Изменить стиль страницы

В апреле 1948 г. Гарсиа Маркес сбежал из Боготы и впервые в жизни приехал в Картахену. В этом прекрасном, но упадническом, загнивающем городе колониальной эпохи он познакомился с редактором газеты Клементе Мануэлем Сабалой и был приглашен на работу журналистом в недавно основанную ежедневную газету под говорящим названием El Universal. 20 мая 1948 г. нового сотрудника приветствовали на страницах его нового литературного дома. 21 мая, ровно через 351 год после того, как Мигель де Сервантес в письме попросил короля Испании предоставить ему работу за границей, «может быть, в Картахене», появилась первая колонка новичка[1304]. Сервантес до Картахены так и не добрался, он вообще не бывал в Латинской Америке, не видел Новый Свет, но в своих книгах создал еще более широкий мир — современный Запад, и его книги получат распространение на новом континенте, несмотря на то, что Испания запретила читать и писать романы в своих недавно открытых доминионах. В апреле 2007 г. на набережной старого колониального порта была установлена статуя Сервантеса. Это событие было приурочено к проведению конгресса Королевской академии и визиту короля и королевы Испании.

Почти всю свою жизнь Сервантес прозябал в безвестности. А вот Гарсиа Маркес к тому времени, когда ему должно было исполниться восемьдесят лет, считался одним из самых прославленных писателей на планете, знаменитостью, которой вряд ли удалось бы добиться большей популярности и славы на своем континенте, будь он футболистом или поп-звездой. Испаноязычный международный истеблишмент планировал при жизни писателя оказать ему почести, коих Сервантес удостоился лишь после смерти и то не сразу: признание к нему приходило постепенно, с течением веков. Когда в 1982 г. Гарсиа Маркес завоевал Нобелевскую премию, пресса Латинской Америки освещала это событие семь недель — с момента объявления его лауреатом в октябре по декабрь, когда король Швеции вручил ему награду. В 1997 г., когда ему исполнилось семьдесят, в марте была организована неделя торжеств, которая широко освещалась в прессе, а потом еще неделя в сентябре, в Вашингтоне, где отмечалась пятидесятая годовщина появления в печати его первого рассказа: генеральный секретарь Организации американских государств устроил прием в его честь, писатель навестил в Белом доме своего друга Билла Клинтона. Теперь он собирался отметить свое восьмидесятилетие, шестьдесят лет со дня своего писательского дебюта, сорокалетие романа «Сто лет одиночества» и двадцатипятилетие с момента присуждения Нобелевской премии. Его друзья и поклонники начали готовить восьминедельный период торжеств в марте и апреле 2007 г., столь же грандиозных, как и те незабываемые семь недель в 1982 г.

Много шагов уже было предпринято к тому, чтобы превратить Гарсиа Маркеса в живой памятник. В Барранкилье местный журналист Эриберто Фиорильо весьма изобретательно переоборудовал старое пристанище «Барранкильянского общества» частично в музей, частично в бар-ресторан. Была попытка переименовать Аракатаку в Аракатаку-Макондо, по примеру Илье-Комбре Пруста, но, к сожалению, этот план провалился: большинство жителей приветствовали эту идею, но многие из них не сочли нужным принять участие в референдуме. Теперь местные и национальные власти сошлись во мнении, что старый дом полковника Маркеса в Аракатаке, где родился Габито, следует сделать главной туристической достопримечательностью. И ветхое здание, где уже некогда открыли захудалый музей писателя, было решено снести, а на его месте отстроить его точную копию.

И вот наступил март 2007 г. Ежегодный Картахенский кинофестиваль был посвящен Гарсиа Маркесу. И на этом фестивале, словно чтобы угодить Маркесу, Кубе отвели главную роль. (В апреле Гарсиа Маркес стал самым популярным писателем на Боготской книжной ярмарке, проводившейся в тот год, когда Колумбия была объявлена «книжной столицей мира». Сплошные совпадения, одно цеплялось за другое, как во сне.) Демонстрировались все фильмы, поставленные по произведениям Гарсиа Маркеса; присутствовали все режиссеры, которые их снимали, в том числе Фернандо Бирри, Мигель Литтин, Хайме Эрмосильо, Хорхе Али Триана и Лисандро Дуке. И хотя как раз в один из тех дней, когда проходил фестиваль, у Гарсиа Маркеса был день рождения, сам он на этом мероприятии не появился. Когда у него спросили почему, он ответил: «Меня никто не приглашал». Это была не самая удачная из его шуток, но разве можно было на него обижаться? 6 марта на крыше одного из картахенских отелей — под подходящим названием «Пэшн» («Страсть») — было устроено празднование дня рождения Гарсиа Маркеса, на котором звучала музыка вальенато. Юбиляр на торжество не явился; он отмечал свой юбилей более скромно где-то в тихом месте со своей семьей. После этого стало нарастать напряжение. На многих плакатах, анонсирующих мероприятие Королевской академии, известное по-испански как «Congresso de la Lengua» (Конгресс испанского языка) была помещена фотография Гарсиа Маркеса, на которой почетный гость показывает язык тем, кто на него смотрит. Тем самым академия, вероятно, давала понять, что она признает знаменитое чувство юмора писателя и сама тоже понимает юмор. Но даже если это и так, вряд ли ее чиновники думали, что Гарсиа Маркес не сочтет нужным появиться на мероприятии, которое они организовали в его честь.

