— Понимаю.

— Ну что, мой рассказ восстановил ваш аппетит?

— Пожалуй. Но не на лукуллов пир. Вполне хватит умеренного приема пищи.

— Ароматной. От пищи отказывается не желудок, если мне позволено упомянуть этот неделикатный орган, а язык. Я тут обнаружил недавно новое заведение, открытое хронически неудачливым взломщиком, который во время последней отсидки попал на губернаторскую кухню. Ко всеобщему счастью, надо сказать. Нашел призвание. Можно начать с окорока. О, нет, не свинина, пардон. Лучше печеная груша и «Стилтон». Это разбудит ваши вкусовые рецепторы. Затем по тарелочке фирменного лукового супчика — он его чуть сдабривает чесночком и сверху добавляет тертого сыра. И, пожалуй, альмондин с бокалом игристого белого…

— Уговорили, Холмс. Однако… — я приняла вид торжественный и чинный, — прежде чем мы отправимся дальше, я хотела бы выяснить еще кое-что. Возможно, сейчас не самое подходящее время, но я должна вас спросить, ибо долго размышляла об этом во тьме, взаперти, в одиночестве… — Я перевела взгляд на свои руки, обтянутые перчатками, тщательно подбирая слова. — Последние недели, начиная с Рождества, прошли как-то странно, кувырком. Я усомнилась, знаю ли я вас вообще. Я даже подумала, что вы хотите удержать какую-то часть своего «я» скрытой от меня, опасаясь за свою драгоценную свободу. Я пойму вас, если вы не дадите ответа сегодня, хотя мне и будет больно, как вы понимаете… Но мои ощущения не должны повлиять на ваш ответ. — Я глянула в лицо Холмсу. — А вопрос вот какой: как поживают феечки в вашем садике?

В желтом свете ночных фонарей я увидела, как напряжение на лице Холмса уступило место облегчению, которое тотчас сменилось знакомыми признаками гнева: выпяченные глаза, сжатые челюсти, тонкие губы… Он прокашлялся.

— Я вообще-то к насилию не склонен, — спокойно начал он. — Но если этот Дойл материализовался бы здесь сию минуту, мне стоило бы больших усилий не броситься на него с кулаками. — Я живо представила себе, как два джентльмена весьма почтенного возраста, один сильно смахивающий на борзую, другой больше похож на бульдога, сцепились передо мною на аллее Риджентс-парка. — Мне и так трудно удержать Ватсона от его безудержной болтовни, а теперь… — Холмс безнадежно махнул рукой. — Услышав мое имя, люди будут представлять себе не серьезного исследователя и автора многочисленных печатных трудов, а глупую куколку с бумажными крылышками. Знал я, конечно, что он человек ограниченный, но чтобы такой дурак!..

— О, Холмс, не расстраивайтесь! Во всем есть свои светлые стороны. Вы, помнится, постоянно жаловались, что вам надоели все эти просители найти пропавшую собаку, закатившуюся запонку или затерянный карандаш. Теперь публика будет думать только о феечках и перестанет докучать вам со всякой ерундой.

Мне показалось, что Холмс меня сейчас убьет. Потом испугалась, что его хватит удар. Но вместо этого он захохотал.

Неожиданно для себя я обнаружила, что лицо мое зарылось в белый шарф на его груди.

— Боже мой, Холмс, я так боялась… Я так боюсь! Ведь он может быть где-то рядом, он где-то в этом городе…

Холмс некоторое время молча терпел меня на своей груди.

— Этот вопрос можно решить лишь одним способом, Рассел.

— Да, понимаю, — вздохнула я. От него пахло шерстью и табаком. — Я достаточно долго убегала от реальности. Хватит бегства.

— Мы вместе, — тихо сказал Холмс. И действительно, с этого момента я больше не чувствовала себя одинокой. Я просунула руку ему под локоть, и мы зашагали к выходу из парка.

Ресторан завершил то, что начала прогулка и продолжил наш разговор. Мне стало легче, когда я поняла, кто же истинный виновник всех несчастий. После еды мы прогулялись через Ковент-гарден и направились к моей квартире, где выпили кофе и еще побеседовали, пока я не начала клевать носом. Холмс отправил меня в постель. Спала я недолго, но крепко. Проснулась, накинула халат, прошлась по квартире, вдыхая аромат знакомого табака. Теперь я могла себя контролировать, стыд не подавлял, хотя и не прошел. Подогрела молока, натерла в него чуть-чуть мускатного ореха и остановилась у окна. Пустая улица. Вот появился патрульный бобби. Он осматривает входные двери, освещает фонарем темные углы. Солидный, основательный, чисто английский полицейский, чисто по-английски не подготовленный к самому страшному, к неожиданности, которая может навалиться в любой момент. Полицейский проследовал далее по маршруту, а я допила молоко и отправилась обратно в постель.

