Прекращая сим исчисление опустошительнейших пожаров, нельзя пройти без внимания известия двух иноземцев: Олеария и Таннера. Первый говорит, что в бытность его в Москве редкая неделя проходила без пожаров; иногда ночью загорались дома в двух и трех разных местах, и целые улицы выгорали[85]. Второй говорит, что в его время шесть раз горела Москва, и всякий раз обращалось в пепел более 1000 домов[86]. Их известия правдоподобны: тогда дома строились близко; дерево было сухое, и пламя, обхватив один дом, распространялось быстро по прочим так, что не было возможности тушить.

Пожары, оставляя по себе следы печальных опустошений, были тогда ужасные. В наше время, когда столько придумано спасительных мер, часто деревни и города делались добычей огня. — Но ни в каком году не было столько бедствий от огня, как в 1842 г. Во всех пяти частях света происходили тогда неслыханные пожары, поглощавшие многолюдные города. В России также погорело множество селений, деревень и городов; но самый большой пожар, истребивший 1375 домов, был в Казани (августа 29). - 1842 год может назваться пожарным годом. — В этот бедственный год огненные искры как будто бы вылетали из небесных сводов и зажигали обреченные в жертву города. Народ трепетал и молился.

О внутреннем устройстве городов, порядке и безопасности жилищ мы никаких не имеем сведений. Назначение же чиновников, которые надзирали за всеобщим спокойствием обывателей, появляется не ранее XV в. — Наместники и воеводы были блюстителями вверенных им городов: они собирали подать, судили и решали спорные дела и наказывали нарушителей спокойствия. Иоанн III первый учредил для безопасности жителей разъезды в Москве, доверяя их знатным лоюдям. В 1504 г. устроены рогатки по улицам; каждая часть города была обведена решетками; никому не позволялось ночью ходить без надобности по городу без огня, и смотрение за внутренней безопасностью возложено было на городскую стражу, избираемую самими жителями[87]. В XVII ст. находились по разным местам улиц часовые, которые производили оклик, давали знать о пожаре и били в деревянные доски равномерно о пробитии часа, с которого времени никто не должен был ходить по городу[88]. В пол. XVII ст. издан уже наказ для городского благочиния, который касался одной Москвы. — Назначенные тогда для объезда по городу Ив. Новиков и подьячий Викула Панов имели обязанностью прекращать воровство и смотреть за огнем. Во время разъезда они имели при себе пять решеточных приказчиков и с каждых десяти дворов по человеку с рогатинами, топорами и водоливными трубами; наблюдали еще, чтобы в жаркие дни не топили изб и бань, и к ним прикладывали печати — и чтобы не сидели поздно с огнем. Для приготовления кушанья и печения хлебов велено делать русские печи в поварнях; у кого не было отдельных, тем приказывалось устраивать на огородах или полых местах вдали от хором и прикрывать их от ветра щитами.

Служители, кои непосредственно наблюдали за городскою чистотой и гасили огонь, назывались земскими ярышками и огневщиками. Земские ярышки носили в Москве красное и зеленое платье, а в других городах иного цвета; на груди нашивались буквы З. Я., означавшие их звание. При крестных ходах и выезде царя стояло готовых несколько человек с метлами и лопатами, которые, находясь впереди, мели улицу и не допускали тесниться народу. Ссорившихся или дравшихся они брали немедленно и отводили в городскую избу. — Огневщики же были пожарные служители.

Заведение собственно полицейского порядка принадлежит Петру I. Он учредил в Петербурге (1718 г.) главную полицию и генерал-адъютанта Девиера назначил генерал-полицмейстером; потом учредил ее в Москве (1722 г. мая 19), дал полицмейстерскую инструкцию (в том же году дек. 10) и московского обер-полицмейстера подчинил генерал-полицмейстеру. С утверждением полиции на нее возложено непосредственное попечение о спокойствии и безопасности горожан. Таковые меры распространены впоследствии на все города в России, и полиция, дотоле неизвестная, заняла почетное место в области государственных постановлений. В наше время для содействия городской полиции учрежден еще корпус жандармов.