В середине месяца в Картахене состоялось еще одно крупное событие — ежегодная ассамблея Межамериканской ассоциации прессы, на которую были приглашены два почетных гостя: компьютерный магнат Билл Гейтс (он тогда слыл богатейшим человеком в мире, но через несколько месяцев уступил первенство другу Гарсиа Маркеса, мексиканскому миллиардеру Карлосу Слиму) и сам Гарсиа Маркес (он не изъявил желания выступить, но обещал почтить собрание своим присутствием). Пришел он только в последний день, но своим появлением, как обычно, произвел сенсацию, затмив всех остальных участников конгресса. Это был выдающийся момент и для Хайме Абелю, директора созданного Маркесом журналистского фонда, и для его заместителя — брата Гарсиа Маркеса, которого тоже звали Хайме. Это был выдающийся момент и для Испанской королевской академии, которая, как и вся Колумбия, вздохнула с облегчением.

Очевидцы сообщали, что Габо выглядел очень хорошо. Немного неуверенный в себе, он тем не менее шутил и, казалось, был в отличной форме. В сравнении с тем, каким я видел Маркеса год назад, его состояние, казалось, стабилизировалось. Он по-прежнему воздерживался от интервью, но, судя по всему, был полон мужественного, оптимистичного настроя — и к своей болезни, и к публике; такое отношение было характерно для него в былые времена. В Картахену со всех уголков мира слетались его друзья и поклонники, а также сотни лингвистов и других академиков, прибывших на конгресс Королевской академии. Были организованы большие концерты с участием международных поп-звезд, а также концерты поменьше — исполнителей вальенато — и еще множество литературных и других мероприятий. Погода стояла великолепная. К прошлому конгрессу, состоявшемуся три года назад, академия приурочила выпуск нового дешевого издания «Дон Кихота»; теперь академия выпустила новое издание романа «Сто лет одиночества» вместе с подборкой критических статей. Никого не удивило, что две из них написали два его лучших друга-литератора — Альваро Мутис и Карлос Фуэнтес. Зато все только и говорили о том, что одна — длинная — статья принадлежала перу — кого бы вы думали? — Марио Варгаса Льосы. Неужели они все-таки помирились? Ведь, если статья Варгаса Льосы попала в сборник, значит, они с Маркесом должны были встретиться, чтобы договориться об этом. Неизвестно, правда, что думала по поводу этого решения Мерседес Барча.

За несколько дней до начала конгресса Хулио Марио Санто-Доминго, самый богатый и влиятельный человек в Колумбии, ставший теперь владельцем газеты El Espectador, устроил особый прием — запоздалое торжество по случаю дня рождения, — на котором почетными гостями были Габо и Мерседес. Прием проводился на верхнем этаже еще одной элитной картахенской гостиницы, где на следующей неделе будут жить король и королева Испании. В числе приглашенных были Карлос Фуэнтес, Томас Элой Мартинес, экс-президент Пастрана, Йон Ли Андерсон из журнала The New Yorker, на время отвлекшийся от войны в Ираке, бывший вице-президент Никарагуа и писатель Серхио Рамирес, а также много других знаменитостей и замечательных людей из Боготы, Картахены и особенно Барранкильи. Шампанское, виски и ром лились рекой, сладостные ритмы вальенато звучали далеко за полночь. В коридорах и на балконах гости шепотом задавались одним и тем же главным вопросом: выступит ли Габо с речью на церемонии в его честь в первый день работы конгресса? И если…

вернуться

1304

Arango, Un ramo de nomeolvides, p. 91.