Разумеется, это нехорошо по отношению к заведующему отделением Судзуки и тётушкам-внештатницам, но зато в таблице, показывающей объём излившейся воды, вверх поднялся я один. Инцидент с кражей летучей мыши, случившийся из-за моего шестидневного отсутствия, заставил меня более часто, чем раньше, бывать в доме Саэко. Теперь я проходил по красному горбатому мосту почти ежедневно. В район Канто вслед за сухим июнем, пришёл такой же засушливый, душный и знойный июль. В некоторых местах были введены ограничения на потребление воды; только Саэко продолжала свои обильные излияния.

Летучая мышь по кличке Пепе, висевшая вверх тормашками в своей клетке на помосте для сушки белья, как всегда, не моргая, пристально смотрела на нас. Я, трудясь вместе с Саэко, иногда бросал взгляд на зверюшку.

Саэко достала из кладовки толстый виниловый плащ. Он был тёмно-синего цвета. Это был длинный мужской плащ с капюшоном. Возможно, принадлежал её отцу, ушедшему из семьи. Мы постелили плащи, расположившись на нём, обнялись. Спине стало удобнее, плащ держал воду лучше, чем виниловая пленка. Вытекавшую тепловатую воду мы аккуратно сливали в капюшон. Если, осторожно держа наполненный капюшон обеими руками, заглянуть внутрь, можно разглядеть два глаза. Это глаза воды. Чтобы не пугать бабушку Саэко, я сливал воду с помоста вниз небольшими порциями. Капюшон каждый раз раздувался от воды, принимая форму человеческой головы. Стебли текомы с удовольствием тянулись к воде и с радостными звуками поглощали её; в результате таких «поливок» цветы ещё ярче заалели, а листья стали густо-зелеными. При этих звуках глазки Пепе начинали сверкать, как кусочки обсидиана, а покрывавшая грудку чёрная мантия начинала мелко дрожать.

Воды у Саэко не становилось меньше.

Получалось, будто в кладовке у Саэко в самом деле спрятано множество бутылок воды «Эвиан» и «Природной воды с Южных Альп»; может быть, после моего ухода она выпивает их содержимое залпом прямо из горла? Возможно, кровеносные сосуды Саэко несут не кровь, а поток тепловатой воды, струящийся в её теле подобно реке? Может, поры её кожи впитывают влагу из атмосферы, наполняя тело водой. А если река Кигосигава и Саэко — сообщающиеся сосуды?.. Вот какие домыслы роились у меня в голове, когда я по ночам уходил от Саэко, косясь на текущую рядом реку. Может так. А может и не так… В итоге я решил не заморачивать себе голову домыслами.

Результаты всегда превосходят первопричины по своей мощи. Ну, например, при сильном землетрясении, когда здание сотрясается от мощных подземных толчков, никто не задумывается о том, где находится эпицентр землетрясения. Да, именно так. Вот и в случае с Саэко причина обильного водовыделения всегда отходила на второй план, как бы смывалась самим фактом излияния воды из её тела. Как здорово, когда от тебя в решающей степени зависит именно результат, перекрывающий любые причины и прочие факторы, думал я, вдыхая запах воды. Такому можно только позавидовать.

Если стремительный поток смывает причины, значит, остаётся один результат цвета воды. Это как лента Мёбиуса. А может, остаётся причина? Нет ни изнанки, ни лица. Нескончаемая лента. Всё взаимосвязано. Также и с тепловатой водой, скапливающейся в теле Саэко. И внутри кольца этой ленты — я. Внутри синеватой ленты воды из тела Саэко. Я захлебываюсь этой водой, мои яички жутко разбухли, стали как соевый творог. Волосы потеряли цвет, а кожа истончилась, как лист бумаги. Меня разрушает эрозия. Благостное состояние души, питающейся тепловатой водой. Поразительное умиротворение. Из клетки на помосте для сушки белья смотрит летучая мышь. Это Пепе, который по определённым причинам и под давлением известных обстоятельств оказался в клетке у Саэко и висит вниз головой. Меня видят кругленькие глазки летучей мыши, привезённой сюда из далёкой-далёкой страны… Какая роскошь!..

К Пепе Саэко прикупила Пипи. Таким образом, пара обошлась ей в полцены — путём покупки только самочки. Какое бесстыдство! Я был зол. В ней иногда идеально сочетаются стыд и бесстыдство. Однако и то, и другое смывается мощным потоком воды.

