Но наши контрразведчики предусмотрели этот возможный маневр. Они до поры до времени не стали задерживать американского осведомителя, а лишь держали его работу под плотным наблюдением незаметно для самого объекта изучения.
Наконец, в мае 1968 года в игре наступил качественно новый этап. Проверив Майкла в деле и закрепив оперативный контакт, сотрудники ЦРУ направили ему письмо с тайнописью — скрытым текстом, который становится видимым лишь после его обработки специальным раствором, состав которого известен только их агенту. Обработав письмо, Плавин узнал, что в Русском музее Ленинграда, в зале номер три, где экспонируются старинные иконы, под подоконником первого от входа окна для него будет заложен тайник. Судя по всему, закладку произвел атташе по культуре посольства США Джон Туи, посетивший этот музей. Об этом свидетельствовали сводки наружного наблюдения, которое временно было установлено за американским дипломатом во время его приезда в Ленинград.
На проведение своей первой в жизни тайниковой операции Михаил Моисеевич отправился изрядно волнуясь. Казалось бы, чего проще — подойти к подоконнику и незаметно для окружающих снять прилепленный контейнер. Это было бы легко сделать, если бы американские разведчики более профессионально подошли к мероприятию по выбору места закладки тайника. Например, нашли бы укромное безлюдное местечко. А в Русском музее всегда полно посетителей. С другой стороны, в толпе сотруднику посольской резидентуры ЦРУ было легче контролировать эту операцию и следить за действиями агента, оставаясь незамеченным. Гораздо сложнее было Плавину. Стоя у окна и разглядывая иконы, можно улучить момент, когда все, кто находится в зале, будут рассматривать иконы, а пе глазеть по сторонам. Но как быть с музейными смотрителями, которые следят пе только, и не столько за иконами, сколько за посетителями. Они вполне могли заметить выемку тайника, поднять шум, и тогда—почти гарантированный провал всей операции. Опять же, изымая закладку, агент не должен своим поведением вызвать подозрений у американцев, которые могли наблюдать за ним, затерявшись среди любителей старинных русских икон.
Слава богу, все прошло благополучно. Рассматривая развешенные по стенам музейные экспонаты, Михаил выждал, когда смотрительница вышла из зала, подошел к подоконнику и, загородив его край собственным корпусом от фланирующих по залу посетителей, незаметно вытащил закладку и тут же сунул ее в карман. Через несколько недель после проведения мероприятия по выемке контейнера оперработники сделали фотореконструкцию изъятия тайника. Нужно было понять логику американских разведчиков, выбравших именно это место, определить все плюсы и минусы, определить, может ли оно использоваться еще раз.
Придя домой, Плавин раскрыл контейнер — небольшую алюминиевую трубку—и вытряхнул на стол все его содержимое: подробную инструкцию о дальнейшей работе, четыре шифровальных блокнота и крупную сумму денег. В письме американцы благодарили за работу и обусловили проведете новой тайниковой операции. Теперь заложить контейнер для американских разведчиков с добытой секретной информацией должен был Плавин. Место закладки -— опять музей. На сей раз—«Памятник жилищной архитектуры XVII века», что в Москве, на улице Разина (ныне Варварка), недалеко от Кремля. Условной меткой о закладке контейнера должна быть проведенная мелом небольшая черта, которую агент должен нанести на указанном в инструкции здании в районе Зачатьевского монастыря. Через два дня Плавину надлежало «считать», как говорят разведчики, оставленную американцами метку в обусловленном месте на Житной. Это означало, что сотрудники ЦРУ благополучно изъяли заложенный агентом контейнер.
