Теперь он чувствовал, что нашел свое место на земле. Евангелисты Шэрон признали его как своего второго руководителя, как человека более смелого, сильного и ловкого, чем любой из них, кроме Шарон, и следовали за ним, точно верные псы. В мечтах он уже видел тот день, когда женится на Шэрон, возглавит дело вместо нее, лишь изредка разрешая ей выступать в качестве приманки для публики, и сделается одним из крупнейших евангелистов Америки. Он нашел свое место; теперь, если ему случалось встречаться с собратьями-евангелистами, пусть даже самыми знаменитыми, он был доволен, но нисколько не робел.

Разве он и Шэрон не познакомились с таким прославленным евангелистом, как сам доктор Хауард Бенкок Бинч, этим величайшим из баптистов, сторонником буквального истолкования библии, директором «Школы проповедников истинного писания», издателем «Стража Вертограда», автором «Грубейших ошибок псевдонауки»? И разве доктор Бинч не отнесся к Элмеру как к сыну?

Доктор Бинч оказался в Джолиете во время выступлений Шэрон проездом в Эбнер-колледж, куда направлялся в связи с присвоением ему шестой ученой степени доктора богословия. Он позавтракал вместе с Шэрон и Элмером.

— Скажите, доктор Бинч, какие гимны, на ваш взгляд, действуют сильнее всего, когда призываешь к покаянию? — спросил Элмер.

— Что ж, скажу вам, брат Гентри, — тоном знатока отозвался его собеседник. — Я считаю, что на простые сердца ничто так не действует, как «Таков, как есть» и «Иисус, я возвращаюсь в отчий дом».

— Боюсь, что не согласна с вами, — запротестовала Шэрон. — Мне кажется… Хотя, разумеется, у вас, доктор Бинч, и опыта и таланта куда больше…

— Вовсе нет, дорогая сестра, — возразил доктор Бинч, бросив на Шэрон плотоядный взгляд, при виде которого у Элмера заныло сердце от ревности. — Вы молоды, но мы все отдаем должное вашему дарованию.

— Очень вам благодарна. Но я хочу сказать вот что: это чересчур вялые гимны. Мне представляется, что надо выбирать гимны зажигательные, от которых ноги ходят сами, как в танце, и несут вперед, прямо к скамье покаяния.

Забыв проглотить кусок жареной свинины, доктор Бинч добродетельно воздел свою дряблую белую руку.

— О сестра Фолконер, как меня огорчает, что вы употребляете слово «танец» в применении к евангелическому собранию! Что есть танец? Танец есть преддверие ада! Сколько невинных девушек встретили в танцзале соблазны, которые ввергли их в пучину страшного порока!

В течение двух минут — в тех же выражениях, какими пользовалась и сама Шэрон, — доктор Бинч просвещал их относительно танцев, закончив горячим призывом:

— Я умоляю вас не говорить, что ноги несут грешников к скамье покаяния, «как в танце»!

— Знаю, доктор Бинч, знаю. Я имела в виду освещенный писанием смысл: ведь сказано же, что «Давид плясал перед господом».

— Нет, мне думается, что тут смысл совсем иной. Жаль, что вы не знаете древнееврейского. Это слово надо бы переводить не «плясал», но «был движим духом».

— Неужели? Я и не знала. Я этим выражением воспользуюсь.

Все трое помолчали с ученым видом.

— Доктор Бинч, а какие приемы, по вашему мнению, вернее всего побуждают людей идти к алтарю, когда они не желают подчиниться святому духу?

— Я всегда для начала предлагаю поднять руки тем, кто желает, чтобы за него молились.

— Да? А не лучше ли предложить им встать? Раз уж человек встал на ноги, ему гораздо легче выйти в проход и подойти к алтарю. Когда он просто поднимает руку, он может и опустить ее раньше, чем вы его заметите. Мы дали указания нашим распорядителям, что как только кто-нибудь встает, они сразу подскакивают и предлагают: «Брат, может быть, пройдете вперед, пожмете руку сестре Фолконер и примкнете к защитникам Иисуса?»

— Нет, — заявил доктор Бинч, — я знаю по опыту, что бывает много нерешительных людей, на которых надо воздействовать постепенно. Возможно, впрочем, мы оба правы. Мой девиз как спасителя душ — да будет мне позволено применить к себе столь высокое звание — таков: всякий способ хорош, если помогает, грубо говоря, сбыть товар.

