Изменить стиль страницы

Правда, этот белый и этот черный — неуловимо знакомы, но, вполне возможно, что это банальное дежавю. Оля, однако, вовсе не мультяшка. Дима вспоминал о ней — и сердце его замирало.

Эти трансмиттеры — они заставили какое-то время ощущать взломщиков единым целым. Оля и до того ему нравилась, с момента самой первой встречи, но то было обычное восхищение красотой и привычное желание… Теперь, после трансмиттерного единения, Дима чувствовал девушку чуть ли не как единое целое с самим собой. И чувство это было новым, свежим, захватывающим и манящим. Не раз и не два подмывало его, изнемогшего без женской ласки, подняться среди ночи и отправиться в клуб, где пяти минут достаточно, чтобы выбрать себе пару. Да что клуб! Стоило лишь набрать известный номер — и обеспечить досуг без промедлений, с доставкой на дом. Он удерживался. Потому что стоило ему вспомнить Олю — как наваждения исчезали, случайные красотки меркли, и животная страсть переставала одолевать его. Дима чувствовал, что любит Олю. Любит по-настоящему, желая обладать и одновременно жертвовать собой.

Он уже не сомневался, стоило или не стоило участвовать во взломе. Раз Оле это было нужно — то стоило! Что из того, что она стремилась помочь другому мужчине? Хочет — пусть помогает, он ей поможет.

Вот сейчас, представлял Дима, она достает из сумочки мобильник… Отыскивает его номер. Нажимает кнопку вызова… Утирает слезу, катящуюся по щеке. Плачет? Отчего? Дима положил перед собой телефон и уставился на него. Вот, вызов дошел. Сейчас зазвонит… Он протянул руку, взял аппарат и приготовился нажать зеленую кнопку. Тут же трубка завибрировала, забилась в трели. Не глядя на экран, Дима ответил:

— Привет, Оля. Отчего ты плачешь?

— Как ты догадался?.. — опешила девушка, потом всхлипнула и согласилась. — Да-а, плачу… Ты знаешь… Ты помнишь, тот черный велел белому пристроить на тот свет человека, который лечится в Бад-Рагаце?

— Что такое Бад-Рагац?

— Курортное местечко под Цюрихом…

— Говорил, наверное, — пожал плечами Дима, — я точно не помню. А что?

— А то, — разрыдалась Оля в голос, — что я туда дозвонилась, мне сказали: умер! Этой ночью умер!

Оля всхлипывала так горестно и так безнадежно, что Дима, вместо ожидаемой ревности, испытывал лишь смущение и сострадание.

— Ты это… — кашлянул он в трубку, чтобы прервать рыдания. — На похороны поедешь?

— Не-ет! — почти прокричала Оля. — Кому я там нужна? У него жена — как моя мама…

Дима отчего-то почувствовал себя спокойней.

— Ну, тогда что ж… Все, кто родился, умирают… Тем более те, кто употреблял яд… Вот ты, Оля, ела огурцы?

— Да-а, — непонимающе протянула девушка. — И что?

— А то, — серьезным голосом проговорил Дима, — что огурцы содержат смертельный яд. Этот яд очень коварен. Иногда его действие растягивается на десятилетия. Но потом человек обязательно умирает.

— Дима! — закричала на него Оля. — Я ему — о серьезном, а он об огурцах шутит!

И она снова зарыдала, однако уже не так надрывно.

— Какие уж тут шутки… — серьезно проговорил Дима. — Хорош стенать! Ангелы сказали — на тот свет, значит на тот свет!

— Ангелы? — изумилась Оля. — Откуда ты знаешь?

— Вспомнил. Собственно, всегда помнил, и всегда ждал новой встречи. Двадцать лет назад они приходили ко мне, вот именно эти двое, черный и белый. Я на подоконник взгромоздился, на Луну смотреть. А они сзади стояли. Я упал. Этот черный поймал меня. А белый говорит: спать ложись. Знаешь что, приезжай вечерком в «Ясуми», я тебе все в подробностях перескажу.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Оля. — В десять я буду.

— В десять? Не раньше?

— Ну, я же должна привести себя в порядок. Куда я такая зареванная пойду… Ой, Дима, что я тебе тут рассказываю? Будто ты мне подружка, — горько усмехнулась Оля. — Ладно. До вечера.