Уже в который раз контрразведчиками была детально проанализирована ситуация, подобрано большое количество негативов с чертежами элементов ракетной техники и пусковых установок, составлен и зашифрован с помощью недавно полученных из ЦРУ шифрблокнотов подробный шпионский отчет. Все это Михаил Моисеевич лично упаковал в контейнер,—кажется, это была вскрытая и изрядно помятая банка из-под сгущенки. Такие контейнеры разведчики называют «бросовыми». Лежит он себе где-нибудь у обочины дороги, грязный, помятый, иногда даже мерзко пахнущий, и не привлекающий ничьего внимания. И лишь тот, кому он предназначен, знает о его существовании, точном месте нахождения, а главное — чрезвычайно важном содержимом.
Приготовив контейнер и заботливо упаковав в него все необходимые материалы, агент выехал в Москву.
То ли у исполнителя чекистского замысла появился навык оперативной работы, то ли проснулся азарт, но закладку тайника Плавин провел чисто, гладко и даже без особого волнения. Так же спокойно и незаметно для окружающих поставил мелом условную метку. Уже через несколько часов в этот же день метка была считана кем-то из сотрудников американского посольства, который проехал мимо нее на машине с дипломатическими номерами.
Не заставил себя ждать и разведчик-«почтальон». На выемку контейнера приехал атташе американского посольства Рейзер. Прогуливаясь с женой по музею, он несколько раз прошел мимо тайника, пристально изучая ситуацию. Не обнаружив ничего настораживающего, он изъял тайник, даже не подозревая о том, что все его действия тщательно фиксировались советской контрразведкой. Со стороны всю операцию прикрывал сотрудник ЦРУ Шерман. Но и он не заметил ничего подозрительного.
Надо полагать, что окрыленные успехом американцы в этот же день составили подробный отчет о проведении ответственного и довольно рискованного в условиях чужой страны мероприятия и вместе с полученными из тайника документами срочной дипломатической почтой отправили в Лэнгли, в штаб-квартиру ЦРУ.
Вскоре Плавину пришло письмо из Бельгии, расшифровав которое, он узнал, что заложенные им в тайник материалы получили очень высокую оценку американских специалистов. В связи с этим сотрудники ЦРУ выражали ему благодарность и проинформировали об очередной тайниковой операции, которая пройдет в Ленинграде.
Судя по всему, кураторы из ЦРУ теперь полностью доверяли своему агенту, и тайниковые операции, на подготовку которых любая разведка тратит не один год, стали в работе с Плавиным обычным, если не сказать—заурядным явлением. Креативностью американцы не отличались, продолжая использовать бросовые контейнеры. Для этого выбиралось малолюдное место где-нибудь рядом с дорогой и заметным ориентиром. Проезжая на своей машине, кто-либо из американских дипломатов-разведчиков ненадолго останавливался и закладывал контейнер в виде булыжника, куска бетона или толстого обрубка старой ветки. Чуть позднее сюда же приезжал Плавин и забирал контейнер. Иногда дипломаты выбрасывали закладки прямо из окон машины, лишь слегка притормозив у обусловленного места.
Абсолютное доверие к агенту со стороны американских разведчиков, забота о его безопасности, важность получаемых от него сведений и научно-технический прогресс, который в делах шпионских реализуется быстрее, чем где бы то ни было, обусловил новую стадию во взаимоотношениях Плавина и ЦРУ. Однако главную роль играла военно-политическая составляющая международной политики, которая находила свое отражения в тех заданиях, которые получал агент.
К концу 60-х годов основательно изменился характер стратегических ядерных сил как в СССР, так и в США. В Советском Союзе планировалось развертывание тяжелых баллистических ракет наземного базирования и создание ракетных подводных крейсеров. Начиная с 1968 года, в стране на боевое дежурство ежегодно становилось до 200 новых ракет. В США ядерный арсенал — 1054 межконтинентальных баллистических ракет и 656 баллистических ракет подводного базирования — оставался неизменным с 1967 года, хотя продолжало существенно увеличиваться количество носителей с разделяющимися головными частями.
Но политики прекрасно понимали, что гонка ядерных вооружений не может продолжаться бесконечно. Количество боеголовок зашкаливало. Оно перекрыло все мыслимые и немыслимые пределы, а их производство буквально загоняло в тупик экономику обоих государств.