Эдди Шах

Оборотни

Предисловие

Аэропорт Тегель

Западный Берлин

12 января 1990 г.

Я прилетел в Тегель, когда немцы, чувствуя потребность снова стать единой нацией, только приступили к разрушению Берлинской стены.

Мне хотелось увидеть это знаменательное событие собственными глазами, без телевизионного посредничества. Никогда прежде я не бывал в Берлине и только слышал об этом бетонном барьере, чудовищном символе «холодной войны».

Остановился я в Восточном Берлине, проехав туда через печально знаменитый Карловский контрольно-пропускной пункт. Чуть позже он был пренебрежительно поднят гигантским подъемным краном и доставлен в городской музей, где и стоит по сей день, всеми забытый. Это было время изумительной новизны, лица прохожих как будто дышали предчувствием новой эры, надеждами на создание новой Европы, нового процветающего мира.

Только холод январского воздуха напоминал о хрупкости этих мечтаний. Я-то знал, как далека еще земля обетованная, как мучительна и тяжела будет дорога к свободе, к цели, которая нас всех объединяет, но которая, может быть, никогда и не будет достигнута…

Все же мне выпала удача в этот быстротечный миг своей жизни явственно ощутить поступь истории.

Два момента выделяются среди того, что я тогда испытал.

Первый из них символизирует собой молодость и тот неустанный порыв к предприимчивости, который мы на Западе считаем само собой разумеющимся, но который не столь очевиден на Востоке.

Подобно всем нахлынувшим туда туристам, я хотел оставить на память кусочек сносимой стены и прихватил с собой небольшой молоток и долото, но обстоятельства сложились так, что пришлось воспользоваться услугами одного молодого человека, который торговал бетонными обломками истории у Карловского контрольно-пропускного пункта.

Следуя своим капиталистическим инстинктам, я вступил с ним в переговоры, причем он оказался не немцем, а англичанином. Молодой человек прибыл из Манчестера (моего родного города) и зарабатывал на путешествие по Европе продажей туристам кусочков пресловутой Стены.

Согласитесь, это была не ординарная сделка, когда на фоне русских военных, носившихся на своих «ладах», на фоне еще не убранной колючей проволоки и сторожевых башен, с которых недавно шла прицельная стрельба по сотням беглецов, два англичанина торговались за кусок покрашенного бетона, разделявшего нацию, а теперь предназначенного стать фрагментом каминной облицовки частного дома.

Второй момент оказался более значительным и стал импульсом к написанию книги, которую вы сейчас читаете.

Я прилетел в Берлин на собственном самолете типа «Ситейшн» с реактивным двигателем. Возвратившись в аэропорт, я ждал, когда самолет заправится горючим. Заправщиком был немец предпенсионного возраста. Пока он занимался своей работой, мы разговорились о Берлине, о текущих событиях. Оказалось, что он, коренной берлинец, ни разу не был в Восточном Берлине с тех пор, как возвели Стену. За это время он успел побывать в Америке, Африке, Австралии. Как только Стена рухнула, он посетил Восточный Берлин и теперь использует большинство уик-эндов для поездок с женой по Восточной Германии на своем небольшом «мерседесе» с корзинкой для пикников в багажнике. Он уже осмотрел там все крупные города и с восторгом рассказывал мне о красотах Дрездена и Лейпцига.

— Они совсем не изменились, — говорил он на превосходном английском языке. — Поездки туда подобны путешествию в прошлое. Там мало современных зданий, у русских ведь никогда не было средств на строительство, только на оборону. Восток сохранил свой довоенный облик.

— Вот уж не думал! — Меня заинтересовал этот пожилой человек.

И тогда он произнес слова, от которых у меня волосы стали дыбом:

— Для восточных немцев война 1939 года только что закончилась.

В тот момент, больше чем когда бы то ни было, я был близок к пониманию происходящего с точки зрения рядового немца. Упразднение Берлинской стены не было для многих из них шагом к миру, к надежному будущему. Оно просто знаменовало собой завершение пятидесятилетней войны.

Книга первая

ИЗ ПРОШЛОГО

Пеенемюнде

Северная Германия

1945 год

Когда бомбардировщик «хейнкель» выпустил над Северным морем самолет-снаряд «V-1» в направлении Лондона, семеро ученых, еще остававшихся в Пеенемюнде, не знали об этом последнем акте отчаяния.

Они сжигали кучи бесполезных бумаг, понимая, что все их попытки повернуть ход войны в пользу Германии оказались тщетными. Ракеты уже не имели смысла, поскольку для их запуска совершенно не осталось топлива.

Внимание ученых было поглощено артиллерийской канонадой со стороны польской границы. Когда в небе стали видны первые всполохи снарядов, решено было оставить испытательный полигон и уходить в Берлин, под защиту столицы.

Стало ясно, что войне конец, что впереди плен и что следует сдаваться американцам. Русские исключались, как варвары, — от них ждали самой жестокой мести.

Не умолкавшие всю ночь звуки сражения на востоке напоминали о приближении Красной Армии. Приходилось бросать Пеенемюнде на произвол судьбы: испытательные площадки и пусковые ракетные установки не имели уже никакого значения.

Прежде чем уехать на последнем грузовике, они собрали секретные папки, извлеченные из кабинета генерала Вальтера Дорнбергера, облили их бензином и подожгли. Дорнбергер, возглавлявший отдел ракет, давно уже покинул полигон, решив сдаться американцам вместе с наиболее способным из своих помощников, Вернером фон Брауном, которому было тогда двадцать один год. Бумаги, сжигаемые этой группой молодых ученых, не касались секретных технических характеристик, которые тщательно разрабатывались на протяжении последних нескольких лет. Эти сведения прихватили с собой старшие офицеры для подстраховки своей безопасности в руках американцев. В сжигаемых документах речь шла об иностранных рабочих, — завезенных в Пеенемюнде, о поляках, чехах, других славянах… О евреях. На этом забытом Богом северном полуострове использовался труд многих тысяч заключенных. Место технического триумфа Германии стало местом обреченности на смерть ее рабов.

— Заводите машину! — распорядился начальник группы управления Гроб Митцер, которому было немногим более двадцати.

Самый младший из ученых бросился к грузовику и завел мотор. Остальные сгрудились вокруг яркого костра, некоторые все еще подбрасывали в него пачки документов, другие были как бы загипнотизированы языками пламени, которое стало последним напоминанием об их неудаче.

— Проклятье политикам! — воскликнул Митцер.

— Проклятье Гитлеру! — сказал стоявший рядом с ним Хайнрих Триммлер-Шпидаль.

— Нет. Это не его вина, Хайнрих. Он делал то, что нужно для Германии. Это вина других. Тех, кто не мог равняться с ним и кто его оставил. Политиканов и генералов, негодяев, подобных Герингу, этой жирной свинье.

— Он прав, Хайнрих. Они оставили его, — присоединился к разговору Альберт Гуденах. — Боже, теперь все они разбегаются в поисках укрытий. Даже Мартина Бормана видели по ту сторону границы вместе с русскими солдатами.

— Когда? — спросил Триммлер-Шпидаль.

— На днях. Помните группу медицинских сестер, которая проходила мимо нас в Росток?

Триммлер-Шпидаль кивнул.

— Одна из них и видела его. Какая-то генеральская дочка. Она встречалась с ним раньше.

— И она сказала, что это был Борман?

— Так она говорила. И он даже не находился под стражей. Просто сидел на заднем сиденье какой-то штабной машины, в панике направлявшейся на восток.

— Что-то не верится.