И времени жалко. Лёхин мысленно поплевал на ладони и, оставив зонт на попечении Сверчка, взялся за конец Зеркальщика — тот, что ближе к дороге. Стараясь не слишком кривиться, чувствуя в руках тёплую аморфную массу, он осторожно потащил "сосиску" с газона. Бирюк и ещё какой-то подвальный сообразили приподнять другой конец Зеркальщика, чтобы подстраховать на предмет невредимости. Кажется, Лёхин тащил "сосиску" с головы, так как именно отсюда доносилось недоумённое и даже обеспокоенное бульканье.
Бережно и даже нежно Зеркальщика уложили на середину тропы в тополиной аллее, в самую грязь. "Сосиска" с недоумением побулькала ещё немного, а затем тяжело осела, расслабилась. Кажется, здесь ей понравилось.
— Грязь к грязи, — вздохнул Бирюк.
— И что теперь с ним будет? — спросил Лёхин.
— Да что обычно, коли не пережрёт! Переварит, что набрал, потом опять к дому полезет. Мы уж его который раз за неделю таскаем. Углядеть вовремя — так ещё ничего, жить можно… А тут… Жрёт и жрёт, откуда только берёт? Вроде и народ домашний не больно ругливый в последнее время. Разве что это вот кафе непотребство творит. А ты, Лексей Григорьич, опять по делу, что ли?
— По делу, Бирюк. Где бы поговорить нам?
— А вон, ещё ниже, сушилка бельевая а за ней скамейка под "грибком". "Грибок" тот от детского садика остался, а местные наши ребятишки приспособили его над скамейкой — хороший уголок для компаний.
— Одобряешь, что собираются там? — удивился Лёхин, прихватывая двух подвальных и Сверчка под мышку.
— Дык, под приглядом — вот что ценно.
Скамейка под "грибком" оказалась местом уютным и сухим. Лёхин оставил на одной половине паранормальный народ, сел рядом сам.
— Информация к размышлению: следы Ромки привели в Каменный город. Вопрос: есть ли выход в Каменный город из кафе?
Сверчок, как и Лёхин, уставился на подвальных. А подвальные переглянулись, и Бирюк покачал головой:
— Как обухом ты нас, Лексей Григорьич, по темечку. С чего ты решил, что с кафе есть ход в Камень-город?
— Должен быть. И Роман, и Лада были несколько минут в зале, а потом пропали из него, но никто не видел, как они вышли.
— Нет. Не может быть такого, Лексей Григорьич.
— Так. Стоп. Бирюк, мне свои домовые сказали, что в Каменный город вам, домовым и подвальным, попасть нельзя. Сверчок, это так?
— Так, Лексей Григорьич.
— Бирюк, есть ли в кафе место, которое для тебя под запретом?
Подвальный задумался, а Лёхин, перебирая всё, что слышал об "Ордене Казановы" и что видел в нём, вдруг вспомнил.
— Вот что, Бирюк. На другой стороне от входной двери в кафе — два коридора. Один ведёт к служебным помещениям и к туалетам. Другой заканчивается двумя… мм… скажем так, ветками. Один из боковых коридоров ведёт в тупик. Бирюк, что скажешь о тупике?
Подвальный отчаянно свёл густые брови.
— Что скажу, что скажу!..
И замер. И Сверчок замер, глядя на него.
А второй подвальный тихонько спросил:
— Бирюк, слышь? А не тот ли это коридор…
Тут Лёхин припомнил ещё кое-что и задумчиво сказал:
— А интересно… Не было ли раньше на месте этого дома реки?
— При чём тут река? — озадачился Сверчок.
— Знаю два выхода в Каменный город. Оба — под мостами.
— … А уж сыро там завсегда было, — пробормотал Бирюк, явно витая мыслями в заданном месте. — И плесень… Да, там ещё узор выложен из цветных паркетин, а угол от плесени аж махрится, как будто мох там растёт… И дверь забитая…
— Нет там никакой двери!
— Есть, Лексей Григорьич. Залепили её блестяшками вместо обоев, вот и не видать. А дверь там завсегда была, да. Старый подвальный Сысой тоже говаривал: мол, не пускат та дверь ни за какие коврижки, да и не надоть. А подземная река — да, было дело, тоже балакали. Но ведь далеко вниз ушла!..
