— Ну ладно, Мелоди, черт возьми, я стараюсь, как могу. Помоги мне хоть немного.

— Нет, — заявила она, надеясь, что ей не придется сожалеть об этом отчаянном сопротивлении у последнего окопа. — Я отдала тебе больше, чем любому другому мужчине, и я бы продолжала делать это, пока живу. Но ты был прав, Джеймс, когда сказал, что плохо, если только один из двоих старается идти навстречу. Поэтому боюсь, тебе придется искать где-то еще то, ради чего ты вернулся сюда.

— Я вернулся ради тебя. — Он вырвал у нее из руки флакон с шампунем и зашвырнул его в другой конец садика. — Черт бы побрал, я вернулся, потому что не мог перестать думать о тебе и потому что сожалел: может быть, ты несчастна без меня.

— Прошу тебя, избавь меня от благотворительности, — холодно прозвучал ее голос. — Я ей рада не больше, чем был рад твой отец, когда я попыталась заставить его глотать ее насильно.

Джеймс пустил трелью цепочку слов, которых никогда не слыхивали в избранном обществе. Мелоди выслушала их невозмутимо.

Затем он спросил.

— Ну хорошо. Что я должен делать?

— Подумай сам, — услышал он в ответ.

— Ладно, — вздохнул Джеймс и посмотрел через плечо, словно ожидая, что увидит свешивающуюся с ивы петлю. — Давай поженимся.

Сердце Мелоди замерло почти до полной остановки, но ей удалось сохранить внешнее спокойствие.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила она.

— Почему?

— Подумай сам и об этом.

— Ты играешь моим терпением, о женщина!

Он снова растаптывал ее сердце. В который раз?

— Какая неосмотрительность с моей стороны.

— Ты знаешь, Мелоди, — заявил он, стряхнув с руки клочья пены, которые не замедлили взлететь и опуститься ему на рубашку. — Тебе не идет саркастический тон. Ты знаешь, что я хочу сказать. Почему же для тебя так важно, чтобы я нашел правильные слова?

— Потому что я не поверю в их правдивость, пока ты не найдешь в себе мужества произнести их.

Он снова чертыхнулся.

— Но я же здесь, разве не так?

— Этого недостаточно, Джеймс.

Мелоди собрала в горсть клочья собачьей шерсти вместе с мыльной пеной, ухватилась за края ванночки и начала ее приподнимать.

— Что это ты собралась делать?

— Надо бы водрузить тебе этот сосуд на голову, но вместо того я просто вылью из него воду, налью чистой, сполосну собаку и поеду домой.

— Черт возьми! Дай-ка эту штуку мне. Ты что, пытаешься доказать, будто я совершенный болван и позволю женщине поднимать вещь чуть не с большим весом, чем она сама?

— Нет. Хочу доказать, что я не белоручка, не боюсь никакой черной работы.

Джеймс прекратил буйствовать, чтобы бросить пристальный взгляд на нее.

— У тебя не только руки черные теперь. На лице у тебя полоска грязи, и твой костюм никогда уже не будет выглядеть как новый. — Неуверенная улыбка смягчила выражение его лица. — Разве вы немного не переросли возраст, когда дети возятся в грязи, миледи?

— Мне наплевать.

— А мне нет, — мягко сказал он, протянул руку и коснулся Мелоди.

— Оставь, пожалуйста, — отклонилась она.

— Почему, Мелоди?

— Потому что, — срывающимся голосом произнесла она, — я тебе не доверяю.

— Я этого боялся. — Он посмотрел в сторону. — Скажи мне, Мелоди, как завоевать твое доверие?

Джеймс не знал, как ей хотелось уступить его просьбе. Однако она зашла слишком далеко, чтобы отступать назад. Она не может больше подсказывать ему ответы. Он сам должен ощутить острую потребность в них, чтобы обрести их при помощи собственных сил.

Мэтти выбрала этот момент, чтобы напомнить им, что ее искупали только наполовину. Она встряхнулась и обдала обоих грязной водой и клочьями шерсти.

Джеймс моментально ухватился за происшествие, производя отвлекающий маневр.

— О, замечательно! Теперь мы вымокли больше, чем собака. — Он скорчил гримасу и вытер ладонью лицо. — Отправляйся домой, Мелоди, надень что-нибудь сухое, а я, с твоего позволения, закончу здесь.

