Ксор молча помотал головой.

— Ты, Хамдиэль? Верни коня на землю!

— Не верну, — спокойно ответил Хамдиэль. — Вот двинешь мне по зубам, тогда поставлю, как было. И можешь не напрягаться: сила Орэс не больше силы Борэа. Чтобы ты мог применить свои усилия, я должен сначала закончить свои. А я еще не закончил… — добавил Хамдиэль и поднял испуганного коня еще выше. Моргенштерн ржал все громче и все тоньше.

Плюх перестал всматриваться вверх, разбежался, прыгнул, влетел в окно, чуть не сшибив Нюшу, и ткнул носом Диму так, что тот отлетел в сторону.

— Опусти Моргенштерна! — прорычал Плюх.

— Не могу… — прошептал Дима.

— Можешь, — твердо сказал Хамдиэль. — Ударь меня.

Дима стоял недвижимо. Тогда Плюх поднялся на задние лапы, лизнул негра и проговорил:

— Опусти Моргенштерна, черная морда. Пожалуйста!

— Пожалуйста, черная морда. Опускаю, — ответил Хамдиэль, и конь тут же встал на ноги, заметался, озираясь по сторонам в поисках лизучего Плюха, и не находя его. Конь явно не помнил ничего, только что с ним случившегося, и исчезновение собаки для него выглядело невероятным.

— Агррр-рау! — зарычал Плюх во весь голос и перемахнул через подоконник, сорвав с окна занавеску и снова едва не смахнув кошку.

— Что ты чувствовал? — спросил Диму Ксор.

Дима вздохнул.

— Дать по морде — рука чесалась…

— Вот видишь, — улыбнулся Хамдиэль. — Точно так же рука зачешется нажать на спусковой крючок — ежели чего… А ты говоришь — кротость! Ладно. Никакого вреда твоему коню я не причинил. И даже в памяти у него следов не осталось. Плюх ему расскажет — то-то будет удивлений…

— Не расскажет, — уверила Оля. — Плюх понимает больше, чем выказывает понимания… Но о нашем собственном неучастии в войне, наверное, нужно договориться немедля и конкретно.

— Или об участии… — тихонько сказал Хамдиэль. — О чем бы мы ни договаривались, правил нам не установлено, и никто из нас ничего не нарушит, если станет своевольничать.

— В общем, так, — резюмировал Дима, миролюбиво улыбаясь. — Предлагаю не разлучаться. То есть и своих, и чужих посещать всем вместе, вчетвером. По крайней мере, в первое время… Решения о помощи станем принимать коллегиально, при полном единогласии. А кто станет нарушать, того станем бить по хитрой морде…

В окно с шумом ввалился замызганный Плюх, вывалил язык и, отдуваясь, поинтересовался:

— Ты звал меня, хозяин?

Все рассмеялись, и пес снова исчез, оставив после себя лужи грязной воды и комья глины, отлетевшие от лап.

Кроу, стащивший вместо кусочка сыра серебряную кофейную ложечку, предпочел блестящую игрушку бросить, и полететь на поиски удобного дуба. Пролетая над резвившейся парой, Кроу спланировал пониже, и, оказавшись над самой головой коня, каркнул настолько гнусно, насколько был способен. Моргенштерн инстинктивно опустил голову к земле. Пес тут же изловчился и шлепнул языком по лошадиной морде.

— Нечестно! — заржал конь.

— Теперь ты водишь, — радостно прорычал Плюх и отпрыгнул.

— Что у них за игры такие? — поинтересовался Хамдиэль.

— Лизки-помордасы, — ответила Оля.

— Фф-фу-у-у… — выговорила кошка. Как ни в чем не бывало, колыхалась на окне тоненькая занавеска, будто и не сорванная Плюхом, блистал чистотой свежего дерева пол. В доме вновь воцарился уют и покой.

Маршалы тоже боятся

Командующий отвел взгляд от экрана и задумался. Думать, собственно, было не о чем — но подчиненные должны быть уверены, что главнокомандующий в раздумьях, а не поддался минутной слабости.

На деле же этому немолодому человеку вдруг стало страшно. Он пытался понять, что нужно Амдиэлю, посланной им могущественной флотилии, а также лично ему, стоящему во главе всего этого похода, здесь, немыслимо далеко от родных мест. Что ждет их? К чему следует готовиться? К кровавым ли битвам или к тихой колонизации? К покорению мира, природа которого чужеродна, или к мягкому погружению в райский климат межзвездного курорта? Нужен ли им, героям Амдиэля, этот мир? А если нужен — то согласится ли мир принять их?

