В панике, регулируя зонт и пытаясь противостоять ветру, Лёхин было подумал, не вернуться ли домой. Но кафе через два здания от киоска. Причём, оба дома объединены угловой аркой, где можно спрятаться и переждать уже не столько дождь, а обозлившийся по какой-то причине ветер.

И он добежал до арки, где прятались две-три понурые мокрые личности. Живо ощущая себя таким же, Лёхин закрыл зонт и приготовился стоически пережидать стихийное бедствие.

Дорога напротив угловой арки тоже изгибалась поворотом, так что во временном убежище царил постоянный световой фейерверк от проезжающих машин. Лёхин чуть приподнял ногу с промокшей до колена штаниной и со вздохом опустил её, хлюпнув ботинком. "Они там в пасьянс играют", — завистливо вспомнил он и перешёл ближе к стене: прямо на то место, где только что стоял, хлынул дождевой ручей. Потом ещё ближе. Ручей разливался сильным половодьем. Лёхин пригляделся и в наезжающем машинном свете нашёл место, где асфальт чуть дыбился.

Мимо с залихватскими воплями: "Ой! Ай! А-а!" выбежали из арки те самые понурые личности. Сейчас они казались такими весёлыми и бодрыми, что Лёхин сразу сообразил их состояние — море по колено! Да и чем занимались они под аркой, понурившись над брошенной теперь у стены бутылкой, тоже стало ясно.

Под аркой сразу стало пустынно и даже немного жутковато. Да ещё сквозняк.

Лёхин сразу обозлился, вспомнил Санины слова и возмутился: "Дорогой вход? Ну, нет. Если меня пригласила Диана, пусть и проведёт в кафе. Если не подойдёт — разворачиваемся и уходим. Но платить за вход туда, куда я, в общем-то, не собирался идти, а пришлось тащиться по такой погоде!.."

Он уже привычно принялся произносить монологи, потихоньку двигаясь к желаемому выводу: а на фиг мне это кафе вообще? — как выползший из воротника куртки Шишик деликатно лягнул его в подбородок. Лёхин Шишику доверял, поэтому оглянулся мгновенно. В следующий миг, подпрыгнув и вцепившись в нос хозяина, "помпошка" подкорректировала взгляд: Лёхин опустил глаза. А Шишик спрыгнул на его плечо, бдительно озирая окрестности.

В архитектуре Лёхин откровенно не силён. Арку он аркой мог назвать, а вот по частям её прокомментировать… В общем, эта арка изнутри имела по бокам колонны, встроенные в края проёма. Если снаружи — то стена просто гладкая, а изнутри получался небольшой угол. И в одном из углов, с противоположной дороге стороны, снизу что-то шевелилось.

Несколько секунд Лёхин тщетно всматривался в тёмный угол, потом понял, что Шишик не возражает подъехать ближе, и зашагал вперёд.

Брелок для ключей от дома ему подарила Аня. Маленький фонарик. Тогда он принял его с благодарностью как сувенир, напоминающий о ней. Но сейчас Лёхин чувствовал тепло, греющее его, продрогшего, при мысли, что именно Аня сумела совместить в подарке и практичность, и игрушку.

Вынув на ходу брелок и остановившись перед углом, Лёхин включил фонарик. И — аж сердце захолонуло: две огромные зелёные крысы подпрыгивали, стараясь достать до ниши, образованной выпавшими из стены кирпичами. Ниша находилась почти в метре от земли, и мелькнуло в ней что-то вроде тряпочки с бородой. Борода дело и решила.

Крысы обернулись на фонарик, замерцавший в их круглых злобных глазёнках странным, серебристо-кровавым отсветом. Потом развернулись полностью. Стоя на месте, пару раз садились, свесив перед собой голые лапы, и снова возвращались к положению на четырёх лапах, словно вымаливали что-то. Или не решались на что-то. На что — Лёхин даже и думать не хотел. Вспомнил примерную ситуацию с Ромкой, "трое на одного", и жёстко, безапелляционно сказал:

— А ну-ка брысь отсюда, пока по мордам не напинал!

Крысы замерли, но что-то в их неподвижности буквально кричало: миг — и они кинутся на человека. Внезапно Лёхин подумал, что те, понурые, которые весёлые, стояли как раз здесь, распивая своё веселье. Неужели крыс не увидели? И — новое озарение: да, не увидели, иначе обнаружили бы и бороду в нише. Вывод? Он сам и не заметил, как перешёл на другой уровень зрения, а крысы — из тех же паранормальцев. И — ещё один вывод: они понимают, что им говорят.

