Я улыбнулся в ответ. "Извини. Принять." Она была права. Люди не хотели говорить "мертв", только не там, где мы хаходились. Это было невежливо. Как будто после сказанного, это становилось правдой. Как будто сами слова были более мощными, чем то, что с тобой произошло.

Может быть это так.

(Может быть они были)

В конце концов, это то, что я должен был сделать сейчас, не так ли? Уничтожить страницу со словами из определенной книги в библиотеке, которая изменила мою судьбу в мире смертных. Это действительн овыглядит столь неправдоподобно, что слова - это способ формирования всей жизни человека?

"Ты не знаешь, чего хочешь для себя, дорогой. Может быть, если бы я поняла это для себя, тебя бы даже здесь не было. Не было бы автомобильной аварии и не было бы водонапорной башни -" Она остановилась.

"Ты не можешь препятствовать вещам, которые происходят со мной, мама. И даже эти вещи." Я прислонился головой на край дивана. "Даже испортить вещи."

"Что, если я хочу?"

"Ты не можешь. Это моя жизнь, или что это такое." Я повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Она положила голову мне на плечо, держа свое лицо вблизи моего.Что-то она не сделала, когда я был ребенком. "Это твоя жизнь. Ты прав на счет этого. И я не могу принимать решения за тебя, независимо от того,на сколько я этого хочу. Хотя хочу очень и очень."

"Я отчасти понимаю тебя."

Она грустно улыбнулась. "Я только что получила тебя назад. Я не хочу потерять тебя снова ".

"Я знаю. Я не хочу оставлять тебя. "

Бок о бок, мы смотрели на Рождественский городок, может быть, в последний раз. Я поставил машину туда, где она должна стоять.

Я знал, что у нас никогда не будет другого Рождества вместе, что бы ни случилось. Я хотел бы остаться или уйти, но в любом случае, я хотел бы двигаться дальше. Вещи не могли быть такими навсегда, даже не в этом Гатлине-что-не-Гатлин. Могу я получить свою жизнь назад или нет.

Ситуация изменилась.

Затем она вновь изменилась.

Я думаю, что жизнь похожа на это, и даже смерть.

Я не мог быть и с моей мамой и с Леной, оставаясь в одной цельной жизни. Они никогда не встретятся, хотя я уже рассказал им все, что должен рассказать о другом из них. Когда я сюда попал, моя мама сделала так, чтобы я смог описать каждый елемент ожерелья Лены. Каждую строчку каждого стихотворения, когда-либо написанных ею. Каждую историю о пустяках, которые происходили с нами, и вещах, о которых я даже и не знал, что помню.

Однако, это не было то же самое, что и семьея, или независимо от того, кем мы могли бы быть.

Лена, моя мама и я.

Они никогда не будут смеяться надо мной, или держать что-то в тайне от меня, или даже ссориться со мной. Моя мама и Лена были два самых важных человека в моей жизни, или в жизни после смерти, и я никогда не могу видеть их обоих вместе.

Вот о чем я думал, когда я закрыл глаза. Когда я открыл их, моя мама исчезла, как будто она знала, что я не смогу ее оставить. Как будто она знала, что я не смогу уйти.

Честно говоря, я не знаю, смог бы я сделать это самостоятельно.

Теперь я никогда не узнаю.

Возможно, это было лучше.

Я сунул в карман два камня и спустился вниз по ступенькам, аккуратно закрывая за собой дверь. Запах жареных помидоров доносился из-за двери.

Я не прощаюсь. У меня было ощущение, что мы еще увидим друг друга. Когда-нибудь, как-нибудь.

Кроме этого не было ничего, что я бы мог сказать маме, чего бы она не знала. И не было возможности сказать что-то еще и выйти за дверь.

Она знала, что я любил ее. Она знала, что я должен был уйти. В конце концов, это не очень много, чтобы говорить.

Я не знаю, смотрит ли она на меня.

Я говорил себе, что да.

Я надеялся, что нет.

Морской владыка.

