Изменить стиль страницы

После этого все волочебники, называя в один голос по имени хозяина и хозяйку, поздравляют с праздником и идут к другому дому.

Роскошное угощение в Светлое Воскресение господствует во всем царстве польском. В бытность мою в Варшаве я был изумлен многочисленностию и многообразностию свяченого, хотя я уже был знаком с малороссийским. На нескольких столах были разные хлебы, мясное, вина и превосходные куличи. Там, в продолжение целой недели, многие не готовят никакого кушанья, одним кормятся пасхальным и им угощают всех.

В Галиции, в первый понедельник Пасхи, ходят мальчики по домам и обливают молодых девушек душистой водою, а по деревням чистою ключевой, и поют причитание…

Хозяин дома одаривает их деньгами и наделяет свяченым (пасхальным кушаньем) [54].

В Малороссии празднуется Пасха радушнее и богаче, нежели на севере. В несколько рядов ставят на столе пасху, приготовленную на разных сладостях и прянных кореньях. С пасхою, в которую воткнута веточка священной вербы и восковая свеча, красуются масляные изображения: агнца с хоругвью или крестом, барашка и проч., блюдо яиц, окрашенных в разную краску: желтую, палевую и красную; начиненный поросенок с торчащим в зубах хреном, а по бокам его зелень и овощи, жареный гусь, индейка, телятина, копченый окорок, колбаса, сало, кусок черного хлеба, сладкие пироги, творог, сметана, соль, графины с водкою, настойкою и наливкою. На другом столе стоит у богатых чай и кофе. Угощение происходит ежедневно до полудня. Гость непременно обязан хоть чего-нибудь поесть, если не захочет обидеть хозяина; но за особое считается к нему внимание, если он всего поотведает. Есть же такие гости, которые, обходив десятки домов, успевают доказывать уважение к хозяину. От тяжести пасхальных яств гнутся столы, и все это не снимается в продолжение Светлой недели. — Там все христосуются попросту, без чинов: дамы и девицы. Прекрасный пол рад этому случаю, а о мужчинах нечего говорить. Нигде не толпится в это время столько молодежи, как в семейных домах. Христосуются писанками и крашенками. Поселяне и все сословия, не исключая дворянства, бывало, не войдут в дом без писанки или крашенки. Было бы великой обидою, если бы после христосования не принял кто-нибудь писанки [55].

Мальчики и даже взрослые люди в продолжение всей Светлой недели забавляются в битки. Твердость носка пробуют о зуб, по звуку узнают крепость. Другие заливают воском носки. Битье в яйца составляет битоманию, и многие до того доходят, что пробивают по сотням. Как ни богаты здесь пасхальные яства, но они никак не могут сравниться с изящностью и вкусом петербургских куличей, коих один вид возбуждает аппетит.

В некоторых местах Малороссии сохранился обычай, что дети и даже парни ходят по домам первые два или три дня Светлого Воскресенья и поздравляют виршами. Одна из таких вирш запорожских казаков, довольно примечательная, которою они поздравляли кн. Г. А. Потемкина в день Воскресения Христова в 1781 г. Она сочинена войсковым судьею Головатым, поэтом и любимцем кн. Потемкина:

