Председатель налил себе еще чаю и из-за кипящего самовара наблюдал за Ростовым. Заместитель слушал внимательно, и председатель ощущал его возраставший интерес.

— Вы что, действительно не хотите чаю?

— Обойдусь, — ответил Ростов, потянувшись за папкой с докладом.

Председатель достал из выдвижного ящика стола стальную трубку длиной в пять дюймов и толщиной с указательный палец. Она состояла из трех секций, и, развинтив, он положил их на стол. Нижняя секция была оснащена простейшим спусковым устройством, похожим на пару пинцетов. Оно приводило в движение небольшой металлический рычаг внутри центральной секций. Председатель взял маленькую стеклянную ампулку и поместил ее перед рычагом. Затем он вновь соединил все три секции, поднялся с кресла и, обойдя стол, приблизился к Ростову. Медленно подымая трубку, он задержал ее на расстоянии примерно восемнадцати дюймов от лица заместителя.

— Может быть, вы предпочитаете это? — сказал он, нажимая на простой спусковой крючок.

Послышался глухой звук от взрыва порохового заряда, вызвавшего удар среднего рычага, который разбил стеклянную ампулу и выплеснул ее содержимое из конца трубки.

Ростов не пошевелился.

— Сташинский, — сказал он.

— Великолепно. Высший класс, — подтвердил председатель. На него произвел впечатление железный самоконтроль Ростова. Не мог же он быть совершенно уверен, что ампула содержала воздух вместо обычно применяемой в таких случаях смертоносной синильной кислоты. Он вернулся в кресло и положил трубку на стол.

— И это же произошло с нелегалом?

— Наш человек в Гуз-Бее обшарил место, где был убит Путилофф, и нашел такую трубку. Кадровый сотрудник, он все знал о Сташинском. Трубку внимательно исследовали в Вашингтоне, следов цианистого калия не обнаружили, но метки от спускового устройства остались. Мы убеждены, что этот метод и был использован.

— А убитый немец тоже наш нелегал?

— Нет. Но она, — председатель снова поднял трубку, из которой стрелял в Ростова, — была найдена обернутой в газету. Никто не связал этот факт с убийством. Только позднее, когда оперативники задали некоторые вопросы, они нашли это оружие. Для полиции оно представлялось лишь мусором, оставленным на пляже. Наш сотрудник, к счастью, тоже вспомнил о своих ранних годах обучения и о Сташинском.

— Фольклор КГБ. Иногда мне кажется, что это все, чем мы располагаем, заметил Ростов.

Богдан Сташинский был одним из самых примечательных убийц КГБ, его называли „машиной смерти“. Украинец по рождению, он использовался советской разведкой прежде всего для слежки за украинцами. Главным предметом его наблюдений был известный эмигрант Лев Ребет. Спустя некоторое время он получил приказ уничтожить Ребета. Было придумано простое и эффективное оружие. Легко скрываемое, оно не оставляло следов насильственной смерти. Для того чтобы синильная кислота, бесцветная жидкость из цианистого калия, не уничтожила самого убийцу, КГБ создало противоядие. Им стали таблетки, содержавшие содиум тиосульфат.

— По моим данным, Сташинский был удачливым любителем, — добавил Ростов, всегда остававшийся дотошным историком.

Председатель, который был старше по возрасту, тоже знал Богдана Сташинского и тот фурор, который был вызван его бегством на Запад. Это случилось в 1961 году, Берлинская стена только еще возводилась. Сташинский сел тогда в электропоезд на станции Шенхаузер-аллее в Восточном Берлине и вышел на станции Гезундбруннен в Западном Берлине.

— Я встречал его, — вспоминал председатель. — В ОКР. — Отдел контрразведки был основан на базе СМЕРШа (Смерть шпионам), противоразведывательного подразделения КГБ, снискавшего не самую лучшую славу во всем мире. — Сташинский в общем принадлежал к особой категории неудачников, довольно запуганный парень, чья репутация разведчика весьма сомнительна. Американцы так и не выяснили, действительно ли он перебежчик или двойной агент.

Председатель рассмеялся, а Ростов раскрыл доклад и внимательно рассматривал приложенную к тексту фотографию Сташинского, темноволосого, привлекательного мужчины.