Когда я вошел в Портал, известный мир уступил место неизвестному миру более быстро, чем я ожидал. Даже в Иномирье, есть некоторые места, которые заметно больше других.

Река была одним из них. Эта река не была похожа ни на одну из тех, что я видел в Смертном Гатлине. Как и Великий барьер, она была иллюзией. Чем-то, что соединяло миры вместе, не будучи ни в одном из них.

Это была полностью неизведанная территория.

К счастью, ворон дяди Абнера, казалось, знает дорогу. Эшу кружился над головой, скользя и зависая выше меня, иногда садился высоко на ветви и ждал меня, если я слишком отставал. Он также, казалось, не возражал против работы, он терпел наши поиски, издавая лишь случайные пронзительные крики. Возможно он любил выбираться для разнообразия. Он напомнил мне Люсилль, когда мы путишествовали, только я заставал ее едящей маленькие тушки мышей, когда она была голодна.

Я его застал смотрящим на меня, он действительно глядел на меня. Каждый раз, когда я начинал чувствовать себя нормально, он снова ловил мои глаза и тогда по моей спине шли мурашки, словно это он делал нарочно. Будто он понимал, что может так делать.

Я задался вопросом, был ли Эшу реальной птицей. Я знал, что он мог пересекать миры, но это не делало его сверхъестественным? Согласно дяде Абнеру, он только сделал его вороном.

Может быть все вороны были просто жуткими.

Когда я шел дальше, сорняки болота и кипарисы, выступающие из темной воды, привели к более зеленой траве возле берега, к траве, настолько высокой, что я мог увидеть местность только по верху.

Я плёлся по траве, за чёрной птицей в небе,стараясь много не думать о том,куда я иду и что я оставляю позади. Достаточно трудно было себе не представлять, выражение моей мамы, когда я вышел за дверь.

Я отчаянно пытался не думать о ее глазах, о том, как они загорелись, когда она увидела меня. Или ее руки, как она махала ими в воздухе, когда разговаривала, будто думала, что может вытащить слова из неба пальцами. И ее руки, обнимающие меня, словно мой собственный дом, потому что она была из того места, откуда был и я.

Я старался не думать о том моменте, когда закрылась дверь. Она никогда не откроется снова, не для меня. Совсем не так.

Это то, чего я хотел. Я сказал это себе, пока шел. Это то, что она хотела для меня. Чтобы у меня была жизнь. Жить.

Уйти.

Эшу пронзительно кричал, а я отбивался от высоких зарослей и травы.

Уйти оказалось труднее, чем когда-либо я мог бы себе представить, и часть меня все еще не могла поверить, что я это сделал. Но, так, как я старался не думать о своей маме, я пытался держать лицо Лены перед собой, как постоянное напоминание о том, почему я это делаю, рискуя всем.

Мне было интересно, что она сейчас делает... Пишет в своем блокноте? Практикуется в игре на альте? Читает ее потрепанную копию "Убить Пересмешника"?

Я все еще думал об этом, когда услышал музыку на расстоянии от меня. Она звучала как... Роллинг Стоун?

Часть меня ожидала, протолкнувшись через траву, увидеть там стоящего Линка. Но когда я приблизился к хору "Ты не всегда можешь получить то, чего хочешь", я понял, что это были Камни, и определенно не Линк.

Голос был достаточно не плох, и практически все ноты были верны.

Это был большой парень, одетый в выцветшую бандану, которая была повязана вокруг его головы, и в футболку с "Harley-Davidson" и чешуйчатыми крыльями на спине. Он сидел за пластиковым складным столиком, такой использовался в бридж-клубе еще в Гатлине. С его черным оттенком и длинной бородой, он был похож, что должен перемещаться на старом вертолете, а вместо этого сидит на берегу реки.

За исключением его обед. Он выкладывал что-то из пластикового контейнера "Tupperware". Оттуда, где я был, это было похоже на кишечник или человеческие останки. Или ...

Байкер рыгнул. "Лучший перец чили "Ghetti" по эту сторону Миссисипи." Он покачал головой.