— И, поди, все эти странности начались именно с момента вскрытия могилы Тимура? Это ведь тоже было в июне… — предположил майор Галкин.

— Нет, товарищ майор, — отрицательно покачал головой Журавлев, — все началось гораздо раньше. Первое упоминание о подобной эпидемии и именно в этом районе Самарканда мы нашли в записях какого-то фельдшера за 1878-й год.

— Тогда ничего не понимаю, — откинулся на спинку стула Галкин. — Получается, что нарытое вами мы тоже не можем пришить к делу.

— Выходит, что не можем, — согласился Журавлев. — И все-таки мне кажется, что здесь скрывается какая-то связь…

— Связь между вскрытием гробницы Тамерлана и началом Великой Отечественной войны? — быстро и не без злорадства переспросил Галкин.

Запряженная волами арба, поскрипывая огромными деревянными колесами, двигалась очень медленно. Измученные жарой и укусами оводов животные раз за разом останавливались и, задрав морды вверх, протяжно ревели. Солнце палило нещадно. Арбу сопровождало десятка три воинов. Двадцать пехотинцев прикладывали последние силы, чтобы сохранять строй по обеим ее сторонам. Сзади, накинув белые платки на головы своих лошадей, двигались десять всадников. Раздался характерный тупой стук, и в сторону от дороги покатился человек. Никто из его товарищей даже не сделал попытки прийти упавшему на помощь. Лишь воин, следовавший в строю непосредственно за несчастным, медленно наклонился, чтобы подобрать рассыпавшиеся по дороге стрелы.

Двумя неделями раньше самая молодая из жен недавно почившего Великого эмира втайне от остальных прибыла в Шахрисабз. Ее уже ожидали. Седой, широкоплечий воин с жутким шрамом через все лицо опустился перед царевной на одно колено. Это был один из тех немногих уцелевших военачальников-бахатуров Тимура, кому судьбой было дозволено пережить своего повелителя.

— Встань! — властно произнесла женщина.

Воин тяжело поднялся и приготовился слушать.

— Тебе известна последняя воля Великого, — выступив из-под балдахина и приблизившись к ветерану тимуровских военных кампаний, негромко заговорила она.

Мужчина кивнул.

— После смерти моего мужа больше никому нет дела до его последней воли. Всех интересует только одно — кто станет его полновластным наследником? Мне известно о твоей преданности Тимуру. Мой муж и сам не раз упоминал твое имя. Он называл тебя самым смелым из всех своих барласов. Поэтому я обращаюсь именно к тебе, барлас. Сослужи последнюю службу своему господину!

— Гуриган и я — мы вместе начинали служить эмиру Сали-Сарая Казгану. И уже никогда больше не расставались. Никто не знал и не любил Великого так, как знал и любил его я. Что я должен сделать, царевна?

— Возьми своих самых лучших воинов и отправляйся в Ак-Сарай! Под покровом ночи вам надлежит вывезти из мавзолея прах любимого сына Тимура — Джехангира. Этот перстень заставит молчать случайных свидетелей. — Женщина сняла со среднего пальца усыпанное драгоценными камнями кольцо. — Саркофаг сына эмира на время перевоза накроете моими коврами с изображением тамги Великого! Я буду ждать вас в Мараканде. А теперь ступай! Да увековечит Аллах твою преданность эмиру!

Саркофаг оказался очень тяжелым. При его поднятии широкие ремни лопнули и гроб упал. Одна из его каменных стенок треснула, и из нее вывалился кусок размером с ладонь. Приунывшие воины расценили это происшествие как нехороший знак свыше и в ожидании свежих ремней оттащили саркофаг к дальней стене склепа. Прежде чем работы удалось возобновить, прошло несколько дней. На этот раз ремни выдержали, и гроб удалось взгромоздить на арбу. Однако здесь случилась следующая неприятность. В какой-то момент из отверстия в саркофаге выскочила крупная крыса. Видимо, она успела туда забраться, пока гроб находился без присмотра. При попытке убить крысу один из воинов был ею укушен…

Глава 2

— Я, конечно же, в архитектуре и в искусстве ни черта не понимаю, — сняв с головы кепку и вытирая вспотевший лоб, заговорил Галкин. Мы, всей толпой, как раз остановились неподалеку от комплекса Гур-Эмир. — Но мне кажется, что вот эти огромные безвкусные арки по сторонам в общую композицию совершенно не вписываются.