Холмс озабоченно хмурился.

— Уверены, что справитесь, Рассел?

Я молча вытянула вперед руку. И он еще сомневается! Гордо глянув на замершие над завтраком пальцы, я вдруг осознала, во что мой друг одет.

— Где вы откопали этот халат, Холмс?

— Мистер Куимби любезно одолжил.

— Очень мило с его стороны. Я опасалась, что вы их шокируете. Молодая леди без компаньонки и мужчина в доме… Кошмар!

— Я сообщил миссис Куимби, что к вам приставлена личная охрана, Рассел. Женщины доверяют мне, знаете ли…

Я этому обстоятельству немало подивилась. Лично я Холмсу бы ни в коем случае не доверилась, будь он мне незнаком. Но вместо того, чтобы сообщить ему об этом, я налегла на завтрак. Пища снова приобрела вкус.

— Значит, начнем без промедления?

— Конечно, Холмс. Нельзя терять времени.

— Рассел, вы еще отнюдь не достигли прежней формы.

— Обещаю не связываться более чем с дюжиной бандитов одновременно. Ну-ну, шучу. В Храме не с кем драться. Охранник — сонный старикашка.

— Мисс Чайлд наняла телохранителей. Один всегда следует за нею в течение дня.

Я покосилась на Холмса. Завтрак почему-то вдруг потерял вкус.

— А… ночью?

— После службы она обычно его отпускает. По крайней мере, так было раньше. Но ночной страж не такой сонный, как вы полагаете.

— Спасибо за инструктаж. Не думаю, что столкнусь с ним. А до утра задерживаться не собираюсь.

— Возьмите пистолет.

— Нет, спасибо. Не хочу подстрелить охранника или даже эту противную Мари. Да и найти могут.

Холмс с кислым видом согласился.

— Под каким соусом себя подадите?

— Учительницей быть слишком хлопотно. Значит, представлюсь вечернею девой, разошедшейся во мнениях с покровителем.

— То есть шлюхой, которую отделал сутенер.

— Холмс!.. Мне нужны гнилые зубы и свежие синяки. Кстати, чем вы изобразили синяки для инспектора Дэйкинса?

— Водоросли и плесень из сливного бачка туалета, ну и еще капелька трубочного нагара. Великолепный эффект, правда? Дам вам насадки на два зуба и специальную краску моей собственной разработки. Краска прочная, держится даже во время еды, хотя щетки боится. Вкус, правда, препоганый.

— Ничего иного от вас и не ожидала.

Я провела день, отдыхая и обдумывая варианты действий, затем снова отправилась в столовую. Уже доедала, когда Ку впустил Холмса. Он бесцеремонно бухнул на обеденный стол узел. Я подхватила белье и одежду, направилась переодеваться. Когда вернулась, Холмс уже сидел перед поставленным для него прибором.

— Спасибо, миссис Ку! — крикнула я вдогонку моей доверчивой прислуге.

— Парик или краска? — спросил он, отвлекаясь от цыплячьей грудки.

— Краска надежнее. Давненько я уже рыжей не ходила! Точно, хочу быть огненно-рыжей!

Краска не подвела. Казалось, что хна лишь подчеркивает и усиливает натуральную рыжину, а не полностью изменила цвет волос. Очки, к сожалению, придется снять. Я спрятала их во внутренний карман на случай надобности. После последней трапезы колпачки заняли место на зубах, остальные зубы обработаны холмсовской гадостью. Сгорающая от любопытства миссис К у не позволила себе ни одного вопроса. Мы с Холмсом сыграли в шахматы, и я пошла переодеваться.

Бюстгальтер подчеркнул то, чем, как мне казалось, я вовсе и не обладаю. Платье придавало мне жалкий вид, особенно если учесть, как сильно я за последние дни похудела. Прическе я придала вид достаточно беспорядочный, затем Холмс поработал над синяками. Он окинул меня взглядом, но одобрения не высказал.