— Может, мы сумеем договориться? — Залебезил я.

— Что ты можешь предложить? — Заинтересованно облизнулся вампир.

— Тридцать тысяч.

Если расковыряю все тайники, вымолю у отца с мамой и продам свою мантию, наберется тысяч шесть. Но лучше приукрасить правду! Вдруг у моего друга, бедного охранника… в доме лежит клад?

К счастью, у меня совершенно вылетело из головы, что на руке прямо в тот момент болтался обруч из очень дорогого металла. Узнай Габерон, что это я обобрал его собрата, прикончил бы обоих на месте.

— Оборотень в бегах может предложить мне тридцать тыщ? Да ну врешь ты все! Не надо заливать больше, все равно не поверю.

Франьена дернуло. Он резко повернулся ко мне и принялся с дрожью рассматривать, будто видел первый раз в жизни. Спасибо, вампирище!

— Я все объясню, — замахал единственной свободной рукой я.

— Слухи не врали… Ты стал Разнокровным. Почему сразу не сказал? — Нахмурился охранник.

— Я боялся. Вдруг ты не поймешь, вдруг тебя настигнет какая-нибудь опасность!

— Вроде этой? — Франьен кивнул на вампира, как будто его тут не было.

— Вроде того. Прости. Но ведь это ничего не меняет, я такой же!

— Хотелось бы верить. Ты уже убивал?

Я решил не отвечать на такой вопрос, хотя молчание — не лучший способ избавиться от недоверия друга. Вместо меня ответил скалящийся от радости, что подводит человека, Габерон:

— Конечно, убивал! Десятки людей. Они со своей подружкой убили вообще чуть ли не улицу.

— Не ври тут! — Крикнул я, но руку сжали еще сильней.

— Думай, где девчонка, или я тебя заражу. Ты знаешь, какие мучения доставляет смешение крови нескольких Разнокровных? Это худшая смерть из возможных.

Да, все равно умирать. Но страдать не хочу, да и зачем прихватывать друга?

— Знаешь, если скажешь, где та, которую я ищу, не убью тебя, а сделаю «упырем», — расщедрился вампир.

— Как будто есть разница, — фыркнул я.

— А разве нету? Так умрешь, а так — не совсем.

Не обманешь, гадина. Я уже знаю, что «упырь» — это синоним убийства.

— Отпусти Франьена. Он мне не помогал убивать вашего собрата. У меня другой помощник.

— Куда же я его отпущу теперь? Раньше надо было говорить. Где же твой помощничек? С подружечкой прячется?

— Да я не знаю, где она!

«Эй, напарник», — позвала Совесть. — «Я тут подумала кое-что. Оборотни хорошо слышат запахи. Ктори — оборотень. Глашатай убит. Скорее всего, из-за перчаток. Перчатки испускают запах. Улавливаешь мысль?»

«Улавливаю», — перепугался я. Раз глашатая убили, лесник в такой же опасности, особенно если не догадается отдать эту почему-то очень дорогую оборотню перчатку просто так. Велуд таков, что не отдаст и спички без боя, если он может возникнуть. Да и зачем оставлять в живых незнакомого человека чудовищу, которое уже убило троих?

— Отпусти Франьена, и я покажу, где девчонка, — прорычал я.

— Не отпущу, но теперь знаю, что ты знаешь. Показывай, иначе я его убью! — Габерон вдруг выпустил моего друга и освободившейся рукой схватил его за плечо, одновременно локтем закрыв рот. Толстяк закричал, но через руку врага звук прошел лишь в виде мычания, слишком тихого, чтобы услышал хоть кто-нибудь, даже пес-пожарный.

— Видишь, как сломал плечо, сломаю и голову. С плечиком он походит, но без головушки — ни-ни. У тебя три секунды на раздумья.

«Три секунды вполне хватит, чтобы посоветоваться с Совестью. Думаю, лучше обратиться или просто переключиться на меня, но с таким врагом не справиться. Предоставляю тебе решить, как выпутаться», — пожал плечами внутренний голос.

Когда надо, ни от кого поддержки не дождешься. На изощренный план у меня осталась лишь секунда, так что придумать его я не успел и пришлось довольствоваться малым и примитивным.

— Быстрей, нужно успеть добежать до домика лесника! Она там!

— Обмануть меня решил? Зачем мне к леснику? — Недоверчиво фыркнул Габерон.

