Мы заходим даже дальше, о чем свидетельствуют наши аптеки и приспособления для туалета. Нам не нравится за­пах других людей, и мы принимаем все меры, чтобы другие не ощутили наш запах. Нормальный здоровый запах чело­веческого тела, даже хорошо вымытого, считается в Амери­ке неприятным и едва ли не оскорбительным. Брачные ру­ководства признают это, поскольку неизменно намекают на женскую «утонченность».

И хотя в целом это достаточно поверхностная приверед­ливость и разборчивость, вызванная влиянием культуры, ясно, что нам нелегко совершить переход к интимности любви и сексуальных объятий.

Но в народе, происходящем от столь многообразных куль­тур и стран, такой распространенный и характерный вид

[79]

поведения не может быть случайным и поверхностным. Мы легко справлялись бы с этой физической привередливос­тью, если бы она не отражала какие-то более глубокие ограничения. Можно рассуждать о том, что мы сохраняем физическую дистанцию, потому что боимся близости. Или можно высказать историческое предположение: когда наши основатели-пилигримы принесли с собой на эти берега пред­ставление о том, что чистота сродни божественности, они сумели основать нацию, у которой теперь, много лет спус­тя, больше чистых, облицованных плиткой туалетов, чем в любой другой стране мира. Чистота и ее следствие — стрем­ление к уединенности, несомненно, дороги нам, но ценой служит привычка к физической обособленности. Может, именно поэтому мы салимся в парке на свободную скамью, а не на ту, где уже кго-то сидит.

Можно также порассуждать о том, что строгое обучение контролю над естественными функциями организма и со­крытию их привело к недоверию использования тела, осо­бенно для получения наслаждения.

Тело как оружие

Но тут возникает очевидное противоречие: мы не стес­няемся использовать тело для выражения агрессивности. Мальчики очень рано учатся драться, а если они сами это­го не делают, то их этому учат отцы и даже матери. «Дай ему сдачи», — говорим мы играющему в песочнице ребен­ку, который едва научился ходить. Мы культивируем кон­тактные виды спорта. Мы делаем героев из спортсменов, занимающих призовые места, и побуждаем своих детей- школьников записываться в футбольные команды ¹. Ребенку становится ясно, что использовать тело для выражения враждебности приемлемо.

¹Речь идет об американском футболе, который гораздо более жесток, чем европейский. — Прим. перев.

[80]

Мы также знаем, что секс может стать выражением мно­гих подсознательных сил, которые очень слабо или совсем не связаны с ним самим. Мы не знаем, являются ли агрес­сивные импульсы обязательной составляющей сексуально­го поведения. Фрейд предполагал, что это так. Многие с ним не согласны. В некоторых кругах идет оживленная дис­куссия: рождается ли младенец любящим и учится ненави­деть или рождается ненавидящим и учится любить. Спор этот интересен, но носит академический характер. Какими бы мы ни рождались, с чем бы ни появлялись на свет, чело­век умеет любить и ненавидеть в таком раннем возрасте, как будто оба умения у него врожденные.

Таким образом, агрессивные элементы в сексе получают мощную поддержку. Мы все проявляем враждебность, ис­пользуем тело для выражения враждебности, и со временем образуется прочная связь между агрессией и сексом.

Неслучайно эта связь проявляется и в языке. Обдумайте, например, значение слова «соблазнять». В сексуальном смысле оно означает навязать с помощью какого-то обмана свою сексуальную волю другому человеку. Те же самые от­тенки слово имеет и в несексуальном употреблении. Людей «соблазняет» пропаганда или реклама, заставляя делать то, чего они не хотят, или покупать то, что им не нужно. Бук­вально это слово означает «ввести в заблуждение», но со­блазнитель не обязательно делает это невинно или непред­намеренно. Он не думает об интересах партнера, только о своих собственных. Во всех смыслах соблазн — это агрес­сия, партнер при этом не партнер, а жертва'.

