Изменить стиль страницы

— Почему именно в Саламанку? — спрашивала Бланка.

— Я слышал, что внук Ибрагима принял христианство, взял себе новое имя, превратившись из Али Алькади в Алонсо Гарделя, и открыл в Саламанке книжную торговлю, — уклончиво отвечал Пако.

Бланка заподозрила, что он что-то скрывает, и заявила:

— Где это ты мог такое «услышать»?

В конце концов Пако признался, что в 1493 году Алонсо сам нашел его на цыганской стоянке в пригороде Толедо и представился как потомок Омара Алькади и как «книготорговец из Саламанки».

— И чего он хотел от тебя? — не унималась Бланка, которая всегда стремилась выяснить все до конца.

Разговор происходил в повозке, везущей их в бывшую столицу бывшего королевства Леон.

— Ты отвлекаешь меня, — сказал Пако, показывая всем своим видом, какую важную задачу он выполняет, управляя лошадьми.

— Не выдумывай! Ты старый опытный цыган-лошадник. Кони понимают тебя, даже когда ты о них не думаешь. Ответь на вопрос, — настаивала внучка. — А самое главное: объясни мне, почему ты не заговорил с ним о рукописи? Почему не узнал, где он живет?

— Он хотел поговорить о том, как развить способности орбинавта, — сдался Пако. — Показал мне кольцо с печаткой, которое получил от Ибрагима. Я когда-то подарил его Омару.

— Такое же, как у меня? — спросила Бланка.

— Такое же.

— Давно хотела спросить тебя, почему ты так любишь делать эти перстни с черепахами?

Пако, обрадовавшись, что она заговорила о другом, охотно объяснил:

— Черепаха всегда живет внутри своего панциря. В моем представлении, нижняя стенка панциря — это земля, а верхняя — небо. Сама черепаха — это мир между землей и небом. Можно также сказать, что, где бы она ни находилась, она всегда дома, потому что носит дом с собой. Такими же должны быть и мы с тобой — и как цыгане, и как орбинавты, то есть странники в мирах: везде чувствовать себя как дома. Чтобы весь мир был нашим домом.

— Красиво, — одобрила Бланка и тут же, к неудовольствию деда, вернулась к прежней теме разговора: — Итак, Алонсо показал тебе символ мира, изготовленный тобой для его прадеда, и предложил поговорить о способностях орбинавтов. Что было дальше?

— Сначала он просто спросил, не являюсь ли я потомком Франсиско Эль-Рея. Я ответил, что я и есть тот самый Франсиско. Алонсо решил, что я не намерен разговаривать серьезно, и уже собрался уходить, но я его остановил, сказав: «Вы, вероятно, хотите обсудить дар орбинавтов?» Услышав это слово, он пришел в возбуждение, заявил, что с семнадцатилетнего возраста выполняет упражнения из «Света в оазисе», но все, чего он добился за пять лет, — это управление снами.

Пако замолк.

— Рассказывай до конца, — потребовала неумолимая внучка.

— Помнишь, я тебе как-то говорил, почему я перестал в свое время навещать Омара? Конечно, я ему был страшно благодарен за то, что с его помощью узнал о своем даре. Но ведь и я ему когда-то спас жизнь. В каком-то смысле мы были квиты. Я не хотел продолжать этих встреч только из чувства признательности. Они стали мне в тягость, потому что Омар постоянно выпытывал у меня, что я чувствую, когда меняю реальность. А я понимал, что ему никогда не стать орбинавтом, потому что с этим надо родиться. И объяснить ему, что я чувствую, тоже не мог. Ты же сама знаешь, что это невозможно.

— И по той же причине ты не захотел говорить с Алонсо? — спросила Бланка.

— Да.

— И поменял явь?

— Поменял на другой виток, в котором я ему просто сказал, что ничего не знаю про своего «предка».

— И теперь ты уже не мог спросить про рукопись? — напирала внучка. — Так, что ли?

— Не совсем. — Пако с удовольствием согласился бы с этой версией, но понимал, что Бланка в нее не поверит. — Про рукопись просто забыл. Я тогда не придавал ей особого значения.

— Так я и думала, — угрюмо проговорила Бланка и до самой Саламанки не проронила больше ни единого слова.

