— Старик он сытый. На крупе да на хлебе так себе шею не намотаешь.

— Никогда не думал об этом.

— А это именно так.

— Не знаю. Тётка Вера тоже мне говорила, что он не тот, за кого себя выдаёт. Знаешь, что, — Николай закусил губу, подыскивая слова. — Странно то, что когда Геронт умер, я пригласил его сходить на поминки, а он отказался, сказав, что недосуг ему да и старика он не знал. Он меня обманул. Я прежде как-то видел его в лесу — он с Геронтом разговаривал. Тётка Вера признала в нём грибника, который заходил к Геронту незадолго до его смерти.

— Такие факты, — горячо сказал Афанасий, — а ты молчал до сих пор.

— Так повода не было. Я сам подозрительно отношусь к Нилу… Однако фактов нет, что он шпион.

— Ты был у него в доме?

— Да нет, ни разу. Дальше террасы не ступал…

— Двое в деревне и не общаетесь.

— Ты думаешь, этот старик следит за нами? — вступил в разговор Сергей. — Сдались мы ему.

— А вот мы сейчас проверим, сдались или нет, — произнёс Афанасий и легко перемахнул через ограду. Николай с Сергеем не ожидали от него такой прыти.

— Ты куда? — закричал Николай. — Постой!

— Я к соседу. А вы сидите и ждите, и носа не высовывайте.

— Ты там осторожнее, — только и нашёлся, что сказать Николай.

— Соображу.

Афанасий зашёл с тыла. Открыл калитку, ведущую с луга в огород, хлипкую, сколоченную из гнутых осиновых жёрдочек, сторонясь высокой жгучей крапивы, которая в изобилии тянулась вдоль ограды, подошёл к осевшей подгнившей террасе. Раздвинул в углу бурьян. «Дом приобрёл, а наводить порядок не хочет, — подумал он. — Словно это и не его дом. Траву на лужайке скосил, а сорняк подступил к самым стенам…»

Под крышей террасы противно заорал кот, словно его потянули за хвост, и в щель между тесинами просунулась его морда, жёлтые глаза глядели на не прошенного гостя. Отворилась форточка в окошке, и недовольный голос спросил:

— Чего надо? — Видно, сосед заметил Афанасия.

— Какой ты, дед неучтивый, — ответил Афанасий, ещё не видя старика. — Грубиян просто.

— Какой уж есть. — В форточке показалось лицо соседа. — Чего тебе?

— Огоньку не найдётся? — как можно миролюбивее спросил Афанасий, глядя прямо в глаза старика. — Я сосед, от Воронина.

Нила Петровича смутил этот прямой испытующий взгляд, и он уже сдержаннее проворчал:

— Николай такой запасливый… — Он настороженно оглядел Афанасия.

— Вот, дед, беда, спички вышли незаметно как. Бросились мы поутру кашу сварить, а огня разжечь нечем.

— Подожди, сейчас вынесу. — Лицо соседа отстранилось от форточки и скрылось.

— Будьте столь любезны, — сказал Афанасий больше себе, чем ему, и в следующую минуту обогнул террасу, поднялся в крыльцо, и благо дверь была не закрыта, очутился в доме.

Нил Петрович, видимо, этого не ожидал. Он вышел из кухни с коробком спичек в руках и, увидев неожиданного гостя, слегка оторопел. Визит этот, судя по выражению глаз, его смутил, а вернее всего, насторожил.

Он встал около двери, загораживая проход.

— Хорошая у тебя изба, — бормотал Афанасий, взяв спички и осматривая горницу. — Просторная. Пенсионер? — обратился он к старику.

— Пенсионер. Тебе-то какое дело? Чего пристал, как банный лист. Дали тебе спички и иди, вари кашу.

— Люблю поговорить, — ответил Афанасий. Он специально лез на рожон.

Он заглянул в другую комнату прежде, чем старик надвинулся на него.

— О‑о, холодильник у тебя знатный, «Аристон» называется. Где это ты такой урвал? На пенсию такого не купишь. Смотри-ка, телевизор цветной! Не каждый пенсионер такое себе может позволить. «Голд Стар». Хороший телевизор. Хоть и корейского производства, но хороший. Жаль магнитофона нету, видака по-нашему.

— Проваливай! — чуть ли не с кулаками подступился к нему старик. — Тебе дали, что просил и уходи. Чего суёшь нос в чужие дела? Холодильник… Телевизор. Какое тебе до всего этого дело?

