Всё было в порядке. Проходя в приподнятом настроении по берегу Кигосигава, я несколько раз слышал всплески воды от проплывавших мальков карпа. Всё было нормально. От моста Итинохаси к Нинохаси, от Нинохаси к Саннохаси, от Саннохаси к горбатому мосту текла река, в небе плыла луна, в Фехтовальном зале Ханамура царил соответствующий боевой настрой, в акушерско-гинекологической клинике один за другим появлялись на свет младенцы.

В доме Саэко летучие мыши Пепе и Пипи висели в клетке рядом друг с другом, похожие, как негры-близнецы и ждали моего прихода. Саэко постелила на матрац тёмно-синий плащ, который высушила ещё днем. Обнажившись, она улеглась на плащ, натянула на голову капюшон и, скрестив на груди руки, продетые в широкие рукава плаща, шутливо протянула: «Я — летучая мышь!» Я тоже разделся, прилег на плащ и тоже как бы превратился в летучую мышь-самца. Мы соединились. Пепе и Пипи смотрели на нас. Саэко с тяжёлым вздохом сообщила, что вчера, после моего ухода, ей приснился странный сон — и она вновь испустила воду.

— Мне приснилось, что лунной ночью, когда я пошла к Кигосигаве, — рассказывала она, — чтобы спустить на воду написанные бабулей таблички с предсказанием судеб, сначала вода плеснула мне на ноги, а затем меня всю окатило. А потом случилось нечто ещё более странное: вышло так, что, держа в руках таблички с предсказаниями, я болталась в воде, лежа на спине. Причём гораздо выше по течению, за мостом Итинохаси. Моя спина не касалась речного дна, значит, в том месте было достаточно глубоко.

По словам Саэко, она плыла по воде, при этом её медленно несло в сторону Итинохаси.

Вот что было дальше:

— А вместе с луной по ночному небу плыли Пепе и Пипи! Они издавали невероятно высокие звуки. Я, понятно, слышала их писк, но ничего не понимала. Должна сказать, звуки были достаточно приятные, словно к мочкам ушей легонько прикасался ветерок. Так вот и несло меня на спине.

— По мере приближения к Итинохаси вода, сначала довольно холодная, постепенно нагрелась, запахло сухими духами из лавандовых лепестков. Иногда моих ягодиц касались карпы, но было совсем не больно.

— Вода умеет так ласково обнимать женщин… Просто невероятно. К тому же она легко, нежно проникает во всё дырочки. Во всё — во всё! А под Итинохаси из меня излилась вода! К моему стыду, вода стала выливаться непроизвольно, я даже и не заметила.

Послышался слабый звук воды, скапливавшейся на плаще.

— Моя вода была чуть-чуть теплее речной. Я почувствовала, что она плотно укутывает, словно защищает меня. Когда я миновала Итинохаси, неожиданно послышался какой-то визгливый смех. Оказалось, что на мосту стоят те самые негры-близнецы! Они показывали на меня пальцами и смеялись! Да, смеялись! Нагло смеялись! Над тем, что из меня выходит вода. Мне стало так стыдно, что хоть умри! Но моё тело продолжало выпускать воду, и оставалось только плыть по воле течения. Пепе и Пипи продолжали плыть по небу, словно охраняли. Луна сверху освещала меня.

— Проплывая под Нинохаси, я увидела, что, опершись о перила, на мосту стоит мужчина. Когда течение принесло меня под Саннохаси, на глаза мне попалась женщина, она стояла на мосту, опустив голову. Я подумала, что это, возможно, были мои родители. Но, испуская воду, продолжала плыть по течению.

Вода — как телесная, так и речная — всё лилась и лилась. Но недалеко от моста Ённохаси речная вода стала неуловимо меняться…

— Как бы поточнее выразиться?.. Речная вода стала что ли немного мягче, чем в верхнем течении. Когда я лизнула её, она оказалась удивительно вкусной. В этой воде почти не ощущаешь своего тела и лишь скользишь по течению. Мне захотелось напиться воды — и после этого тело вроде бы отяжелело, стало вялым. Это плохая вода! Тут я догадалась, что оказалась в зоне солоноватой воды. Мне стало ясно, что эту воду нельзя пить, но выпила я уже достаточно. В результате всё тело как будто занемело, и вода хлынула из меня с новой силой.

