Зимой жить во внутреннем дворике было, конечно, невозможно из-за суровых морозов. И вся деятельность переносилась в «зимнюю гостиную». Это была полуподземная комната, в которую можно было попасть, пройдя ряд хлевов, где размещались козы, бараны, яки и пони. Хлевы соединялись низенькими дверцами, почти не пропускавшими холодный воздух. В той комнате не было окон, и она освещалась лишь огнем очага и маленьким квадратным дымоходом размером тридцать квадратных сантиметров, выходившим во внутренний дворик. Эти подземные гостиные, существующие почти в каждом заскарском доме, нагреваются в основном теплом животных.
Перед тем как заснуть, Лобсанг сказал мне, что утром мы отправимся пешком в его монастырь, в Каршу. Это даст пони однодневный отдых, а теткам позволит заготовить провизию для похода в Зангла.
Мост из веток
Если ночь исполнена тайны, то заря богата обещаниями. Я проснулся, горя желанием поскорее отправиться в монастырь Карша, «самый большой в стране», как с гордостью повторял Лобсанг.
Раннее утро, как и сумерки, придает долине феерический вид. Ночные тени не спешат покидать ее, хотя вершины уже пылают ярким, но недолговечным розовым цветом. Мне не удалось связать пейзаж, лежавший передо мной, с чем-либо известным мне в Гималаях: Каргил и Сринагар были столь же далеки, как Лондон или Париж. Защищенная горами долина была отрезана ими же от всего остального света.
Уходя из Кончета, Лобсанг показал мне небольшой чхортен на скале, нависшей над самым высоким домом в деревне. Подойдя к скале, я различил наивные иероглифы — изображения ибексов. То были первые доисторические рисунки, встреченные мной в Заскаре. Подобные рисунки встречаются в Гималаях везде, и существует мнение, что ибексу поклонялись жители гор еще в неолите, задолго до распространения буддизма. Очень трудно представить себе, как жили люди, выбившие на камне эти рисунки. Быть может, климат Заскара был тогда мягче и здесь росли деревья? Видел ли скульптор той эпохи те же вершины, что и мы, и действительно ли он верил, что козерог был божеством?
Как бы там ни было, эти скульптурные изображения доказывают, что высокогорные районы Гималаев были заселены с незапамятных времен (не лучшее ли свидетельство выносливости и предприимчивости человека?), хотя это и противоречит общепринятой теории, по которой человек был вынужден уйти во враждебный мир гор по причине перенаселения равнин.
Чхортен над изображениями козерога ибекса напомнил мне о крестах, которые в Европе часто стоят рядом с памятниками неолита.
В нескольких километрах от Кончета нам встретилась еще одна скала, покрытая изображениями ибексов. Окрестные холмы изобиловали сходными скульптурами, а на некоторых из них встречались фигуры людей, вооруженных луками и стрелами. Неподалеку от этой второй скалы, у подножия высокого обрыва, лежали руины монастыря Кунмоче. Метрах в шестидесяти надо мной зиял вход в пещеру, где жил святой монах-отшельник. Пищу ему доставляли набожные жители деревни... [52]
Перебравшись через овраг, мы вскарабкались по крутой тропинке, которая огибала скалистый останец, и наконец перед нами открылась впечатляющая громада монастыря Карша.
Жители Гималаев владеют искусством возводить здания в самых неожиданных и эффектных местах, например вблизи пещер, где жили святые отшельники. Именно так возник монастырь Карша — он лепится к почти вертикальному склону горы. Я редко видел в Гималаях столь большие здания. Их словно повесили к почти вертикальному обрыву, где они удерживались чудом, чуть ли не вопреки законам физики.
Монастырь состоял из сотни побеленных известью разнородных зданий, над которыми высились два громадных павильона для праздничных церемоний. Казалось, что перед нами настоящий город, а не монастырь.