— Что ж, это правильно, — отозвался Элмер. — А скажите, доктор Бинч, что вы делаете с обращенными после того, как они выйдут к алтарю?

— Я всегда стараюсь устроить так, чтобы их можно было пригласить в отдельную комнату. Это дает им возможность по-настоящему глубоко продумать свой новый и важный шаг. А поскольку дверь закрыта, им уже не ускользнуть. Да, кстати, и толпа не разглядывает их, не смущает.

— Не очень убедительно, по-моему, — сказала Шэрон. — Я считаю, что человек, который вызвался стоять за Христа, должен найти в себе мужество не смущаться других людей. А какое впечатление производит на толпу необращенных большая группа алчущих спасения у скамьи покаяния! Согласитесь, брат Бинч, — простите: доктор Бинч, — ведь многие из тех, кто приходит на собрание, только чтобы убить время, невольно заражаются и проникаются верой, видя, как глубоко потрясены другие.

— Нет, мне все же кажется, что гораздо важнее произвести глубокое впечатление на каждого отдельного обращенного, чтобы каждый, уйдя от вас, стал, если можно так выразиться, вашим вербовщиком. Впрочем, пусть каждый пользуется своим методом. Оговариваюсь: при том условии, что с нами и за нас господь.

— Скажите еще, доктор Бинч, — попросил Элмер, — как вы ведете подсчет ваших обращенных? В последнем городе, где мы были, кое-кто из пасторов обвинял нас в том, будто мы передергиваем цифры. Что вы берете за основу при подсчете?

— Мы считаем — мы, кстати, пользуемся счетной машиной — каждого, кто выйдет вперед и пожмет мне руку. Пусть даже иные из них старые прихожане, чья вера лишь разгорается с новой силой — что из того? Разве не столь же почетно вызвать к новой духовной жизни тех, кто, познав ее, затем утратил?

— Разумеется. Мы тоже так считаем. И, знаете, сколько нам пришлось терпеть нападок в этом дурацком городе! Мы — я хочу сказать, сестра Фолконер — испробовали новый прием. Мы заклеймили позором наиболее грязные притоны и кабаки и назвали их. Даже с указанием улицы и номера дома. Наш выпад произвел сенсацию; народ повалил к нам валом в расчете на то, что мы назовем и другие подобные места. По-моему, неплохая тактика. На той неделе испробуем ее здесь. И грешники исполнятся страха божия, и к тому же очко в нашу пользу!

— Однако и здесь есть свои опасные стороны, — молвил доктор Бинч. — Я бы вам не советовал… Дело в том, что в подобных нападках вы легко можете задеть кого-нибудь из влиятельных прихожан, тех именно, кто оказывает наибольшую материальную поддержку делу спасения. Они часто являются владельцами домов, которые бесчестные люди используют для низменных целей; и хотя они сами, конечно, сокрушаются по этому поводу, но все же, перечислив в своем выступлении адреса злачных мест, вы можете лишиться поддержки владельцев. Да на таком деле тысячи долларов можно потерять! На мой взгляд, бичевать порок вообще и более мудро и даже более соответствует духу христианства.

— А сколько у вас музыкантов в оркестре, доктор Бинч? — спросила Шэрон.

— Стараюсь, чтоб было как можно больше. С собой вожу пианиста, скрипача, барабанщика и корнетиста, ну, и, кроме того, солиста-певца.

— Вам известно, конечно, что кое-кто возражает против скрипки?

— О да. Но я их убеждаю тем, что нельзя отдавать все виды искусства на откуп дьяволу, — пояснил доктор Бинч. — Притом, как я убедился, красивая мелодия, в хорошем исполнении, медленная и грустная, настраивает людей на такой лад, что они идут к вам с открытым сердцем и открытым кошельком. Кстати, раз уж об этом зашла речь — как у вас со сборами в последнее время? И какую вы применяете систему?

— Да грех жаловаться, — ответила Шэрон. — Но мне и нужно много, я ведь содержу сиротский приют. Мы придерживаемся системы добровольных даяний в последний день… Таким образом мы собираем больше, чем каждый город мог бы гарантировать нам заранее. Если призыв к добровольным приношениям звучит достаточно убедительно, результаты, как правило, бывают очень недурны.