— Хрогоголовый, я что, вру? Ты сам у меня спросил, где она! Бегом туда! — Заорала Совесть с помощью моего рта, видимо, окрепнув из-за моего волнения.

А оно было неслабым. Вампир точно чувствовал, как тарахтит мое беспокоящееся сердце. От такой скорости по сравнению с оборотнем хилый человек бы сразу — в гроб.

Зубы дрожали, а клыки впивались в губы. Думаю, я даже не скрывал их своими магическими потугами, как делал раньше, не до того было. Живот почему-то напрягся и воздух не мог нормально вдохнуться, просачиваясь через слабо открытый рот. Против оборотня человеку не выстоять, вся надежда на магию. Не подведет ли она его в самый неподходящий момент?

Велуд почувствовал неладное, когда проснулся от сильных ударов в дверь. Очень сильных. Не сразу сообразив, в чем тут дело и насколько страшная началась война, он успел закрыть дверь на все замки с задвижками и закрыть ставни, такие же толстые, как стены. Разум с памятью потихоньку возвращались.

Перчатка на всякий случай отправилась в потайной сундучок в стене, не пропускающий запахов, а на двери и окна был поставлен магический барьер.

— Кто там? — Позвал лесник. Никто не ответил, если за ответ не принимать яростные стуки и царапанье. Даже с магической поддержкой дерево не могло продержаться долго, но лесник беззаботно достал перо, чернильницу и свою записную книжку, которые всегда носил с собой, и принялся записывать:

Дверь была очень даже крепкой, петли тоже, но в конце концов ломается все. В этот раз под натиском обезумевшего оборотня не выдержал толстый, но непрочный еловый ствол. Державшиеся за него петли с прямо живым визгом вылетели вместе с дверью на пол, и в избушку ворвалась Ктори, вращая злобными глазами в поисках живой жертвы, которая спрятала ее перчатку. Велуд к тому времени был за второй дверью и не мог разглядеть нападающую, да оно и к лучшему: разглядел бы и сразу попал в лапы к оборотню.

Эта дверь, внутренняя, была покрепче первой, но закрыть все запоры Велуд не успел, закончив лишь с задвижкой. Да и один замок был вообще с наружной стороны. Преодолеть мощь одной задвижки для Ктори — меньше минуты.

И это все случилось только лишь в тот момент, когда я сообразил, где может быть девушка.

Без Велуда я сейчас немного могу. Эгоистичный, хитрый, прямолинейный, упрямый лесник таит в себе и хорошие качества. Без него намного быстрей сгину в лесу, к примеру, присев отдохнуть на капкан или по ошибке заснув около логова сентов. Про лес мне известно лишь то, что там много деревьев, только недавний опыт показывал, что там еще много паутины и трухлявых пеньков с муравьями. Змею от веревки не отличу, вонга с деревом спутаю, а первый попавшийся ельстед исподтишка прикончит меня, прикинувшись человеком. С другой стороны, если кто-нибудь подойдет ко мне с дебильным выражением лица и начнет разговор с яблок, я его, не раздумывая, сам прикончу!

И без того потерял уже троих дорогих людей. Конечно, я стараюсь верить, что Онир, Стяк и Далон живы, но оставлять их в живых после того, что случилось, было бы, по меньшей мере, нелогично. Правильней было бы полагать, что их давно убили, и все же… без надежды мне не протянуть и минуты. Только надежда на то, что еще есть кого спасать, не дает сдаться, опустить руки и прекратить борьбу с жестоким и могущественным противником — миром. Если нету никого рядом, жизнь теряет свой смысл, особенно четко это понимаешь в отдалении от всех. Не с кем поделиться радостью или горем, никто не поможет в трудное время, да и попросту даже если друг ничего не делает, но он есть, это чувствуется, и жить становится приятнее. Кто у меня сейчас остался? Франьен — раз. Он сейчас рядом, да и куда денется — нас сковывают живые наручники в виде кровососа, не собирающегося разжимать руки, пока они держат живую плоть. Но одно дело — быть рядом насильно, а совершенно другое — находиться тут, когда можешь не подвергать себя опасности и ретироваться подальше. Интересно, убежит ли он, если Габерон его отпустит? Сейчас друг выглядит не сильно надежным, косится, лоб наморщен… Но я его понимаю: не каждый день, да и не каждый год вообще понимаешь, что твой друг стал чудовищем. Это переходный период, перелом в сознании. Должно пройти.