд Метелина, быстро сдался. — Да одна она. Кроме бабки древней, которая ей и вовсе родственницей не приходится, нету у нее никого. Какой за ней пригляд? Я бы пристроил ко времени замуж за какого-нибудь паренька толкового, так ведь на нее сам барин глаз положил! Какое уж тут «замуж». — Фома помолчал немного, подошел к окну и решил добавить: — Он ведь Оленьку и правда, как родную дочь, любил, старик-то Истопин, что бы там злые языки ни болтали. А природа свое брала, вот он Дуню и приглядел. Была у барина жена, да, говорят, померла давно, я и то ее не видел. Вот сколько помню, при барине всегда девки были, молодые, красивые. Чтоб лихого не болтали, он их замуж выдавал куда-нибудь за тридевять земель. Болтали, что он слухов-то не просто так боялся, что по старости зелье чудодейственное сотворил, которое силу мужчине возвращает, и что девок потом изнурял всячески, как по-христиански и представить нельзя… Когда Оленьку только привезли, ей еще и двенадцати не исполнилось, всякое говорили! Девчонка же турчанка наполовину, мать ее, говорят, турчанкой была. А басурманское племя дочерей своих не бережет… — Расточный пожал плечами и принялся набивать себе трубку. Затем добавил: — Но вы не подумайте, Александр Николаевич, что эти слухи основание имели. Люди всякое болтают, а что и вправду есть, порой и не видят. Так вот, про Дуню-то никто и не знал, пожалуй, кроме меня, про других девок уже забыть успели, а только про Оленьку одну и судачили. А она не дружила ни с кем, нелюдимая была девочка, только знай себе зверье лечила, а потом и бабы деревенские к ней с ребятишками потянулись. Многим она жизнь спасла… Сам Истопин к ней за советом ходил и ее искусству дивился. Некогда ей было блудить-то! Деловая она очень.

Слушая управляющего, Метелин продолжал светиться от счастья. Если бы знал, что такой камень упадет с его души, как только он увидит Дунины прелести, давно бы уговорил ее раздеться! Но не мог же он после чтения дневника раздевать всех девушек из близлежащих деревень. Достаточно и того, что дядиной любовницей оказалась не Ольга. Но теперь, когда уверенность стала определенной, Алекс, не задумываясь о девичьей чести, искренне радовался за Дуню и едва сдерживался, чтобы не шутить на эту тему. Отмечая общую недостойность своего поведения, Метелин тем не менее ничего не мог с собой поделать.

Алекс проверил, действительно ли спит Дуня, которой он дал отвара из мака и мяты с валерьяной, и, окрыленный, сразу же отправился в Ольгину горницу. Ему требовалось срочно с ней поговорить.

Из всех возможных прегрешений Ольги он смог бы простить ей решительно все, но особенно мучился из-за отношения к дяде. Теперь, когда в этом вопросе наметилась ясность, он готов был сметать со своего пути соперников в любом количестве, любых степеней знатности и богатства.

В покоях Ольга, как всегда, находилась одна. Тюрин, видимо, пошел не за ней, или она выпроводила его прочь, прислуги здесь и вовсе не водилось, кроме Дуни да Авдотьи. Но первая сейчас… «прихворала», а Дотя слишком занята в преддверии светлого праздника.

Ольга вышла на звук шагов и, негодующе скрестив на груди руки, встретила посреди маленькой гостиной. Здесь все так же пахло травами и медом, по стенам к Троице развесили березовые ветки, а в сенях и вовсе на полу лежала шелковистая зеленая трава.

— Довольны? — Ольга говорила резко, щеки ее раскраснелись, она и смущалась, и злилась. — Теперь Дуня окончательно обесчещена.

— Оля, о чем ты? Я ее не касался!

Метелин откровенно издевался, его захлестывало веселье. Все намерения извиниться перед Ольгой и объясниться ей в непонятном сладком чувстве, переполнявшем его, улетучились. В конце концов, у нее все еще остался про запас тот ночной возлюбленный, с которым она обнималась в избе сторожа, поэтому нельзя показать ей свою слабость, не получив ничего взамен. Но отказать себе в удовольствии общения он не мог, ее горящие глаза и раскрасневшиеся щеки услаждали его взор.