В конце концов, у человека немало сил, чтобы покорить себе подобных, но нет ни единой возможности, чтобы прокаленные каменистые пустыни превратить в тучные нивы и благодатные сады с искристыми ручьями и говорливыми водопадами…

Маршал космических войск Амдиэля боялся. Вот именно сейчас, пока есть еще немного времени, пока вихрь чужой галактики не приблизился, заняв все поле обзора, он боялся. Безотчетно и иррационально. Так же, как еще год назад побаивался своей новой жены, принцессы Лидмаха, степень родства которой с императором определялась сложными формулами местных традиций. Военачальник поморщился. Ему вспомнился визит на Лидмах, где он по-военному четко изложил свое видение ситуации вассалам Амдиэля. Той же ночью ему не дали уснуть самые пронырливые невесты зависимого государства. Они по одной пробирались к его покоям, и, впущенные, начинали рассказывать о своих неисчислимых достоинствах и о мудрости маршальского желания выбрать жену на Лидмахе. За ночь их собралось не меньше дюжины.

Просторные апартаменты командующего вместили всех — но до утра ни одна не сумела выйти. Утром ими занялась служба безопасности. Гостя оповестили: девушки (маршал улыбнулся этому слову — среди самозваных невест имелось несколько вполне зрелых женщин. Чертовски, впрочем, привлекательных…) действовали в традициях Лидмаха.

В жены маршал взял ту, которую предложил сам монарх Лидмаха. Свадьба была пышной и двукратной: первая церемония прошла на родине невесты по традициям ее государства, вторая — уже на Амдиэле. Маршал делал все, чтоб не огорчать новую жену — но она понимала всю дипломатичность своей миссии, и претензий не высказывала даже тогда, когда ей приходилось нелегко. Расчет президента оправдался: в том же году знать Амдиэля привезла с Лидмаха нескольких жен. Среди них маршал узнал одну или — он не был уверен — двух ночных посетительниц. Высшее общество приняло женщин на удивление тепло.

В следующем году брачные путешествия стали наиболее прибыльной отраслью туристического бизнеса Амдиэля. Брать в жены уроженок Лидмаха стало модно: тонкие, стройные, они выгодно отличались внешностью от монументальных женщин Амдиэля.

Маршалу рассказывали, что и хозяйки, и любовницы они — бесподобные. Улыбаясь, он кивал, однако помалкивал: проявить себя хозяйкой жена высокопоставленного военачальника не может — челяди полно; а утвердить себя любовницей она просто не захотела… Да и маршал, чего уж там, поддерживал тайные отношения со своей прежней супругой. Верный солдат сам себе казался однолюбом.

Однажды маршал попытался поговорить с новой женой откровенно, чем удивил ее не на шутку. Он тогда предложил ей потерпеть эту роль сколько-нибудь для приличия, а после — тихо развестись, и устроить личную жизнь по собственному разумению…

Она рассмеялась, и отказалась наотрез. «Наш с вами брак, — сказала она, — лег в основу укрепления связи между нашими народами. Пусть там и лежит!»

«Но это не брак, — возражал маршал, — это одна видимость!»

«Очень полезная видимость, — ответила его новая жена. — Однако к чему вы завели этот разговор? Чего вы, маршал, хотите? Физической близости со мной?»

«Как вы могли подумать?» — воскликнул маршал, а племянница лидмахского императора расхохоталась. Маршал сообразил, что на такой вопрос как ни отвечай, все равно остаешься в дураках.

С той поры даже разговоры между супругами стали большой редкостью. При этом никаких шашней и никаких козней — несмотря на все имевшиеся возможности — новая жена не строила.

Показательный брак длился уже несколько лет, но положение дел в семье не менялось. Маршал все больше поражался силе супруги, да радовался прозорливости президента. Уже не только мужчины Амдиэля везли с Лидмаха невест, но и женщины стали привозить оттуда мужей. А некоторые и сами перебрались на некогда завоеванную планету.

— Ну, вот, — потирал руки президент, — главные силы страны во главе с вами отправятся на завоевание прародины, а верхушка Лидмаха поднимет бучу, устроит заговор с бунтом. Как вы думаете, маршал, может ваша новая жена возглавить движение? Не отвечайте: мои психологи утверждают, что ей только возможность дай…