Это поразительная деталь, ибо Гарсиа Маркес всегда говорил, что впервые о Кафке он услышал в Боготе в 1947 г. и это послужило толчком к публикации его первых рассказов[225]. Получается, что Кафку он, возможно, читал уже в школе. Интересно, что «Двойник», подаренный ему Гомесом Тамарой, не только одна из самых необычных книг Достоевского, как в свое время заметил сам даритель, но еще и одна из наименее известных. А вот Франц Кафка ее читал. Идея о том, что в каждом из нас живет не один человек, что в каждом из нас заключено несколько сущностей, должно быть, весьма импонировала Гарсиа Маркесу, действовала на него как лекарство, ведь он был гораздо более неуравновешенным, чем казался на первый взгляд. Он уже пережил один нервный срыв, когда учился в предыдущей школе, а теперь его чувство уверенности в себе, самосознание в целом подвергались новым, более серьезным испытаниям. Он оказался перед необходимостью приспособиться к закоснелым условностям Боготы, где все было другое — и авторитеты, и вкусы, и культура. Сеньор Кальдерон впоследствии утверждал, будто он сказал своему талантливому ученику — который, по мнению большинства окружающих, был более интересен как художник-график, чем как писатель, — что он станет «лучшим романистом в Колумбии»[226]. Подобная моральная поддержка была бесценна.

Несмотря на то что своим внеклассным увлечениям Маркес уделял больше времени, чем учебе, его престиж в школе неуклонно возрастал. В последний день 1944 г., в конце его второго года учебы в Сипакире, самая авторитетная газета в Колумбии, El Tiempo, опубликовала в литературном приложении одно из его стихотворений под псевдонимом Хавьер Гарсес. Эту публикацию Маркес вспоминает со стыдом вот уже почти шестьдесят лет, хотя в то время семнадцатилетний юноша, которому предстояло учиться в средней школе еще целых два года, наверняка был очень доволен таким признанием[227]. Стихотворение «Песня» было посвящено некой подруге, Лолите Поррас, которую незадолго до этого постигла трагическая смерть. Эпиграфом ему служила строчка из стихотворения Эдуардо Каррансы, лидера общества «Камень и небо», и начиналось оно следующим образом:

В стихотворенье этом идет дождь.

Э. К.

Гарсиа Маркес так отзовется о своих стихах, написанных в школьные годы: «Это были просто упражнения в технике стихосложения, лишенные и вдохновения, и стремления души. В них нет никакой поэтической ценности, потому что шли они не от сердца»[229]. На самом деле уже по первом прочтении стихотворения становится ясно, что оно несет в себе мощный эмоциональный заряд, да и тема тоже неслабая. Что касается технического аспекта, он многообещающий, но, конечно, не оригинальный — это подражание, причем неплохое, стихам Неруды 1920-х гг. По всей видимости, Гарсиа Маркес, родиной которого является самая «поэтическая» из латиноамериканских республик, стыдился даже не технических недостатков своих ранних поэтических опытов (без изъянов тут и не могло обойтись), а того, что в них слишком явственно выражены те чувства, которые он испытывал, будучи подростком.

В Сипакире Маркес продолжал оттачивать свое перо, которое впервые опробовал в Барранкилье, и его растущий авторитет как литератора, должно быть, объясняет, почему на церемонии прощания с выпускниками ему поручили выступить перед ними с речью, хотя он был на два класса младше них. Для своего выступления он выбрал тему дружбы, одну из основных тем его будущего творчества.

В 1944 г., возвращаясь домой, Габито ехал только до Маганге. Семья Гарсиа Маркес была счастлива в Сукре, они уж думали, что обосновались там навсегда, но Габриэль Элихио не мог быть долго счастлив на одном месте. Неожиданно он решил перевезти находившихся в зависимости от него жену и детей, которые не особо жаждали переселяться, в город, расположенный ниже по реке Маганге и лежавший на мысе в окружении болот на берегу Магдалены, — разбросанный, жаркий и невзрачный. Это был самый значимый город и речной порт на участке между Барранкильей и Барранкабермехой и главное связующее звено между Магдаленой и западной частью страны. Есть основания полагать, что Габриэль Элихио бежал из Сукре, поскольку слишком далеко зашел в своих сексуальных похождениях, однако это не помешало ему применить карательные меры в отношении своего второго сына, Луиса Энрике, которого он на полтора года определил в исправительное заведение в Медельине.

Именно в Маганге, по словам сестер Габито, они впервые увидели его будущую жену Мерседес Барча. Сам Гарсиа Маркес всегда говорит, что ей было девять, когда он с ней познакомился (это значит, что их первая встреча произошла в период между ноябрем 1941-го и ноябрем 1942 г., то есть еще до того, как он уехал учиться в Сипакиру), и якобы он уже тогда знал (в четырнадцать лет), что женится на ней[230]. Сама Мерседес, заявляющая, что не помнит «почти ничего из прошлого», подтвердила: она впервые увидела своего будущего мужа, когда была «совсем еще маленькой девочкой»[231]. Теперь, в начале 1945 г., он написал стихотворение под названием «Утренний сонет божественной школьнице», и есть основания полагать, что этой школьницей была именно Мерседес Барча. В то время она как раз оканчивала начальную школу. Это стихотворение, обошедшее и всю Сипакиру, и весь Маганге, является еще одним восторженным подражанием поэзии Неруды. Его сохранившийся вариант называется просто «Девушка» и подписан Хавьером Гарсесом.

Если данный сонет и впрямь посвящен Мерседес, значит, это один из немногих публичных отзывов Маркеса о жене, в котором он говорит о ней без юмора и иронии.