— Теперь слишком поздно, крутой парень.
— Знаю. — Он понимал, что она не чувствует его дилеммы. Она делала его уязвимым, не понимая этого. Опасности и возможность смерти никогда раньше не беспокоили его. И потому он всегда побеждал. Именно потому, что он устремлялся дальше большинства других в тот неуправляемый мир экстремальной боли и насилия. Но теперь она сделал его таким же, как другие. Теперь его можно было задеть за живое, поскольку он не хотел терять ее. И вдруг он подумал о Маркусе. Окажется ли он с ним там, в непредсказуемом? Но все вылетело из его головы, когда она тронула его между ног.
— Это выше моих сил, — прошептала она. — Никогда раньше так не хотела. Никогда не чувствовала себя такой живой.
Он знал, что она имела в виду.
На двери их номера появилась табличка с надписью: «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Билли заглянула в крохотный магазинчик рядом с регистратурой в то время, как Эдем с коричневой сумкой через плечо спрашивал у консьержки план города и окружающей местности.
— Ах, вам нужен Falkplan, — сказала консьержка, снимая с полки карту местности с приколотым к ней ценником в пять дойчмарок. — Приписать это к вашему счету за комнату, господин?
— Пожалуйста, — ответил Эдем, одной рукой принимая карту, а другой показывая номер своей комнаты на брелоке с ключом. Пока консьержка заполняла на компьютере счет, Эдем развернул ярко раскрашенную карту на стойке.
— Что вы ищете? — спросила консьержка.
— Мы хотели бы, находясь в Дрездене, посетить некоторые достопримечательности.
— Основные объекты туризма расположены за рекой. Цвингер и Кафедральный собор.
— Я видел это из своего окна. Мы пойдем туда завтра.
— Очень хорошо.
— В прошлом году здесь был мой друг. Он говорил что-то о Heide. Есть такое место?
— Дрезденский Heide. Да, конечно.
— Где это?
— На севере. Но там ничего хорошего нет.
— Покажите, пожалуйста, — сказал Эдем, продвигая Falkplan вперед. — Я хотел посмотреть это.
Консьержка пожала плечами, проглядела карту и указала на большое открытое место к северу от городских кварталов.
— Вот оно.
— Это парк? — в замешательстве спросил Эдем.
— Ja. Но там же размещался русский лагерь.
— Русский… Их военная база?
— Их лагерь. Для солдат.
— Вся территория?
— Большая часть.
— Спасибо.
— Там ничего хорошего. Просто-казармы. Для солдат.
— А русские все еще там?
— Нет. Отправились обратно в Россию. Теперь там все пусто. Нужно снести и построить что-то новое.
Эдем присоединился к Билли, которая в соседнем магазинчике копошилась в каких-то шелковых шарфиках.
— Нравится? — спросила она, подымая яркий черно-желтый экземпляр.
— Приятный. Я обнаружил Heide.
— Хорошо. Где? — Она прошла к прилавку, чтобы купить шарф. Эдем последовал за ней.
— Это северная часть города. Парк. Там располагался военный лагерь русских, когда они были здесь.
— Русских? — Она даже остановилась, произнеся это.
— Правильно, — сказал Эдем, забирая у нее шарф и передавая его девушке за прилавком. — На мою комнату, пожалуйста. Четыре два шесть. — Он показал девушке свою регистрационную карточку. — Хотите, чтобы вам его завернули? — спросил он у Билли.
За их спинами в вестибюль вошел посыльный с пачкой газет в руке. Девушка отстукала на компьютере номер их комнаты и ждала, когда отпечатается счет.
Билли мотнула головой, и он передал ей шарф.
— Но он теперь пуст, русских там больше нет.
— И теперь мы?..
— Вы просто читаете мои мысли!
Посыльный положил газеты на стойку, заигрывающе улыбнулся продавщице и вышел. Компьютер продолжал отстукивать счет, когда Эдем на верху первой полосы газеты увидел крупную фотографию Альберта Гуденаха.
Он расправил газетный лист так, чтобы можно было увидеть нижнюю половину полосы. Оттуда на него смотрело его собственное лицо и лицо Билли. Сложив газету, он аккуратно поправил ее в общем порядке пачки.
