К моменту вступления Виктории на трон система «крупных поместий» уже прочно утвердилась. Со времени последних Стюартов все больше и больше земли переходило от мелких сквайров и земледельцев в собственность крупных лендлордов, в круг которых постоянно вторгались при помощи брачных союзов, путем покупки обширных имений и постройки новых «сельских особняков» люди, только что сколотившие себе богатство в городе. Мелкие сквайры исчезали, их особняки превращались в фермы; обычным явлением стали крупные и средние поместья.
Из того, что поместья были крупными, вовсе не следует, что пропорционально увеличился и размер ферм. Правда, в среднем они были больше, чем прежде. Но еще весьма обычной была ферма такого размера, которую могла обрабатывать одна семья без наемного труда. И действительно, такие фермы являются весьма многочисленными даже сегодня, особенно в пастушеских районах севера, тем более что машины сокращали количество требуемых рабочих рук.
Страна была еще далека от упадка земледелия в течение двух десятилетий, последовавших за отменой хлебных законов в 1846 году, и общая площадь огораживаемой и возделываемой земли неуклонно возрастала. Население острова, которое еще вынуждено было питаться главным образом местными продуктами, постоянно увеличивалось. Открытие новых месторождений золота в пятидесятых годах привело к резкому повышению цен. В шестидесятых годах, в то время как в Европе и Америке свирепствовала война, в Англии был мир. Еще продолжался прогресс скотоводства. Улучшение системы осушки и удобрения почвы; постепенное введение в одном графстве за другим, в одной деревне за другой машин для пахоты, жатвы, молотьбы; деятельность Королевского земледельческого общества; вложение капиталов в землю и энтузиазм крупных лендлордов, гордившихся улучшениями, сделанными ими в своих поместьях, – все эти обстоятельства привели к увеличению площади пахотных земель в Англии времен лорда Пальмерстона.
К началу царствования Виктории огораживание «открытых полей» и в связи с этим конец «лоскутной» системы земледелия были уже свершившимся фактом, за исключением немногих разбросанных полос – последних остатков прежней системы. Но огораживание общинных земель еще не было завершено и продолжало быстро развиваться, ускоряемое законом 1845 года об общем огораживании.
Движение за огораживание общинной земли, в течение многих прошедших столетий являвшееся источником споров и жалоб, так же как и средством значительного увеличения продуктивности острова, приостановилось наконец в десятилетие между 1865 и 1875 годами. Характерной чертой изменившегося равновесия общества было то, что огораживание общинных земель окончательно прекратилось из-за протестов не крестьянства, а городского населения, которое выступало против изъятия его праздничных площадок для игр и сельских мест отдыха. Общество сохранения общинных земель эффективно противилось уничтожению оставшихся общинных земель – номинально и юридически в интересах исчезающих «общинников» деревни, а в действительности в интересах широкой публики, искавшей «воздуха и упражнений». Огораживания сделали в Англии свое дело, и больше им нечего было делать.
Процветающее земледелие шестидесятых годов XVIII века было еще очень разнообразно по своим методам – от полностью механизированной и по-научному поставленной обработки земли на фермах шотландского графства Лотиан до полей Суссекса, где в плуг еще запрягали быков. Было особенно легко подчинить современной научной и механической обработке те земельные владения, которые были образованы в течение двух последних столетий путем огораживания открытых полей, овечьих пастбищ и болот и превращены в обширные прямоугольные поля, как, например, это было в Кембриджшире. Земли запада и юго-востока, где огораживание существовало с незапамятных времен, еще были разрезаны изгородями на мелкие поля неправильной формы, которые препятствовали эффективности земледелия. Но почти в каждом графстве существовало большое разнообразие методов, что вызывалось различием почв или отличием в экономических и социальных условиях прошлого.