В языке улицы связь между сексом и агрессией еще более откровенная; здесь агрессивность подчеркивается и выражается прямо. Нет необходимости развивать линг­-

¹Все сказанное относиться к английскому слову seduce — со­блазнять. Любопытно, что то же самое можно сказать и о русском «соблазнять». Древнерусское «блазнити», от которого образовано это слово, означало «обманывать, вводить в заблуждение». — Прим. перев.

[81]

вистическое исследование, чтобы подтвердить это поло­жение.

Мы говорили о сексе как о способе разрядки напряже­ния; можно добавить, что он также способствует избавле­нию от раздражения и скуки. Итальянский фильм La Dolce Vita ¹заканчивает горькое исследование скуки сценой без­радостной оргии. Эта финальная сцена представляет сведе­ние всего и всех к сексу, погружение в сексуальный ад, где царствует похоть без страсти, без наслаждения и, несом­ненно, без любви.

Секс как аспирин

Психологи давно установили, что когда индивид испы­тывает раздражение, результатом бывает своего рода сле­пой гнев. Мы видим примеры этого в приступах дурного настроения и капризов у детей. Когда мы становимся стар­ше, такие приступы уже неприемлемы в качестве выхода даже для нас самих, и мы либо находим социально прием­лемые способы разрядить свой гнев, либо таим его в себе. Скука и депрессия тоже могут вызвать гнев и еще больше сбить с пути и парализовать индивида, мешая ему предпри­нять какие-либо действия ради своей пользы. Секс, мощ­ный сам по себе, легко предоставляет подобный клапан и способствует разрядке накопленной энергии слепого гнева от скуки, напряжения и депрессии.

Ни одна из этих не связанных с любовью мотиваций не ведет к счастливому сексуальному опыту. В лучшем случае этот опыт относительно безвредный: человек получает облег­чение, словно принял аспирин от головной боли. Подобно аспирину, это временное средство: если причина симптома сохраняется, головная боль возобновится. Напряжение снова начнет нарастать, и человеку снова потребуется разрядка.

¹Фильм Федерико Феллини «Сладкая жизнь», снятый в 1959 году. — Прим. перев.

[82]

У некоторых, даже у очень многих, подобное использо­вание секса вызывает дальнейшее напряжение и усиление вины. И даже если мы не чувствуем себя виноватыми, то испытываем отвращение — утром мы сами себя ненавидим. Конечно, так бывает не у всех. Есть «счастливые» холостя­ки, у которых после секса без любви не бывает никакого похмелья.

Сексуально счастливый индивид

Кто же в таком случае сексуально счастлив? Какова сек­суально счастливая личность, или, как выражаются психо­логи, хорошо сексуально адаптированный индивид?

Начнем с того, что это такой человек, мужчина или жен­щина, который не считает секс грязным, не боится его, принимает как часть природы и естества человека и как естественный источник наслаждения. Это человек, кото­рый ценит секс, интересуется и наслаждается им.

Но этот интерес не исключает другие интересы. Слиш­ком большой интерес к сексу, одержимость им, как мы зна­ем, это не счастье и не адаптация, а нечто вроде болезни.

Сексуально счастливый человек счастлив и в других отношениях. У него есть другие интересы, другие порывы и источники удовольствия. Он умудряется поддерживать рав­новесие между всеми своими интересами и потребностями, в которых секс занимает свое и, возможно, очень важное место, особенно в начале подросткового возраста, но место это не исключительное и всепоглощающее. Именно гармо­нию целого мы, используя сознательно бесцветный психо­логический термин, называем хорошей общей адаптацией. Гармоничная жизнь — это такая жизнь, которую древние китайцы и древние греки мудро именовали счастливой. Радость секса, очевидно, есть часть общего гармоничного счастья.

Далее такой человек принимает свою сексуальную роль в жизни. Сегодня мы знаем, что хотя внешние половые характеристики принадлежат исключительно одному или