Когда я вскарабкался на вершину холма, покрытого беленными известью чхортенами, передо мной открылся чудесный вид на Каршу. Лобсанг с гордостью показывал мне свою «вотчину». У подножия обрыва стояло трехэтажное здание. «Конюшня и амбар для кормов, — пояснил Лобсанг и добавил: — здание слева и чуть повыше — деревенская кумирня». Еще выше лепились кельи, а вернее, крохотные домишки монахов. Над ними высилось большое здание, где находился нирба (эконом монастыря) и хранились запасы зерна. Еще выше располагалась библиотека, но, к сожалению, семь лет назад пожар уничтожил хранившиеся там ценнейшие манускрипты и деревянные книги. Здание отстроили заново, но литературные сокровища были утрачены навсегда. Монастырь как бы венчали два молитвенных зала: один зимний, второй летний. Молодым монахам было выделено специальное спальное помещение.
Монастырь Карша принадлежит секте гелукпа (реформированная секта «желтых шапок», главой которой является четырнадцатый далай-лама, ныне живущий в Индии). Попечитель монастыря, объяснил мне Лобсанг, Тенцинг Чоргьял, младший брат далай-ламы. Карша — центральный монастырь, зона влияния которого распространяется на восемь деревень северной и центральной частей Заскара. В каждой деревне есть кумирня, подчиненная своему монастырю, куда крестьяне посылают на учебу детей. По обычаю, семьи, где больше одного сына, посылают младших отпрысков в возрасте восьми-девяти лет учиться письму и чтению. Принуждения нет, но все родители с радостью отсылают детей на учебу в ближайший монастырь, чтобы чаще их видеть. Со своей стороны детишки рады «уйти в школу» (это их собственное выражение) и часть года провести вне дома. Выбор религиозной карьеры вовсе не обязателен, и никто не требует от юных учеников становиться монахами. Однако всем учащимся бреют голову, тогда как другие дети носят длинные, заплетенные в косички волосы. Ребенку также выдают платье без рукавов, которое он носит под туго прилегающим «пиджаком», а также шерстяную шаль, чтобы прикрывать руки. [53]
Дальнейшая судьба ученика зависит от его способностей и экономического положения семьи. Каждый монах сам обеспечивает себя пропитанием. Обычно семья выделяет ему немного денег и пищу, иногда участок земли, с которого молодой человек кормится. Монахи могут сами обрабатывать землю или сдавать ее в аренду крестьянам; в последнем случае плата за аренду идет монастырю для содержания монахов-преподавателей.
Таким образом, каждый монах либо работает на монастырь, либо имеет личные средства к существованию. Бедные монахи могут работать на кухне за скромную плату, писать или переписывать книги для богатых монахов. Самые процветающие монастыри могут платить своим ученикам нечто вроде стипендии деньгами или зерном. По большим праздникам монастыри раздают зерно, а иногда и деньги всем присутствующим монахам.
Каждый из них обязан раз в году жить некоторое время в монастыре. В течение периода обязательного присутствия (обычно он длится месяц) монахи читают вслух всю серию буддийских тантрических текстов, то есть сто восемь томов «Ганджура».
Как и в наших университетах, где преподают теологию, монастыри награждают дипломами и титулами. Молодой трáва (послушник) может стать гешэ (бакалавром), если выдержит положенные испытания. Экзамены проходят публично. Кандидат, сидящий в центре двора, должен правильно и без запинок ответить на все вопросы присутствующих монахов. Эти вопросы выкрикиваются по неизменному ритуалу. Экзаменующий бросается к сидящему кандидату, кричит ему: «Ка-йе», выбрасывает вперед руки, словно кидая вопрос, потом хлопает в ладоши. Кандидат должен дать полный ответ, либо развивая суть элементов учения, либо рассуждая о божествах. Если он отвечает хорошо и ему удается поставить экзаменаторов в затруднительное положение, монаха допускают к более сложным испытаниям, после которых в случае успеха его ждет почетнейший титул рабжампа (доктора).
Кроме академических лавров монаху при безукоризненном соблюдении буддийских заповедей могут быть присвоены различные религиозные титулы. Трáва становится гэрдженом, если соблюдает десять заповедей благочестивого поведения, гэкулом (тридцать шесть заповедей) и, наконец, гэлунгом (сто пятьдесят три заповеди). Заповеди носят различный характер. Минимальные требования касаются запрета красть, лгать, убивать, пить спиртное, иметь взаимоотношения с женщиной; сюда может входить и требование ежедневного повторения определенных молитв. Вступив в монастырь, монах не обязан оставаться в нем навсегда. Если он пожелает, то может вернуться к мирской жизни и жениться. Именно так и поступают многие послушники.