Девушка передала ему счет, а Билли начала просматривать взятые с полки журналы на английском языке.
— Пора идти, — сказал он, когда Билли выбрала из всех журналов еженедельник «Ньюсуик».
— Я его возьму.
— Быстрее. — Она почувствовала, что он напряжен больше обычного. Положив журнал на место, она пошла за ним. Он, не оглядываясь, направлялся в дальний конец маленькой переполненной стоянки, где была запаркована «ауди-куаттро».
— Что случилось? — спросила она, догоняя Эдема.
— В газете опубликованы наши фотографии.
— Как?
— Очевидно, их распространили наши ведомства. Только таким путем пресса могла их заполучить.
— Значит, все гонятся за нами?
— Вроде бы так.
Эдем отпер машину, и они забрались в нее. Сумка была оставлена на заднем сиденье.
— Почему вы не хотите связаться с ними? Мы могли бы рассказать то, что знаем.
— Что мы знаем? Это же ничего не может изменить. Мы должны продолжать свои поиски, Билли. Продолжать и надеяться, что выясним суть. Если не… — Эдем сделал паузу.
— Если я не свяжусь с ними и не предоставлю вам возможность продолжать действовать в одиночку?
Он не ответил, а просто включил мотор и выехал с автостоянки.
— Нет, — продолжала она. — Не сейчас.
Они попали в оживленное вечернее движение машин.
— Вы должны обещать мне… что, если что-нибудь пойдет не так, вы отступите под укрытие.
— Но не в том случае, если вы будете нуждаться в помощи.
— Особенно, если я буду в ней нуждаться. Если я буду тревожиться за вас, находясь в опасности, я не смогу защитить ни вас, ни себя. Мне нужно ваше общение.
— О’кей.
— Не обманывайте меня, Билли.
— Я же сказала, — ответила она обиженно. — Я сказала, что обещаю.
— Хорошо.
Он руководствовался указательными знаками аэропорта, находившегося на севере. Это был простой путь, налево по Айнхайтштрассе, до Айнхайтплац, через большой сквер и прямо по дороге 97.
Но Эдем не стал пересекать Айнхайтплац, повернув вместо этого налево, на Фридрих-Энгельс-штрассе. Он следовал по ней в среднем ряду, затем вдруг пересек движение в центре, сделал разворот налево в обратном направлении и вернулся на Айнхайтплац. Из машин, которым он подрезал путь, раздалась брань в его адрес за такое опасное поведение на дороге.
— Видела я это в кино, — пошутила она.
Он не ответил сразу, напряженно вглядываясь в зеркало заднего вида. Подфарники другой машины мелькнули через разделительную полосу и последовали за ним по Фридрих-Энгельс-штрассе.
— Готов поспорить, что там не получается так хорошо, как в действительной жизни, — ответил он.
Она оглянулась, но увидела за ними свет многочисленных машин.
— Кто-нибудь нас преследует?
— Думаю, что да.
— И они не отстанут, верно?
— Обычно так не бывает.
— Что же дальше, ушлый мой парень?
— Попробуем сыграть с ними одну штучку.
Он повернул налево, на Айнхайтплац, и к северу, на Отто-Бухвитц-штрассе. По пути он объяснил, что собирается сделать.
— Час тридцать, — сказала она, когда он кончил.
— Час тридцать. Минута в минуту.
— О’кей. А если вы не окажетесь там?
— Дайте мне еще не более пяти минут. А тогда выбирайтесь отсюда и поезжайте в Берлин. Прямо к своим сотрудникам.
— Пять минут не слишком большой срок.
— Этого достаточно.
— Я люблю вас, Эдем.
Он протянул свободную руку, обхватил своими пальцами ее пальцы и крепко их пожал. Она ответила тем же.
Двадцать минут спустя они увидели высокую стену из голубоватого бетона, преграду, которая скрывала секреты Красной Армии от граждан Дрездена. Движение машин снова замедлилось, они остановились.
— Давайте же, — сказал он. — Сейчас.
Он затянул ручной тормоз и ждал, пока она не перекинет ноги через центральную консоль, затем он приподнялся так, чтобы она могла втиснуться под него. Он повалился на пассажирское место и услышал, как она охнула.