При появлении где-либо пожара определено было особым градским чинам, а потом стрельцам, давать знать жителям битьем в доски и трещотки и звоном колоколов, приказано разламывать смежные дома или покрывать их мокрыми кожами, поливая беспрестанно водою. В половине XVII в. (1649 г. в апр.) постановлено в Москве иметь при каждых пяти дворах по одной медной водоливной трубе, а при каждом дворе по одному деревянному ведру. Впоследствии времени (в нач. XVIII в.) заведены со стороны городской стражи пожарные трубы, постановив жителям в обязанность содействовать тушению пожара. По улучшении пожарной стражи возложена на нее обязанность гасить пожар. — В нач. XIX в. подтверждено, чтобы не только в городах, но в селах и деревнях иметь каждому дому по запасному ведру, а богатым людям готовую бочку с водою, и чтобы все содействовали прекращению огня. Эта мера принята в таких лишь местах, где не существует пожарная стража.

Ни одна из пожарных страж, быть может во всей Европе, сколько мне не случалось ее там видеть, не поступает с таким самоотвержением, как петербургская. Ужас обнимает, когда смотришь на действующих во время пожара. Сквозь пламень и ад огня пожарный служитель взлетает бесстрашно на крайнюю высоту здания: он — горит! — Но он не заботится об этом: ему надобно спасать несчастных. Испепеляющий жар, дым столбом, огненное облако искр охватывают его — он погиб! Нет, он спасает: на своих плечах он выносит ребенка или дряхлого старца, передает другому и вновь летит спасать, не думая ни о себе, ни о своем семействе! Товарищи его, обожженные и обгорелые, отуманенные удушливыми облаками дыма и охватываемые огнем — носят смерть в своей груди, но они ничего не видят, кроме своей обязанности. — Иные, держась одной рукою на лестнице и часто вися на воздухе, схватывают другою остатки имущества несчастного; другие, не зная смерти, кроме смерти других, устремляются на огненный костер и вырывают из его вулканических челюстей вопиющих о спасении! Вот уже валятся бревна, рассыпается дом с ужасным громом, ничто не сопротивляется сокрушительной силе. Но один противится русский! Он действует бестрепетно, идет навстречу смерти и, если падает под грудою развалин, то умирает с благороднейшим самопожертвованием, свойственным русскому.

Несмотря на предосторожности противу пожаров, сильные огни беспрестанно опустошали города. Это происходило от множества деревянных домов, строенных без плана, почти кучей; от неправильных, кривых и узких улиц, в коих никому нельзя было действовать с успехом: мгновенно охватывались части города, и все обращалось в пепел. Каменные дома появлялись изредка даже в больших городах. При построении новой столицы, Петербурга, ей стоило великих трудов выстроиться из кирпича — по недостатку в нем. Изобилие леса и удобство в доставлении его предпочиталось <по> прочности каменным зданиям. Москва же до 1812 г. строилась большею частью из дерева — пожар этого года заставил ее строиться по плану и из кирпича, хотя она издревле слыла белокаменною. О других городах нечего говорить — все из дерева. Правда, есть города, как, например, Харьков, Одесса, Тверь, Новгород, Нижний Новгород, Казань, Ярославль, Тула и еще некоторые, где распространяются каменные здания; но они составляют там роскошь, а не потребность. — Много раз подтверждалось городским жителям строиться по плану и из кирпича для безопасности от огня; но эти меры не были приводимы в исполнение самими жителями по причине несостояния и нераспланировки города. В конце XVII ст. предписано уже было, чтобы строящимся в Москве выдавать пособие из Приказа Большого Дворца. Указом 1681 г. окт. 23 повелевалось, чтобы все строящиеся крыли дома тесом, а поверх теса засыпали землею и укладывали дерном. Кто не мог этого сделать, тот должен был крыть дранью на подставах, дабы во время пожара легче было снимать кровлю. На палатном дворе воспрещалось строить деревянные хоромы. Жившим на большой улице и погоревшим недавно велено отпустить кирпичу в долг из Приказа Большого Дворца по указной цене: по полтора рубля за тысячу, рассрочив платеж на десять лет[89]. — Эти меры не изменили образа постройки. Петр I повелел при построении Петербурга всем строиться по плану, и ежели не из камня, то по крайней мере на каменном основании, и чтобы дома ставились окнами на улицу, а конюшни, сараи и другие здания — внутри двора. В 1718 г. указано то же самое в Москве; в 1722 г. поведено крыть дома железом; в селениях же и деревнях обзаводиться чистыми домиками, и запрещены в Москве черные избы без труб и с одними деревянными трубами; подтверждено иметь заливные пожарные и расписано каждому из обывателей: кому с чем являться для тушения пожара. — С этого времени несравненно реже случались опустошительные пожары.