И она отключилась, а Дима удивленно почесал затылок. Ведь и в самом деле, говорили они… ну, если не как подружки, то как друзья — точно. Видимо, и на Оле трансмиттерное взаимодействие сказывается так же, как и на нем самом. Или дело не только в трансмиттерах?

* * *

Дима вошел в просторный зал, и к нему сразу заспешила девушка-администратор. Она помнила этого симпатичного и нежадного молодого человека, и, поинтересовавшись, на сколько персон сервировать ужин, проводила к столику. Дима устроился на удобном диване. Подошла официантка. Миловидная девица, явно новенькая, абсолютно непохожая на работницу сферы обслуживания, она не могла не понравиться. В униформе ресторана она выглядела невероятно! Дима поймал себя на том, что зачарованно разглядывает точеные формы официантки, и тут же смущенно отвел глаза. Девушка положила на столик два меню, и их глаза встретились. Вблизи она еще лучше, отметил про себя Дима. Соломенного цвета волосы, яркие голубые глаза со зрачками чернее черного зачаровывали, обаятельное лицо не давало отвести взгляд, великолепная фигурка манила. От близости девушки у молодого мужчины по спине пробежала волна мурашек.

«Господи, какая сверхъестественная красота! — подумал Дима. — Или это я оголодал до крайности? Что ж она делает в официантках-то? Ведь ей достаточно поманить пальцем, и весь мужской мир падет на колени».

В другой раз он и сам бы с удовольствием пал в эту бездну, но в голове строго прозвучало: «Лучше удержись!» И тут же другой, вкрадчивый голос возразил: «Падай!»

Дима приготовился предвкушать бурный спор, и еще неизвестно, что случилось бы дальше, но в проходе между столиками появилась Оля. Молодой человек стряхнул наваждение и, улыбаясь, поднялся с дивана. Оля поспешила к нему. Она ела мало, все больше потягивала простую воду, слушая Димин рассказ.

— Собственно, добавить что-либо существенное к телефонному разговору я не могу. Мне было лет пять. Стоял в полный рост на подоконнике, поскользнулся и упал. Но меня тут же поймал чернокожий. Никогда до этого, кстати, негров я не видел. И когда потом стал встречать их на улицах, то думал, что они все — ангелы…

Оля улыбнулась.

— Я, ты знаешь, внутренне давно уже была готова к смерти моего мужчины… С того самого дня, наверное, как он заболел. Все-таки около сорока лет разницы — это действительно много. Но он для меня настолько был всем, что даже расставание пережить было непросто, а эта бредовая, на первый взгляд, идея о возвращении молодости…

— Как будто не бредовая? — уточнил Дима. — Ты же видела надпись на обложке: «Книга судеб». О Российской Федерации… Хотя в целом эта идея хороша только для второсортного фантастического романа.

— Что гадать, — вздохнула Оля. — Не получилось, значит, не получилось.

— А мне кажется, все получилось, — заметил Дима. — И даже некоторый резерв времени у нас был. Рассуждая трезво: раз простые прикосновения к «Книге судеб» ее активируют, то чтобы изменить судьбу, нужно коснуться слов или дат.

— Чего же ты раньше об этом не сказал? — искренне удивилась девушка.

— Во-первых, — пожал плечами Дима, — я и сам уразумел только что. А во-вторых, лично для меня мотивировка слабовата: делать подсказки любимой женщине, как побыстрее да понадежней попасть в объятия к другому…

— Что ты мелешь, Дима? — возмутилась Оля.

— Что ж в моих словах такого? — продолжил Дима спокойным голосом, поражаясь собственной наглости. — Мало того, что я к тебе отношусь… сильно и серьезно. Я еще намерен, как только мы закончим ужин, пригласить тебя к себе.

— Чтобы утешить невербально? — съязвила Оля.

— Чтобы утешить всяко, — уточнил Дима. — Разве ты не понимаешь, что мы теперь ближе друг к другу, чем… брат и сестра?

— А ведь ты не это хотел сказать… — Оля задумчиво всмотрелась в льняную салфетку, которую крутила в руках. — Ты хотел сказать… Напиши на бумажке и мне не показывай. А я скажу — и сравним.

Дима с готовностью выудил из кармана визитную карточку, что-то нацарапал на обороте.

— Написал? Так вот, ты хотел сказать не «брат и сестра», а «муж и жена».