Саэко вздохнула. Вода из неё продолжала изливаться на плащ, и на нём уже образовалась мелкая речушка. Она продолжала рассказ:

— Меня несло и несло к морю; когда я оказалась у Ённохаси, то почувствовала, что вода в реке потеплела, стала такой же, как вода из моего тела. Тут я ещё больше отяжелела, вода из меня хлынула просто фонтаном, да так, что на поверхности реки возник водоворотик; воды вышло так много, что у меня едва не помутилось сознание… Ох, как мне было плохо…

Тепловатая вода начала стекать с плаща. Словно откликаясь на звуки стекающей воды, одна из летучих мышей — не знаю, кто это был — Пепе или Пипи, — продолжая висеть в клетке головой вниз, расправила свои чёрные крылышки. Показалось тельце, похожее на беличье.

А Саэко всё говорила и говорила:

— Воды вышло много-много, видно, вылилось всё, что было в моём теле; я погрузилась в воду, наглоталась речной воды и тут проснулась. Матрац оказался весь мокрым. Это был жуткий сон.

Да, ужасный сон, вздохнул я. Лежа на плаще в реке тепловатой воды, я воспринимал сон Саэко как свой собственный. Меня тоже несло по приснившейся ей реке с тепловатой водой. Но в отличие от неё я не могу извлекать из себя воду. Я гожусь только на то, чтобы помогать воде изливаться из тела Саэко. Я всегда нервничаю в ожидании этого момента.

Саэко изменила тон:

— Но этот сон, возможно, хороший знак! Он может означать, что вода из меня вышла полностью. Так мне кажется… Проснувшись, я увидела, что всё ещё держу в руке табличку с предсказанием судеб. Это оказалась именно моя, личная табличка, бабуля дала мне её вечером, уже после твоего ухода.

Я спросил, что в этот раз была за табличка. Саэко ответила: «Предсказание большой удачи. Такое — в первый раз!» С этими словами она сползла своим мокрым телом с циновок и достала из выдвижного ящика под зеркалом смятую записку.

Тонкой кисточкой сверху были написаны не танка, а довольно оптимистическое предсказание будущего Саэко: «Между волн виднеется драгоценная пагода, но всё же будьте настороже, не теряйте бдительности»; сбоку же действительно было выведено: «Большая удача». Почерк нельзя было назвать идеальным, но всё-таки иероглифы были достаточно красивыми (в такой манере обычно пишут названия блюд и напитков в небольших заведениях): «Желания скоро исполнятся; болезни пройдут; предложение руки и сердца; перемена места благоприятна».

Саэко произнесла:

— Была «неудача», а стала «большая удача»! «Желание скоро исполнится». Водная болезнь полностью излечится. Мне так кажется. И это благодаря тебе!

Она голышом сидела на циновке, её корпус был выпрямлен. На коже светло-серебристой фольгой блестела вода. Пушок на белой длинной шее своим ослепительным блеском напомнил сверкающий на деревьях иней. Глядя на неё, я тоже сел. Женщина неожиданно начала кланяться, опуская голову до самой циновки. С циновки послышался голос. Это был голос тепловатой воды:

— Я не прошу сделать это сейчас. Когда моя водная болезнь пройдёт, вернее когда ты её излечишь, то есть когда я стану обычной женщиной, прошу тебя, женись на мне. Я, конечно, плохая женщина: столько краж совершила… Ты откажешь мне?

Я рефлексивно, но несколько сухо ответил, что, конечно, не откажу. В то же время я почувствовал, что что-то не так в моем ответе. В моей голове раздавался громкий скрежет — словно терлись друг о друга земная твердь и огромные массы воды.

Жидкое соевое желе

Было первое воскресенье августа. Я перешёл через красный горбатый мост. И акция по заключению новых контрактов, и празднование годовщины создания нашей компании прошли успешно. Моя же личная акция ещё не завершилась.

Саэко вынесла из дома угощение — жидкое соевое желе, которым она торговала. Желе было разлито в пластиковые формочки в виде лодочек и хорошо охлаждено. Любуясь морем под предзакатным небом, мы с Саэко, сидя рядышком, поглощали угощение. Сладкое желе приятно холодило горло. Оно было приготовлено отменно. Мы смотрели на море, а Пепе и Пипи, свесившись вниз головами, глядели на нас. Саэко вдруг выпалила: «Удивительно!»