Итак, она не услышала ни обещания позвонить, ни вопроса относительно возможности продолжить прерванный разговор в следующий раз. Право, он ухватился за первый попавшийся предлог, чтобы сменить тему, и это заставило ее усомниться в намерении Джеймса восстановить их отношения, загладить нанесенный ущерб.

Сомнения умножились, когда прошло несколько дней, а Джеймс даже не подал голоса. Но затем утром в четверг, как раз перед открытием магазинов Торгового ряда, в бутик Мелоди посыльный доставил две дюжины розовых роз — на этот раз от Джеймса.

Появление цветов вызвало фурор. Через пару секунд владельцы других магазинов, бросив дела, собрались у нее.

— От кого они? — поинтересовалась Ариадна.

— От Джеймса Логана. — Роджер рассмотрел визитную карточку через плечо Мелоди — И он желает пригласить ее на ужин в субботу вечером.

Хлоя возмущенно затрясла головой:

— И я подозреваю, что ты примешь приглашение.

— Конечно, примет, глупая ты женщина, — презрительно хмыкнула Ариадна.

— В таком случае, — заявила Хлоя, обращаясь к Мелоди с предельным приближением к симпатии, на какое только была способна, — ты обязана прийти ко мне в бутик в обеденный перерыв и взглянуть на новое поступление французского дамского белья. Если уж ты решила снова свалять дурака, так делай это стильно.

— А у меня есть пара старинных сережек, которые я могу тебе одолжить, — сообщил Эмиль.

— Я бы тебе предложила русскую шаль, но погода становится теплее, — выразила сожаление Ариадна, затем ее лицо просветлело. — Так ты же можешь надеть под шаль только французское белье от Хлои.

— Ариадна, — пристыдил ее Эмиль.

— Только не позволяй ему ходить по тебе ногами, — посоветовал Роджер.

Анна Чайковская произнесла что-то совсем неразборчивое. Фредерик пояснил:

— Это старая польская пословица. С нею желают счастья в любви. Мы надеемся, теперь у тебя будет много счастья, Мелоди.

— Но это ведь только приглашение на ужин, — запротестовала она.

— Я думаю, это нечто большее, — заключил Эмиль. — Мужчина не будет нестись из конца в конец страны только затем, чтобы пригласить даму на ужин.

Мелоди не могла не почувствовать, как согревает ее волнение и забота коллег. Как бы они ни спорили и ни цапались друг с другом, они, кажется, действительно озабочены тем, что происходит с ней. Самым трогательным знаком внимания была подарочная коробка с бантом, которую Хлоя поставила с шумом на стеклянный прилавок перед самым закрытием в пятницу вечером.

— Я не успела отдать ее тебе перед Рождеством, — заявила она бесцеремонно, хотя это была наглая ложь: у них никогда не было заведено обмениваться подарками на рождественские праздники. — Извини, я немного опоздала.

Мелоди приоткрыла крышку и ахнула от восторга.

— Более прекрасного белья я не видела вообще. Спасибо тебе, Хлоя!

— Розовое, кажется, подходит тебе больше всего, и именно этот комплект я никогда не сумею продать — он такого малого размера Поэтому носи его и радуйся.

Мелоди надеялась, что так и будет, но она слишком нервничала и трижды переоделась перед тем, как Джеймс позвонил в семь тридцать в субботу, и если бы он приехал на десять минут позже, возможно, сменила бы свое снаряжение в четвертый раз. Во что в конце концов должна быть одета женщина, когда решается все ее будущее? Сегодня вечером у нее не было сомнений: она и Джеймс или сделают шаг вперед или разойдутся каждый своим путем навсегда.

Конечно, он смотрелся как абсолютный красавец, сильный, мужественный. Черный костюм в тонкую полоску, белоснежная рубашка и серебристо-серый галстук — все чудесно сочеталось с загорелой кожей и голубыми глазами. К тому же он был одет строго в соответствии с правилами хорошего тона, и Мелоди порадовалась, что остановилась в конце концов на персикового цвета платье с оборками, сшитом по выкройке времен царствования королевы Виктории и щедро украшенном золотистыми кружевами. В любом случае они составили прекрасно одетую пару.