Положение сельскохозяйственного рабочего, особенно на юге, было часто очень скверным в тридцатых и «голодных» сороковых годах, когда даже фермер, который его нанимал, переживал тяжелые времена. На «трудящихся бедняков», в поле или на фабрике, лег тяжелый гнет нового закона 1834 года о бедных, когда была отменена выдача пособия беднякам, не живущим в работных домах, и «испытание работного дома» стало обязательным для просителей общественной милостыни. Такова была безжалостная утилитаристская логика членов Комитета по контролю за соблюдением закона о бедных, которым закон дал власть. Это было жестокое лекарство от ужасной болезни; спинхэмлендская политика сбора с трудящихся налога в пользу бедных, используемого для выдачи пособий низкооплачиваемым, ставила даже имеющего работу рабочего в положение нищего и держала оплату на низком уровне; более того, теперь эта система разоряла и налогоплательщиков. Операция была необходима, чтобы спасти общество, но хирургический нож применяли без анестезии. Необходимость сделать жизнь в работных домах менее привлекательной, чем работа в поле или на фабрике, была главным принципом, на основе которого действовали члены комитета, а так как в этот период они не могли увеличить привлекательность работы по найму при помощи установления минимума заработной платы, то чувствовали себя обязанными сделать и без того не очень счастливую жизнь в работных домах еще более скверной. Кроме того, занявшись проблемой взрослых рабочих, комитет смотрел сквозь пальцы на то, насколько справедливо обращаются здесь со стариками, детьми и инвалидами и проявляется ли та забота о них, которую они во всяком случае заслужили.
«Оливер Твист» Диккенса был нападением на порядок, существующий в работном доме, и эта критика нашла отклик в широких массах, ставших более отзывчивыми в Викторианскую эпоху. Трудящийся класс города и деревни рассматривал новый закон о бедных как ненавистную тиранию. Национальный и централизованный характер, который придали первые члены комитета закону о бедных, помог осуществить много улучшений, подсказанных позднее филантропией, которая постепенно стала более гуманной, так как стала более опытной и научной. Несовершенный и жестокий, каким он был в 1834 году, закон о бедных как таковой был внутренне честен и содержал в себе семена своей собственной реформы.
Система, воздвигнутая для нового закона о бедных, основывалась не на принципах laissez-faire, а на противоположной теории. Это было сочетание избирательного и бюрократического принципов, отстаиваемых в «Конституционном кодексе» Бентама. Три правительственных комиссара (чиновники, представляющие центральное правительство) должны были сформулировать правила применения закона о бедных и следить за их выполнением. Но подлинными исполнителями этих правил должны были быть местные выборные корпорации – опекунские советы. Каждый «союз» приходов должен управляться «советом попечителей о бедных», избираемым всеми налогоплательщиками. И централизованная бюрократия наверху, и демократические избранные опекунские советы на местах – все это было заменой прежних методов управления, которое осуществлялось сельскими джентльменами, действовавшими в качестве неоплачиваемых мировых судей.
Однако новый закон о бедных 1834 года был весьма неудачным началом для реформирования методов управления в сельских местностях. Его жестокость, особенно относительно разделения семей, внушала сельской бедноте отвращение к улучшениям и примиряла ее с прежним «отеческим» правлением мировых судей. Новый закон о бедных мог бы служить образцом для других изменений в местном управлении, но он был слишком непопулярен.
Почему сквайры – как виги, так и тори – покорно соглашались на это нарушение их права управлять сельской местностью только в вопросе о применении закона о бедных? Только в отношении этого закона они допустили вторжение государственной бюрократии и выборной демократии в сельские области. Причина этого ясна. Сельские джентльмены были непосредственно заинтересованы в перемене. При прежней системе выплаты пособий низкооплачиваемым (в дополнение к заработной плате) налог в пользу бедных, который выплачивали и сельские джентльмены, становился с каждым годом все тяжелее, и пессимисты предсказывали, что в конце концов он поглотит все доходы королевства. Вигские министры представили билль как «мероприятие для помощи сельскому хозяйству», а Пиль и Веллингтон приняли его как таковой. По приказу Веллингтона палата лордов устояла от искушения отвергнуть эту весьма непопулярную меру.