Измученный воспоминаниями, Бирюк словно листал собственную память. Прислушиваясь к его речи, Лёхин сам вспомнил, что его дом стоит на обмелевшей подземной реке, о чём ему сообщил как-то Ерошка, дух болотный. А если под городом система сообщающихся между собой ходов-выходов из Каменного города? Только преграда, наверняка ментальной природы, не даёт путешествовать из верхнего города в нижний паранормальному народу и людям вообще без параспособностей… Хотя Лёхин слышал когда-то, что людей таких нет: способности есть у всех — только у одних спят дремучим сном, а у других активны в разной степени… Ладно, хватит. Увело уже, куда не надо. А надо…
Лёхин поднял голову. Домовой и подвальные, только что втолковывавшие друг дружке тайны земли, на которой дом стоит, проследили его взгляд.
— Глупые мысли какие-то лезут, — пробормотал Лёхин. — Бирюк, а не считая того, что тебя крысы гнали из подвала, нет впечатления, что в последний месяц тебе трудно стало бегать по коридорам? Ну, например, не бывало впечатления, что подвал стал совсем чужим?
— Страсти какие говоришь, Лексей Григорьич, — тихонько сказал Сверчок.
— … И я никак в гости зайти не мог, — эхом откликнулся второй подвальный. — Выстукиваешь, выстукиваешь по стене, ан не слышит. Пока сам не выйдет — не дозовёшься, а, Бирюк? Такое ведь тоже было. А раньше стукнешь — уже бежишь.
— Они впустили Камень-город в подвал?! — слепой взгляд в точку — качал головой Бирюк. — А меня, значит, кошка держала, пока не окотилась. Вон что… Кошки ведь и там. И здесь безнаказанно бегают… Ох ты…
— Потом напереживаешься, Бирюк, — невежливо перебил Лёхин. — Ты мне лучше объясни, где дверь тайная находится.
Подвальный моргнул, приходя в себя, и объяснил.
51.
За полчаса до выхода из дома Лёхину позвонили. Номер высветился незнакомый.
— Я с телефона жены звоню, — неторопливо сказал очень спокойный голос. — Леонид это. Добрый вечер.
У Лёхина на сердце отлегло. А то… распрыгалось, понимаешь…
— Добрый вечер, Леонид.
— Дело у меня, Алексей, тут такое… Жена говорит — позвони и позвони. В общем, как у тебя дела? Помощь не нужна?
— Смотря какая. — Леонид осторожничал — и Лёхин осторожничал. И вдруг — сообразил. — Слушай Леонид, давай напрямую: с чего жена твоя (он напрягся и вспомнил), Люда, решила, чтоб ты обязательно позвонил? Давай только без этих, как ты сам говорил, танцев-шманцев.
— Да сон опять, — теперь уже легко сказал Леонид. — И в прошлый раз сон, и в этот. Видел я, как ты и ещё один — во сне его Пашкой звали — сначала по каменному полю шли, потом с собачьей сворой дрались. И ещё с кем-то.
— И что из этого?
— Я так понял — продолжение следует? Бой-то не закончен ваш. Я завтра выходной. Куда приходить, если что, и собак брать ли?
— Леонид, ты понимаешь, что сон сном, а убить могут реально?
— Понимаю.
— Хорошо. Тогда так…
Лёхин придумал такой план: Павлу три тысячи в зубы на вход — и он называет охране имя одной из компаньонок (Валя подскажет свободную девушку), он уже был в кафе, охрана мельком его запомнила, а то, что мальчики-красавчики его куда-то тащили, охрана наверняка ни сном ни духом; Олег идёт в кафе как человек, завернувший перекусить, обычным посетителем. Ну, у Лёхина причина законная — Диана. Затем двое из них по одному исчезают в тупиковом коридоре, ищут нужную дверь. А Лёхин тем временем идёт в коридор с туалетом, открывает окно, впуская профессора (уже созвонились) и Леонида. И теперь они уже втроём присоединяются к двоим, открывают дверь в Каменный город, а там… Там — как Господь на душу положит.
План не идеальный — понимал Лёхин. Мало того — поверхностный. Но большего придумать не мог. К его удивлению, с планом согласились и остальные без споров и возражений. Понадеялись, что он единственный в курсе всего, потому и согласились?
"Домочадцы" провожали Лёхина толпой. Заставили присесть на дорожку. Глеб Семёнович и Линь Тай чуть не плакали: драка грандиозная намечается — и без них! Слёзно умоляли взять с собой: а вдруг по дороге какого-нибудь алкаша найдут да в его теле в Камень-город проникнут? Лёхин возражал: а если на пороге между городами выкинет призраков из человеческого тела, что ему, Лёхину, тогда делать с бедолагой, очнувшимся в странном и страшном месте?