В городе они стали обходить книжные магазины, в результате чего им удалось только выяснить, что когда-то в городе действительно работала лавка, принадлежавшая мориску из Гранады. Но он исчез в неизвестном направлении десять лет назад, а теперь лавка принадлежала герцогу Альбе де Тормесу.

О том, что на момент бегства Алонсо из Кастилии одна копия рукописи (точнее говоря, ее оригинал) осталась в его опустевшем доме, другая находилась у Консуэло Онесты в Саламанке, а третья — у матери Алонсо в Кордове, дед и внучка ничего не знали. Даже о самом существовании Консуэло, так же как и кордовских Гарделей, им стало известно лишь сейчас, из повести, найденной Билли Ковальски во Флоренции в 1945 году.

— Мне пора идти в студию. — Бланка выключила музыку. — Давай поужинаем в одном симпатичном ресторанчике и продолжим наше обсуждение.

Переодевшись, она вышла из своей комнаты. Уже у выхода, натягивая куртку с капюшоном, Бланка сказала:

— Мы оба всегда считали, что упражнения со сновидениями, которые предлагает «Свет в оазисе», не могут развить дар орбинавта в человеке, если он с ним не родился. Что рукопись нужна лишь для того, чтобы пробудить дар у тех, кто им обладает, но об этом не подозревает.

Пако, подавая ей дорожную сумку с одеждой для танцев, кивнул.

— Возможно, мы ошибались, — продолжала Бланка. — В повести говорится, что Алонсо, меняя содержание своих снов, чувствовал такую же пульсацию в затылке. Поэтому, вероятно, между управлением снами и воздействием на явь все-таки есть довольно тесная связь. Значит, мы не должны полностью сбрасывать со счетов и вероятность того, что кто-нибудь из тех, что практиковали эти упражнения — Алонсо, Сеферина, Консуэло, — тоже стал орбинавтом. Тогда они могли дожить и до наших дней.

Последние слова она произнесла по дороге к лифту, оставив деда обдумывать их.

«Симпатичный ресторанчик», в котором они встретились вечером, был расположен в живописном квартале Монреаля, недалеко от базилики Марии Царицы мира.

— Паэльи у них нет, — пришел к выводу Пако, изучив меню.

— Это не испанская кухня, Панчо, — заметила внучка. — Но, если тебе так сильно хочется паэльи, мы можем сами приготовить ее дома. Давай завтра купим все необходимые продукты и сделаем это. Все равно ни в одном ресторане ее не приготовят так, как это делала бабка Зенобия.

— Ты думала о том, кто мог быть автором повести? — спросил Пако, когда официант, получив заказ, отошел от их столика.

— Он знает очень много подробностей, как из жизни моего отца, так и из истории Алонсо и моей бабушки. — Бланка поправила упавшую на лоб рыжую прядь. — Либо он был знаком со всеми, либо это один из них.

— Если верно второе, это означает, что Мануэль, вернувшись в Европу, сумел отыскать Росарио или Алонсо. Или их обоих, — заметил Пако.

— Какие вообще можно выстроить версии? — Бланка в задумчивости теребила салфетку. — Один вариант таков: Мануэль, вернувшись с Пуэрто-Рико, нашел Росарио и Алонсо, и кто-то из них впоследствии написал эту повесть. Скорее всего, это было в Италии, куда Росарио и Алонсо бежали четырнадцатью годами ранее.

— Вариант второй, — продолжил дед. — Он нашел только Росарио. Алонсо с ней не было. Либо он так и не добрался до Генуи, либо добрался, но к моменту появления Мануэля умер или какие-то обстоятельства разлучили его с Росарио. Однако она знала его историю очень подробно, потому что Алонсо успел ей все это рассказать. После встречи матери и сына один из них написал повесть. Скорее Росарио, у которой всегда была склонность к литературе.

— Вариант третий, — сказала Бланка. — Отец не нашел бабушку и вернулся на Пуэрто-Рико. Там с ним познакомился автор повести, который был знаком также с Алонсо.

— Точнее сказать, — поправил Пако, — был знаком с историей Алонсо. Может быть, со слов Росарио.

— Или со слов Консуэло, которая тоже немало знала об Алонсо, — вставила Бланка.

Они замолчали, размышляя. Официант принес бутылку вина и наполнил два бокала.

Пако поднял свой.

— За встречу орбинавтов, — сказал он.