— У меня ботинки — недавно из ремонта, — негромко сообщил Лёхин. — Хотите — продемонстрирую железные набойки? А теперь представьте, с каким удовольствием заеду этими железками по морде или по рёбрам той, которая первой прыгнет ко мне? Уж одной-то я точно позвоночник сломаю.

Секунда, две — обе метнулись по сторонам от Лёхина. Он стремительно развернулся — ещё со спины нападут! — но крысы, одна за другой, двумя вдруг призрачно зазеленевшими волнами ускользнули за угол.

— Башку-то убери, у, любопытная… Не лезь, рано ещё… Охти ж тебе, осспадя…

На шёпот за спиной Лёхин обернулся не сразу, но всё же обернулся, пустив луч фонарика так, чтобы глаза не резал кому бы то ни было.

Портрет — в две головы. Одна — с печально обвисшим носом-картошкой, печально-косматыми бровями, обвисшими над усталыми круглыми глазищами, — и всё это в обрамлении густой мокрой бороды и косматой копны волос, над которыми сверху водружена то ли полотняная шляпа типа панамы, то ли колпак. Чуть выше первой головы — вторая, кошачья, с горящими от любопытства, мерцающе-коричневыми глазами.

Лёхин как-то вдруг вспомнил: однажды Елисей познакомил его с подвальным Кирюхой, и на том красовался такой же приплюснутый колпак.

— Подвальный, что ли? — спросил Лёхин.

— Угу, — насторожённо ответствовал бородач. — А ты кто будешь, мил человек?

— Прохожий. Помочь вам чем или как?

— Дык, помог же уже, отогнал вражин-то. Да не лезь ты, Муська, щас отодвинусь — да и спрыгнешь, морда твоя любопытная…

Лёхин хотел было посоветовать подвальному самому сначала спрыгнуть, но потом сообразил, что у того наверняка свои резоны, кому как и когда.

Кошка спрыгнула, задрала голову к подвальному. Тот — Лёхин держал фонарик сбоку, солидно поднял передний край своей длинной рубахи и принялся что-то накладывать в получившееся вместилище. Живо заинтересованный, Лёхин направил луч фонарика на тёмную, чуть шевелящуюся кучу. Блеснули круглые глазёныши и влажные носишки, встали торчком насторожённые уши… Четыре, пять, шесть… Шестой сонно пискнул — и кошка тут же встала на задние лапы, мурлыкнула успокаивающе.

Подвальный присобрал края рубахи, чтобы не уронить котят, и глянул вниз: далеко ли до земли. Не убирая фонарика, Лёхин крепко взял подвального под локти и бережно ссадил ближе к кошке, подальше от побежавшей под ногами лужи.

— Спасибо, мил человек, — поклонился подвальный.

— Может, вас проводить куда? — уцепился Лёхин за предлог не пойти в кафе. — У меня и зонт есть. Да, меня зовут Алексеем Григорьичем.

Шишик с плеча хрюкнул, подтверждая личность хозяина. У кошки сразу глаза разгорелись, но Лёхин высокий, "помпошку" не достать.

— Бирюк я. В подвале этого вот дома жил, а таперя сюда со всем своим хозяйством перебираюсь. А хозяйство-то настоящее своё, правда, оставить пришлось. Вот эта приблуда нашла, где окотиться. Тащу вот… А помощи нам не нужно. Я вон со двора за угол сверну, а там и встретят меня, у окошка. Приветят на первое время.

Но Лёхин на всякий случай всё-таки вышел со странной компанией во дворы. Да, маленькое подвальное окошко оказалось недалеко, однако без зонта промочило бы всех под ветром, захулиганившим в обнимку с рванувшим ливнем.

Распрощавшись с Бирюком и кошкой, Лёхин решился зря время не терять. И решительно направился из арки в кафе, уже с беспокойством думая о позднем времени. Арка располагалась на повороте, и машины именно здесь начинали послушно медлить, идя против сплошной воды навстречу. Света полно — Лёхин фонарик убрал.

Вот уже перед глазами поплыла стена пристроя с готическими буквами "Орден Казановы", вот уже видна лестница вниз, в полуподвальное помещение…

Лёхин встал, как вкопанный. Как сказал Бирюк? "А хозяйство-то своё, правда, оставить пришлось… Приветят на первое время"? Бирюк с кошкой не просто переезжали. Его из подвала выгнали те жуткие крысюки, которые не видны обычному человеческому глазу… Из подвала, в котором располагается кафе "Орден Казановы"… Так-так.