— Он умер? — спросил Ростов.

— Вероятно. Так много раз менял он свое имя, что мы уже потеряли его след. В любом случае это не его проделки. Даже если он жив. Для такой оперативной работы нужен человек помоложе.

— А какой интерес представляет для нас этот немец, Кушман?

— Никакого. Если не считать способа его убийства.

— Но в него же стреляли из пистолета.

— Возможно. Но я думаю, что он был мертв еще до пистолетных пуль. Чернокожий запаниковал, когда увидел жандарма. Только тогда он выхватил свой пистолет. Не исключено, что немец был уже убит ружьем Сташинского. Во всяком случае из обнаруженного нами ружья стреляли. — Председатель наблюдал за реакцией Ростова и был доволен, что заместитель в знак согласия кивнул. — В той группе был также и американец, ученый экстра-класса. Янки после стрельбы поспешно вывезли его обратно в Америку. Они решили, полагаю, что убить хотели именно его.

— Есть ли какие-то идеи у расследовавших эти происшествия?

— Никаких. Нет логики, как видите. Хоть я и не доверяю американцам, но не вижу здесь никакого их интереса.

— И совсем невозможно установить каких-то увязок?

— Ничего очевидного. Если не считать того факта, что убиты только немцы.

— У Путилоффа был большой послужной список. Дахау. Военные преступления. — Ростов поднял папку, которую пролистывал. — Не мог же он оказаться предателем?

— Он не был важным оперативным работником. В другой обстановке он давно вышел бы на пенсию. Его смерть, по крайней мере, даст нам экономию в твердой валюте.

Ростов улыбнулся, встал и взял доклад под мышку.

— С этого следует начинать.

— Как бы ни пошло дело, его нужно разрешить. В конце концов, если уничтожается наша сеть нелегалов, значит, кто-то добрался до самой секретной нашей информации.

— Я буду следить за этим делом лично.

— Хорошо. По крайней мере, у нас в руках есть теперь кое-что, представляющее профессиональный интерес. Эта задача отличается от охраны гуманитарных грузов или помощи милиции при столкновении с толпами демонстрантов. Наши руководители иногда забывают, с какой целью была создана ЧК.

— Мы живем в странное время.

— Действительно. Слова „шпион“, „агент“ превратились в ругательства. А вот теперь руководители страны нуждаются в нас. „Держите все на познавательном уровне“. И, как мне говорили в Кремле, „не раскачивайте слишком сильно лодку с американцами“. Запланированы встречи в верхах, мир и добрая воля стали лозунгами дня. Мне твердят: помните Гари Пауэрса и инцидент с „У-2“! Мы не хотим его повторения, даже если тогда мы это дело умышленно раздували.

— Может быть, следует разобраться с нашим дипломатическим составом в Вашингтоне?

— Только не приводите в смятение янки.

— Даже если это действуют они?

— Подумаем об этом особо, если у нас будут соответствующие доказательства.

В отдалении слабо и глухо прозвенел звонок предупреждения о пожаре.

— Ох уж эти тренировки! — фыркнул председатель. — Не слишком ли их много? А если это взаправду, то не лучше ли мне просто остаться здесь и поджариться?

Ростов усмехнулся и направился к выходу.

— С Рождеством Христовым, сказал председатель. Ростов с удивлением оглянулся. — Разве не так говорят православные?

— Так. Праздник через два дня. — Он улыбнулся, а председатель расслабился и тотчас превратился в старика. — С Рождеством Христовым и вас.

Они посмотрели друг на друга, между ними возникло какое-то особое понимание и тепло.

— Сожалею, что оторвал вас от молитв, — сказал председатель. — Дело, по-видимому, неординарное. И уж очень плохо пахнет. На мой взгляд, кто-то собирается нанести нам большой ущерб.

Ростов кивнул и покинул комнату. В коридоре было много сотрудников, метавшихся в различных направлениях. С нижнего этажа распространялись сигналы тревоги. Он решил не обращать на них внимания и прошел к своему кабинету. Секретарши не было, вероятно, пошла проверить, действительно ли возник пожар или это очередная тренировка готовности.