— Какой же ты градоначальник, Федор Федорович, если дождя унять не умеешь.

— Ваше величество, — нашелся генерал, — я только градоначальник, а не дожденачальник.

* * *

Отношения А. И. Трофимова[4] к рабочему люду были в высшей степени гуманны. Как-то раз явились к нему в камеру человек 15 штукатуров с постройки подрядчика А., возводившего пятиэтажное здание на Николаевской улице.

— Что, братцы, хорошего скажете? — обратился к ним судья, только что усевшийся к судейскому столу перед разбирательством дела.

— Да вот, жалиться пришли.

— На кого жалиться-то будете?

— Да на подрядчика нашего.

— Что же он, вздул, что ли, кого из вас?

— Чаво вздул!.. Хуже: жрать не дает.

— Нну?! Так-таки и не дает.

— Ни жрать не дает, ни деньгами не рассчитывает… Такой, прости Господи, озорник, что беда.

— А книжки-то у вас есть подрядные?..

— Есть… Вот оне…

Рабочие подали ему книжки.

— Ну, хорошо, приходите послезавтра; я вашего подрядчика вызову и заставлю его заплатить вам.

Мужики низко поклонились, но вместо того чтобы уходить, начали топтаться на месте и почесывать затылки.

— Ну, что ж вам, братцы, еще? — спросил их Трофимов.

— Да как тебе, ваше благородие, сказать? Жрать нечего, вот что! Второй день не емши ходим, а в лавке в долг не верят, — осмелился сказать один из мужиков, побойчее который.

— Так что же, денег вам, что ли, дать? — спросил судья.

— Оно, конечное дело, ежели милость твоя будет…

— А сколько вам нужно на два дня?

— Да на 15 человек на два дня, по три гривны на рыло в день…

Александр Иванович пошарил у себя в бумажнике…

— Федор! — крикнул он сторожу. — Сходи ко мне на квартиру и попроси у жены моей девять рублей для мужиков.

Рабочие получили на харчи и ушли, а через два дня Трофимов взыскал в их пользу с подрядчика всю заработную плату.

* * *

Домовладелец Щ. взыскивал с жильца 32 рубля за квартиру. Управляющий домовладельца явился на суд его поверенным.

— Как же вы взыскиваете с жильца 32 рубля, когда по квартирной книжке вам следует только 24 рубля? — спросил судья у поверенного.

— А дров-то сколько они сожгли?

— Что вы говорите? — переспросил Трофимов.

— Я говорю: а дров-то сколько они сожгли! — повторил поверенный.

— Каких одров они сожгли? Привыкли вы с домовладельцем своим с жильцов шкуры сдирать, как с одров, и мерещатся вам везде одры.

И постановил: вместо 32 рублей взыскать в пользу домовладельца Щ. только 24 рубля.

* * *

Идет дело о каком-то лисьем хвосте, якобы украденном кухаркой у какой-то свирепого вида немки.

Истицу сопровождает трактирный «поверенный», знакомый уже тут своими многими проделками.

Свидетели не подтверждают обвинения. Приходит очередь «обвинителя».

Трофимов и представляет «аблокату» слово предложением такого рода.

— Ну, что вы теперь, господин, про хвост скажете?

* * *

Позволяя себе очень многое относительно других, Трофимов отнюдь не обижался, если более находчивые люди и ему отплачивали его же монетою. Был такой забавный случай. Молодой и юркий помощник присяжного поверенного, представляя доверенность, забыл назвать в ней, как принято, свое имя, ограничившись только фамилией.

Александр Иванович прочел доверенность и сделал грубое замечание:

— А имя ваше где же? Вы знаете, чай, что овца без имени баран.

— Да, я это знаю, — вспыхнул оскорбленный адвокат, — и знаю также, что и судья без вежливости болван.

— Вот это ловко! И в рифму! — воскликнул, хохоча, Трофимов. — Хвалю и не обижаюсь. Господин поверенный, продолжайте ваше дело.

И дело продолжалось так, как будто у него никогда и не было вступительного и столь необычайного «обмена мыслей».

* * *

Судился раз адвокат за растрату денег, полученных им по исполнительному листу в пользу его доверителя.