— А ты чего ерепенишься, дед? Я ж разговариваю с тобой по-хорошему, восхищаюсь, так сказать, твоей обстановкой. Ты ж радоваться должен: пришёл незнакомый мужик и так расхваливает твои хоромы. — Афанасий заглянул в отгороженную вагонкой кладовку. — Моя бывшая жена, если бы ей такое сказали про её квартиру, она на седьмом небе была бы от счастья. А ты?! Мы ж соседи! Ах, дед, какие у тебя канистрочки! Какие канистрочки. Керосин в них или бензин, дед, или какая другая горючая смесь? Ты что поджигать кого вздумал? — Афанасий хотел пройти внутрь кладовой, но молчание старика заставило его оглянуться. Теперь оторопеть пришлось Афанасию — прямо на него глядело дуло пистолета.

— Проваливай, — зло проговорил Нил Петрович. — А то пулю схлопочешь. Ходят разные! Это мой дом. Моя частная собственность. Иди отсюда!

— Ну что ты, дед! Так сразу и за пистолет. — Афанасий молниеносно просунул руку под запястье старика и вывернул пистолет. Он упал бы, но бывший «афганец» подхватил его другой рукой.

— Ты прямо террорист, дед! Имеешь такой важный пистолет марки ТТ. Медведей здешних что ли из него стреляешь? Перед такой пулей бронежилет не устоит…

Нил Петрович сделал движение. Голос Афанасия зазвенел:

— Стоять! — Дуло пистолета смотрело на старика. — А теперь к стулу. Вот так. Сядь! Сел? И не моргай даже, а то пулю всажу. Помнишь Яшку артиллериста из кино. Так вот, власть переменилась.

Оторопевший старик сел на кровать. Краска разом схлынула с лица, и оно из розового стало бледно-серым.

Афанасий обследовал горницу, держа пистолет в руке и не спуская глаз с Нила Петровича. Из-за зеркала, висевшего на стене, вытащил новые наручники.

— Ну, дед, — с удивлением в голосе проговорил Афанасий, — чем больше я с тобой знакомлюсь, тем больше ты мне нравишься. Ты из милиции что ли? Охраняешь мой покой и сон? На кого ты наручники приготовился надевать? На сохатого что ли? Или на ёжика?

Нил Петрович молчал, с затаённой злостью смотря на Афанасия.

— Чтобы ты вёл себя прилично, пришпилим тебя для начала к спинке кровати, — продолжал злословить Афанасий. — Вот так. Один браслетик на руку, а другой за дужку. Отличненько. Теперь можно без околичностей и поболтать и досконально всё осмотреть, — говорил Афанасий, убирая пистолет в карман.

— Отцепи меня, — прохрипел Нил Петрович.

— Нет, дед, посидишь в наручниках.

— Отцепи, а то худо будет.

— Мне хуже не будет, — отрезал Афанасий, — а тебе возможно. Всё зависит от твоего поведения, от твоего спокойного поведения, — подчеркнул он, открывая холодильник.

— Отцепи, гад, — старик подёргал руку с наручником.

— Ого! — воскликнул Афанасий, не обращая внимания на возгласы старика, увидев содержимое холодильника. — Вот отчего у тебя щёчки красные, а лицо лоснится. Живёшь огородом, за хлебом сосед ездит, лепёшки печёшь сам, а кто же тебе пивко баночное привозит? А? Да какое, самых лучших сортов — баварское, чешское. И ветчина у тебя консервированная, рыбка, и мясо есть. Откуда у тебя всё это, пенсионер? Кого ты грабанул?

— Не твоё дело, — рявкнул Нил Петрович.

— Это как сказать. Милиция разберётся…

Афанасий, окончив осмотр кухни, прошёл в угловую комнату и оттуда раздался его возглас:

— Вот оно что! Я был прав, когда подумал, что это ты вчера возле нашего дома вынюхивал. Какая у тебя аппаратура! Япона мать, дед! Электроника на высшем уровне. Наверно, можно подслушать, что говорят в пивной «На спуске» в Ужах? Сейчас мы её починим.

Раздался треск. Афанасий что-то разбил.

— Ты что делаешь? — закричал Нил Петрович. — Мне ж её отдавать нужно. С меня за неё вычтут.

— И за неё вычтут, — говорил Афанасий. — За всё, дед, надо платить. За хорошее не надо, а вот за плохое обязательно. Эва, и рация! С кем ты это разговоры ведёшь? С ангелами, видать!

— Не ломай аппаратуру, — взмолился Нил Петрович. — Не моя она. Голову мне за неё снимут.

— Говоришь, не твоя, а чья?

— Не знаю.

— Не сама ж она в твоём доме появилась. Кто-то принёс её, или тебе её дали? И ты не знаешь кто. В лесу грибник тебе, верно, незнакомый дал на сохранение до следующего лета, когда он вновь появится здесь. Так, дед? Ты мне лапшу на уши не вешай.