— Так оно и есть, — подал голос капитан Стриж. — Они и построены гораздо позже, чем основное здание.

Я, в свою очередь, со все возрастающим восхищением всматривался в удивительное строение. Изумительной красоты купол бросался в глаза еще издалека. А вблизи по непревзойденной игре оттенков голубого цвета он мог посоперничать даже с безоблачным самаркандским небом. Там и тут на стенах мавзолея просматривались орнаменты и узоры. Некоторые из них напоминали обертки «Школьных» конфет. Может быть, именно это сравнение вызывало в моих ощущениях сладковатую истому. К архитектурному ансамблю Гур-Эмир мы приблизились с северо-западной стороны. И отсюда он показался мне наиболее величественным. Не торопясь, для начала мы обошли весь комплекс. И лишь потом вступили в так называемый двор султана Мухамеда.

— Смотри-ка, Дятлов, — обратился к старшине Журавлев. — это там никак тоже крысиные норы!

Старший лейтенант быстро пересек широкий двор и присел у стены здания рядом со входом в мавзолей. Мы последовали за ним и, остановившись у него за спиной, теперь рассматривали основание стен. Там и тут в земле виднелись отверстия.

— Вот! — указал пальцем в одну из дыр Дятлов. — Это ведь крысиный помет! Или я ошибаюсь?

— Ну, это легко проверить, — улыбнулся Синицын. — Достаточно попробовать на зуб. Если окажется твердым, значит это косточка от финика. А если мягким…

— Это каким-то образом относится к нашему делу? — поинтересовался майор Галкин.

— Возможно, — задумчиво пожал плечами Журавлев.

— Ну, тогда быстренько собирайте все это говно и следуйте за нами! — серьезным тоном распорядился майор. И только когда мы зашли под прохладные своды мавзолея, он разразился веселым смехом.

Внутри усыпальница Тимуридов производила еще более сильное впечатление. Величие и богатство давно исчезнувшей с лица земли династии продолжали поражать всякого, кто входил сюда. Все светилось и переливалось. А куфические письмена на великолепных плитках облицовки стен сливались в полную таинственного смысла вязь. Шаги многочисленных туристов по мраморным плитам пола отдавались нестройным гулом под высокими сводами. Сам воздух в этом удивительном месте казался плотнее, чем снаружи. Может быть, виной тому была только игра моего воображения. А может, я и вправду мог ощущать набившиеся под голубой купол мавзолея отслужившие свое века.

Вернулись Журавлев с Дятловым.

— Ну что? — негромко поинтересовался у старшего лейтенанта Стриж.

— Это точно помет, — ответил Журавлев.

— Мужики, — прошептал Галкин, чтобы не мешать молоденькой девушке-гиду, рассказывающей историю усыпальницы группе туристов, — не слишком ли много внимания вы уделяете дерьму?

Кто-то прыснул в кулах. Остальные смогли сдержать свое веселье, ограничившись улыбками.

— Я, конечно, понимаю, что дело это безнадежное. Но ведь нельзя же вот так сразу все это втаптывать в…! Пусть даже в крысиное, — продолжал развеселившийся майор.

— Стоп! — вдруг громко вскрикнул капитан Стриж.

В мавзолее его голос отдался многократным эхом. Находившиеся здесь посетители как по команде повернули головы в нашу сторону. Девушка-гид обиженно нахмурила бровки, что послужило для нас сигналом отойти подальше в сторону.

— Крысы! Именно крысы! — возбужденно зашептал Стриж.

Мы сгрудились вокруг капитана в ожидании объяснений.

— Когда антрополог Герасимов, исследовавший останки Тимуридов, в одном из безымяных саркофагов обнаружил странные следы на костях, он приписал их крысиным зубам.

— И что? — спросил кто-то из наших.

— В том саркофаге больше ничто не указывало на присутствие там когда-либо этих грызунов.

— Ни костей, ни помета, — процитировал на память слова старика сержант Воронян.

— Так точно, — подхватил Стриж. — Ни костей, ни помета. Отсюда сам собой напрашивается вопрос, как такое могло произойти?