Христос воскрес, Бижучи крычала.
Рад мыр увесь! Там суцига,
Дождалыся Божой ласкы. Теперь бига
Теперь уже ксяк, Як маленка, торопленка!
Нанеся всмак, Бо Биг крестом,
Свяченой пасхи. Чорта с хвостом,
Вси гуляют, Прогнав як собаку.
Взухваляют Сей чертельный,
Воскресшаго Бога. Змий пекельный,
Що вже тая, Из смертно полыгався.
Всим до рая Во ад зажерты (зажарить),
Протерта дорога. Всих заперты,—
Злыи духи, Так то измовлявся!
Власны мухы, Воны тое,
Вси уже послызлы! Вкупы двое,
Загнав Иисус, Знюхавшись гопцюють.—
В пекло покусь, Хоть стараго,
Щоб християн не грызлы. Хоть малаго,
А смерть люта, Де попав, глибцюють!
Що нам тута, Була воля,
Вельми докучала; Хоть и кроля,—
По болотам, Та в рай не пускают!
Очеретам, На всих трактах,
И по болотах, Лизты з неба рачыв.
Сторожы стоялы. — Тож чортыще,
Середь шляху, Старый псыще,
За шияху, Не хоче смырыця!
До пекла хваталы! Но лишь тут Биг,
Того святцы, Сам на пориг,
Попы и чинцы Вин в пекло поточывся!
Не миналы шляху. Тут Вельзевул,
Хвылозофы, Попустыв мул,
Крутопопы, Зляку прихылывся.
Набралыся страху. Заривив гризно,
Пропав сей страх, Як вивк, ризно,
Зарись той шлях Голосом собачьим.
Купьем та болотам. Крычит пробу,
Де той злый дух Що Христову особу
Глытав, як мух, Побачыв!
Ненасытным ротом. Не втак хлосты,
Теперь скорый Що вси косты,
Шлях просторный, Поломав.
До раю протертый. И роги пид ноги.
Без сторожей, Нагнав труха,
Вси на встежи, И самого злого духа
Ворота отперты. Пидтоптав,
Уже велять Аж очы опустыв.
Яблука рвать Крычить на пуп,
Из райскаго древа; Що всюды струп,
Из якого не велив Бог, Нельзя и доторкнуця!
А вкусыла Ева! Надуло брюхо,
Давно той уж, Заперло дух,
Крычав не дуж, Не дае повернуця!
Що спокусыв Еву. А смерть шлюха,
Высыть охляв, Стоя слуха,
Бо Бог закляв, Що над дядьком,
Лазыты на древа: Стала трястысь.
За его грих, що вин, Мыслыть спастысь.
Так набрехав Ева. От Юда укрыця!
Видна Ева! А сей Юда
Одну из древа, З того студа
Вырвала кыслычку. Звернувсь, як макуха.
Збула власты, Так подилом,
Треба прясты, Бо тым слидом,
На гребни мычку! Бере сокруха!
За нею там, Прадид Адам,
Бидный Адам И дядько Хам
Щось, кажут, спрокудыв! Давно в пекли нудыв!
Землю копать, Уже ж теперь,
Ципом махать, Пекло отпер,
Бог з раю понудыв. Як Христа побачыв!
За ту Ева биду, И всяк узнык,
Заслужыла сию, Крутый узлык,
Честь Адаму, З шыи развязалы;
Що из раю И все Хрысту,
Выбылы у шыю! Як на лету,
Глупа жена, Усе розказалы.
Сама вона, Ева згнута,
Яблука трощыла: Була тута,
За один плод, От презлого шайтана.
У весь народ Сей покуса,
В пекло потащыла. Змийшый прусса.
Биг милостыв, И Крымского хана!
Еву простыв, Мучыть дарма,
Адаму пробачыв. У них ярма,
Для вызволу, З шыи не злызалы!
Сам до долу, З ярма в хомут,
С узлами кнут, А вона, — куда луча!
Дротянии пути! Племиннык Лот
З шыи до пят, Вкупи сырот,
На спыни знать Як изобрав бидных
Кровавые смути! Так ни дверий,
Щоб скакала, Ни амаварий,
Небрыкала Не остались мидных!
Кладут в рот удыла. Мусий пророк
Понедилок, Двери и замок,
Хоть не милок, И мур пробыв рогами,
Так ему заслуга. А сплюндровав,
Змыкулывся, Помандровав,
Замулывся, Пишыми ногамы.
Ледве утик з плуга! Власный бугай,
Святый Афет, З коморы в рай,
Взяв мушкет, Выперся голодный.
Як выстрилыв на гасло! Уже теперь пекло отпер,
Пишла з рая, И шлях протер,
Радость не малая, До раю свободный.
Аж пекло загряхло! Прадид Адам,
Свята Сарра, И дядько Хам,
Хоть и стара, Из пекла удрав!
Та жинка руча: Авраам с Исааком,
Вся голота, Ледвы скаком,
Ишла в ворота, И соби поплетав.
вернуться

54

Zig. Pauly «Piesn. Lud. Polsk. W Galicji», с. 29–30.

вернуться

55

Нигде нет столь изящных и даже фантастических яиц, как в Петербурге. Тут между тысячами разнообразно вычурных и художественных рисунков на яйцах встретитесь с механическим устройством, например, с музыкой. Что прежде считалось чудом, то ныне сделалось обыкновенным. Ив. Петр Кулибин поднес Екатерине В. вместо красного яйца часы в яйце, которые играли тропарь Пасхи.