Ольга распалялась все больше.

— Александр, как вы могли?! Вы даже не уверены в том, что Дуня действительно носит ребенка, а заявили об этом в присутствии Тюрина, Расточного, и прислуга тоже слышала. Разве вы не понимаете, какой урон нанесли ее репутации?

— Ты так говоришь, словно она твоя дочь и ты собиралась венчать ее завтра с цесаревичем! Я просто врач. От меня ждали диагноза — и я назвал его. Она здорова, как лошадь. Пожалуй, следует воздержаться от парной, а так полный порядок! И что ты взъелась на меня?! В конце концов, Дуня не самая безвинная жертва в этой истории.

Алекс наблюдал за Ольгой и почти не обращал внимания на то, что говорил. Ее волосы растрепались после бани, она наскоро собрала их сзади, но общей картины это не меняло. Она вы глядела беззащитно, трогательно и очень соблазнительно. Жаль, что, отвлекшись на Дуню, Метелину не удалось рассмотреть, как на Оле смотрелись мокрые простыни…

Ольга же решительно не понимала, как он может быть таким прямолинейным, упрямым и бестолковым.

— Не знаю, Александр Николаевич, где вы там ездили и в каких странах навидались таких порядков, чтобы девушек позорить, но у нас в России так нельзя. Крестьянка она или благородная, спрос один. Не должно ей, невенчанной, детей рожать. Поэтому распинаться тут незачем! Если хотите знать, я лучше других понимаю, что чувствовать должна Дуня! Когда меня привезли сюда, я была несмышленой и глупой, но потом стала понимать, что обо мне говорят и думают люди. Здесь жестокие нравы… Мне не осталось ничего, кроме как доказывать свое достоинство в работе, а что сможет Дуня? У нее не было даже такой непутевой матери, как у меня, у нее не было и такого учителя, как Истопин! Честь — это все, что имелось у бедной девушки!

Кажется, Алекс перестал слышать ее слова. Ольга так разгорячилась, что глаза ее заблестели еще ярче, а над губой выступила испарина. Она быстро и четко выговаривала слова, но любой мужчина сейчас рассматривал бы только ее белоснежные зубы, только этот язычок в нежно-алом обрамлении губ. Через минуту Алексу уже казалось, что он не может удержаться, во рту пересохло. В поисках источника, из которого можно заглушить эту изнуряющую жажду, он рывком приник к Ольгиным губам и с жаром ощутил на своем языке ту самую влагу, которая секунду назад завораживающе блестела на ее губах.

В ушах шумело. Сквозь этот навязчивый, всепоглощающий шум Метелин отметил, что Ольга отвечает на его поцелуй! Отвечает с неведомой раньше страстью, с натиском, который ему самому сделал бы честь, с голодом, несвойственным жеманной девице. Не допуская даже мысли или желания остановиться, Алекс быстрыми и жаркими поцелуями покрывал ее подбородок, щеки, уши, шею… Он снова почувствовал жаркий Ольгин запах, которым она сводила его с ума, запах травы, сладкого меда, вереска и еще солоновато-горький оттенок, напоминающий море и жженый миндаль… Ее аромат манил поскорее сорвать с нее корсет и коснуться кожи, которая мягче ее волос, мягче этой шелковистой ленты, которую Алекс уже давно мял рукой. Долой всю одежду!

Ольга застонала. Из ее груди вырвался хриплый безыскусный стон сладострастия, который уносил от реальности. Больше всего Алекс боялся, что она сейчас очнется и одумается… Ее обнаженная кожа ждала его поцелуев и горела под ними, Александр понимал, что стремительно теряет контроль над ситуацией и не может, не хочет и не собирается останавливаться. Последняя тонкая шелковистая преграда в виде белой, с тонким кружевом рубашки полетела вниз, и Александр коснулся наконец руками ее груди, выпуклых сосков, нежнейшей кожи живота и бедер. Ольга застонала снова и прижалась к нему всем телом. В это мгновение Александр испытал почти болезненное наслаждение в области паха и, стремительно подхватив Ольгу на руки, быстро осмотрелся по сторонам.