— Да, господин адвокат, — обратился Александр Иванович к обвиняемому, — со своими блестящими способностями вы пойдете далеко-далеко… Вы не жнете и не сеете, а живете, как древние евреи жили: с разовой мечтой об… об манне…

* * *

Судился какой-то интеллигент за драку. Его спрашивает Трофимов:

— За что вы ударили господина Н.?

— За то, что он обижал моего друга, за которого я считал необходимым постоять.

— Это похвально! — одобрил судья. — Но за этого же друга теперь вам придется посидеть.

* * *

Другой «адвокатик», обеляя бесчинного богатого купца, попавшегося в драке с буфетчиком, называет своего клиента из почтения не иначе как подобострастным «они-с».

Трофимов долго слушает его с усмешкою и наконец прерывает:

— Да что вы мне все про анис да анис толкуете! Тут, батюшка, не анисом пахнет, а кутузкой!

* * *

Некий Прохоров жаловался на некую Боброву, обвиняя ее в нанесении побоев.

— Как было дело? — спрашивает у него Трофимов.

— Иду это я мимо ее дома и думаю: не зайти ли к ней по старому знакомству? И зашел. Гляжу: голова у нее повязана платком.

— Мигрень у меня была, — замечает обвиняемая.

— Осведомился я о здоровье и советую ей: вы бы, говорю, уксусом полотенце намочили бы и забинтовали бы голову. А она вдруг как размахнется — да и бац мне по уху!

— За что же? — удивился судья.

— За совет, должно быть.

— Вперед будете умнее! Она ведь не просила вашего совета?

— Не просила, но я хотел облегчить ее страдания и по доброте душевной дал ей верное средство.

— Господин судья, — говорит в свое оправдание Боброва, — когда у меня разыгрывается мигрень, так я очень нервной становлюсь.

Трофимов спрашивает у ней:

— Вы хорошо знаете Прохорова?

— Раза два с ним встречалась…

— А в гости к себе его приглашали?

— Нет, он сам пришел.

Судья говорит внушительно обвинителю:

— Являясь без приглашения в чужую квартиру, вы не могли рассчитывать на радушное гостеприимство…

— Но ведь нельзя же ни с того ни с сего драться, как это делает Боброва?

— Прежде всего, не следует туда идти, куда не приглашают.

Вызывается свидетельница, жилица Бобровой.

— Что знаете по этому делу?

— Приходит к нам Прохоров. Боброва, хотя и знакома с ним, но никакого ему внимания не оказывает, потому что голова болит. Сперва он велел уксусом мочить темя, а опосля назвал ее притворщицей. Боброва рассвирепела и крикнула: пошел вон, дурак, а не то я тебя ударю! Прохоров уткнул руки в бока и отвечает: попробуй-ка! Она опять: уходи честью, а не то приколочу, а он опять: тронь-тронь, попробуй!

— Ага! — перебивает судья свидетельницу. — Значит, он сам напрашивался на то, чтоб его ударили?

— Сам, сам! — заявляет Боброва.

Трофимов; решает дело:

«…Боброву считать по суду оправданной, потому что Прохоров побит ею по его настоянию. Из свидетельских показаний выяснилось, что он заявлял категорическое желание «попробовать» кулаков Бобровой…»

* * *

Как-то раз, в одном процессе, Трофимов ядовито уязвил адвоката.

Тот во время перерыва стал ходить по залу и, как бы ни к кому не обращаясь, произносить вслух самые нелестные эпитеты по адресу Трофимова, дабы их в то же время слышала публика.

— Про кого-то вы говорите? — спросил тот сурово.

— Вам какое дело?

— Но, по крайней мере, с кем?

— Опять не ваше дело. Сам с собою говорю.

— Охота же вам со всяким дураком болтать, — отчеканил Трофимов и вышел.

* * *

Какой-то мозольный оператор, немец, предъявил иск к сапожнику, и тоже немцу, в; 15 рублей за убытки.

Дело заключалось в том, что сапожник сделал по заказу мозольному оператору пару сапог до того узких, что тот натер себе ногу и два дня не мог из-за этого выходить из дому, вследствие чего он и просил взыскать с сапожника 15 рублей убытков.

Сапожник же подал встречный иск, требуя, в свою очередь, с мозольного оператора десять рублей за сапоги.