— Пожалуйста, Дорина, я не хотел…

— Вы будете обращаться ко мне «мисс Мартин», когда вообще будете обращаться, а это продлится уже недолго. И не говорите чепухи, будто «Альгамбра» — обычный театр, что определенно не так, и вы наверняка прекрасно знаете это сами.

— Он немного сомнительнее некоторых, — согласился граф, — но все равно это место, куда приличный мужчина может привести приличную женщину, если только она соблюдает границы.

— И каковы же ваши границы, милорд? — угрожающим тоном спросила Дорина.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Думаю, понимаете. Вы мысленно проводите разграничительную линию, не так ли? По одну сторону леди, тонкую чувствительность и репутацию которых необходимо охранять и которых вы бы и не подумали повести в «Альгамбру». А по другую — женщины света, респектабельные, но гораздо более опытные. Такие, как леди Масгроув, Элси и я.

— Дорина… мисс Мартин…

— Леди Масгроув, — беспощадно продолжала Дорина, — настолько беспардонная женщина, что преследует вас в вашем собственном доме, до чего не опустилась бы никакая леди. Но, быть может, не следует ее винить: ведь вы наверняка дали ей повод для такой уверенности. То же самое с Элси, которая пишет вам такие пылкие письма. Опять же, нет сомнений, что она чувствует за собой право на это. Равно как и вы, должно быть, чувствуете право оказывать им так мало уважения. Но я?! Какой повод я дала вам оскорблять меня? Я зарабатываю себе на жизнь, а потому должна жить в свете. Нет ни отца, ни братьев, которые могли бы меня защитить. Неужели это достаточный повод? Полагаю, для закоренелого бабника, да.

— Не думаю, что это самое…

— Я еще не закончила, — ледяным тоном сообщила Дорина.

— Тогда, пожалуйста, не называйте меня закоренелым бабником.

— После оскорбления, которое вы нанесли мне сегодня вечером, я считаю это еще довольно мягкой реакцией, — кипя от злости, отрезала она.

— Я вовсе не хотел вас оскорбить, и если вы думаете, что я закоренелый бабник, могу лишь сказать, что вы никогда еще не сталкивались с подобными людьми. А если назвать вас невестой было с моей стороны оскорблением…

— Это самое ужасное, — всхлипнув, объявила Дорина. — И если вы считаете, что мне это должно льстить, позвольте ясно объяснить, что я скорее бы предпочла объявить о помолвке с питоном.

Потрясенные, они уставились друг на друга. Граф пришел в себя первым.

— Благодарю, — отчеканил он. — Вы объяснились предельно ясно, хотя не понимаю, почему именно питон.

— Это самое отвратительное, что пришло мне на ум, — зло сказала Дорина. — Вы не имели права говорить обо мне таких вещей без моего согласия.

— Я пытался произвести на полицейского впечатление вашим статусом, потому что он принял вас за… э…

— Я знаю, за кого он меня принял. Я прекрасно поняла, что подумали в полиции, когда меня притащили в фургоне с еще пятью женщинами. А их, кстати, это очень позабавило. Они говорили, что со временем я привыкну…

Ее голос оборвался и перешел в стон. До сих пор у нее получалось держать боевой порядок, но отвага вдруг иссякла, и она села на диван, закрыла лицо руками и заплакала так горько, будто ее сердце могло вот-вот разорваться.

Ошеломленный, граф упал перед ней на колени.

— Пожалуйста, пожалуйста, Дорина, простите. Пожалуйста, не плачьте. Во всем виноват я.

Он попытался обнять девушку, но та оттолкнула его.

— Не прикасайтесь ко мне, — рыдая, сказала она. — Я до конца жизни не прощу вам этого вечера.

— А я и не заслуживаю прощения. Я совершенно зря повез вас туда, просто я думал, что вам может понравиться немного запретного риска, как…

Он собирался сказать: «…как другим женщинам, которых я знал», — но вовремя остановился. Дорина была права: Элси и леди Масгроув нравилось ходить в «Альгамбру», где можно было слегка обжечь пальчики, а потом благополучно скрыться.

Но теперь граф видел, что никак не должен был путать Дорину с подобными созданиями, которые, несмотря на свои титулы и аристократичные замашки, имели много общего с веселыми девицами «Альгамбры».