Пепе и Пипи. Четыре чёрно-синих глаза летучих мышек смотрели на нас с помоста для белья. Под взглядом чёрно-синих глаз-бусинок Саэко изливала из себя воду. У нас получалось так хорошо, что лучше и быть не могло. Я очень любил такую Саэко — женщину, изгоняющую из себя воду.

Должен вам признаться, что увязнув в этой истории с водой, я не раз с трудом подавлял в себе желание написать об этом в газету или рассказать по телевидению. Иногда желание это становилось настолько неотвязным, что я порой удивлялся, почему ко мне не бросаются репортеры; частенько мне хотелось самому взять и позвонить в какую-нибудь газету или на телевидение. Не то чтобы я рассчитывал получить от этого выгоду. Просто меня распирало от хранимой в тайне информации, а в таких случаях людям очень хочется поделиться ею с окружающими.

В самом деле, если по телевидению любят преподносить такие жареные факты, как появление НЛО или сгибание усилием воли ложек, то почему не рассказать о женщине, из тела которой при каждом половом акте вытекает два литра воды. Если не в утреннем шоу, то хотя бы в ночном. Я воочию представлял, как буду отвечать на дурацкие вопросы ведущего и под его слегка насмешливым взглядом, причмокивая языком и подбирая слова из своего скудного лексикона, серьезнейшим образом толковать о чудесном феномене Саэко. Однако же я ещё никому не рассказывал об этой женщине и её воде. Не выступал на телевидении. Другими словами, не поделился своим знанием и продолжал наслаждаться в одиночку.

Сейчас я думаю: а почему?

Мои размышления подвели меня к следующему выводу: ни вода, ни Саэко как таковая не являются какими-либо условными обозначениями, символами или общими понятиями; их было бы затруднительно классифицировать подобным образом, ибо это — очевидная и реальная субстанция. Если представить эти самые два литра как какой-то отвлеченный феномен, то при хорошо подвешенном языке можно представить всё это как достаточно понятное, хотя и скучное до зауми явление. Иначе говоря, умелый рассказчик сумел бы, не смущаясь, обобщить и истолковать так, как ему было бы надо — эти воображаемые два литра.

Если же рассказывать о Саэко и о её воде, то фактов столько, что приходится говорить об этом с какой-то странной радостью или непонятной грустью. Мне же решительно не хотелось ни преувеличивать, ни приуменьшать эту цифру. Я не отдал бы ни единого литра (вот и сейчас, рассказывая вам эту историю, я стараюсь придерживаться того же принципа, может, конечно и зря).

Рассказ очевидца — это рассказ очевидца. Я не намерен придавать своему повествованию абстрактно-универсальный характер. Ибо чем больше плетешь небылиц, тем больше риск сбиться на пошлую и смешную историю либо на дурацкое повествование «о загадочном и ужасном». Увлекшись водой Саэко, я едва постиг её суть и всякий раз в последний момент отказывался от мысли поделиться с кем-либо подробностями насчет Саэко. Таким образом, я в одиночку наслаждался играми с водой. При этом мне было так хорошо!

Но тогда возникает вопрос: почему же я рассказываю эту историю ВАМ?

Да потому что по рассеянности, в самом деле, по рассеянности я уже завел об этом речь. Так что теперь уже ничего не поделаешь, надобно продолжать.

Спасибо, что вы меня слушаете…

Сон

Ещё оставалось два дня до истечения срока кампании, и кукла «дарума» смотрела на нас уже двумя глазами. Тётушки-внештатницы приложили последние усилия, и спущенные сверху разнарядки были выполнены. Вечером в офис отделения доставили сакэ, и мы устроили корпоративную вечеринку. От руководителя штаба по проведению акции поступила благоухающая поздравительная телеграмма, украшенная засушенными цветами. Заведующий филиалом громким голосом зачитал её: «От души поздравляю Ваш коллектив с большим успехом. Выражаю восхищение усилиями всех сотрудников филиала». Судзуки со слезами на глазах пожал руки каждому работнику, а потом нарисовал чёрной тушью «даруме» второй глаз. Грянув троекратное «банзай», мы осушили чарки. Лицо Судзуки и загорелые физиономии тётушек-внештатниц сияли. Пожимая мои пальцы своей толстенной ручищей, Судзуки заметил: «Нынешний опыт, надеюсь, пойдёт на пользу. В следующий раз, пожалуйста, постарайся!»