— Я был неправ, чудовищно неправ, — сказал он пристыженно. — Но прошу вас, милая, скажите, что прощаете меня и мы можем начать все сначала.

— Не называйте меня милая, — всхлипнула Дорина. — И мы не можем начать сначала. Я ухожу.

— Нет, вам нельзя уходить! Я хочу все исправить!

Девушка замотала головой в категорическом отказе, но граф не желал его принимать. Дорина все еще закрывала лицо ладонями, и он нежно протянул к ней руки, чтобы убрать их.

— Я, я во всем виноват, — прошептал он. — Я никогда себе не прощу, даже если вы великодушно сможете это сделать.

— Я не могу, — ответила она охрипшим голосом. — Я никогда, никогда не прощу вам этого вечера.

Удрученный, он не знал, что сказать. Он знал только, что эта девушка с рассыпавшимися по плечам волосами и залитым слезами лицом взволновала его, как ничто другое в жизни.

— Дорина, — шепнул он, — Дорина…

Но всхлипывания не утихали, и самым важным на свете для него стало утешить ее.

Позабыв обо всем, кроме вдруг возникшего ошеломляющего чувства в сердце, он протянул руки, чтобы обнять ее, прижать к себе.

В следующий миг он нашел губами ее губы.

Глава шестая

Дорина была потрясена. Только что она барахталась в глубинах отчаяния, а теперь казалась перенесенной в новый мир, наполненный светом звезд.

Многие мужчины целовали ее в щеку после приятного танца. Но в губы ее еще никто никогда не целовал.

Когда граф захватил в плен ее губы, Дорина ощутила в груди что-то очень странное, что-то совсем не похожее на все, что она испытывала раньше.

Было удивительно, что такое чувство могло существовать, а она не знала о нем до этой минуты. Казалось, оно заполняет собой весь мир.

Это было совершенно новое, незнакомое сладостное чувство какого-то единения, теплое и волнующее… Ей хотелось, чтобы оно длилось вечно. Граф держал ее в объятиях, но она желала бы оказаться еще ближе к нему: губы к губам, сердце к сердцу.

Она всем телом потянулась, собираясь ответить на его страсть.

Но что-то остановило ее.

Как будто холодная рука опустилась ей на плечо, предостерегая, чтобы она была осторожной, напоминая, с какой легкостью он поцеловал ее, как умело это делал.

Она должна любой ценой остановиться сейчас, сию секунду.

Образы «Альгамбры» пронеслись перед ее мысленным взором. Те молодые женщины, которых она видела сегодня вечером, с легкомысленными манерами и в модных одеждах почти как у нее самой!

Зачем он повез ее в это сомнительное заведение? Чтобы сломить ее защиту и создать удобный настрой для обольщения?

— Нет, — крикнула она, силясь высвободиться. — Пустите…

— Я никогда тебя не отпущу, — хрипло сказал он. — Пожалуйста, Дорина, давай оставим это в прошлом. Я так много…

Но Дорина вырвалась и побежала к двери.

— Не разговаривайте со мной, — крикнула она. — Не пытайтесь меня найти. Даже не думайте обо мне больше.

Решимость девушки укреплялась воспоминанием, как близка она была к тому, чтобы уступить объятиям этого мужчины всего несколько мгновений назад. Она ненавидела и презирала графа, и все-таки его поцелуй — хотя она и знала, сколько в нем цинизма, — вознес ее к вершинам восторга.

Дорина ужасалась сама себе. После такого она немедленно уйдет и никогда больше не будет помышлять ни о чем, кроме поршневых двигателей! Они, по крайней мере, безопасны.

Граф в смятении наблюдал за ней. Едва успев понять, как необходима ему эта девушка, он уже терял ее. Он снова протянул к Дорине руки, но та его оттолкнула.

Отчаяние придало Дорине силы, и ее толчка хватило, чтобы граф отлетел назад и больно ударился о дверной косяк. Он застонал, так как дерево столкнулось с его головой как раз в той точке, куда он уже успел сегодня получить удар.

— Ай! — вскрикнул он.

Дорина застыла как вкопанная.