Идя от калитки дачи, где ему почтальон вручила телеграмму, в дом, и вертя бланк в руке, Сергей думал, что, видимо, в деревне произошло что-то из ряда вон выходящее. Обыкновенно, когда ему было нужно, Николай присылал или открытку, или письмо, где сообщал, когда сам приедет, или просил, чтобы приехал Сергей. Судя по тому, что он отправил телеграмму, а не письмо, и по трём восклицательным знакам в конце текста, Николай очень ждал его.

С Ворониным Сергей познакомился на выставке в Конном дворе в Загорске, теперь Сергиевом Посаде, в конце горбачёвского президентства. Тогда Конный двор полностью не был открыт — шла реставрация, а попросту, вновь строили снесённые в советское время корпуса, но выставки в имеющихся помещениях проходили — местные музейщики обживали новый объект. Тогда Сергей приехал погостить к двоюродному брату, работавшему в одной из местных контор. Брат и познакомил его с Николаем и его женой Наташей. Вечером они посидели в «Русском дворике» — небольшом ресторанчике под горой, хозяева которого старались воссоздать старую русскую кухню, потом, сидя на скамейке в сквере у здания бывшей монастырской гостиницы, обсуждали проблемы искусства и культуры вообще, а потом, как водится, дошли до политики.

На следующий день было предпринято путешествие в Гефсиманский скит — и опять долгие разговоры о духовности и бездуховности… Эти два или три дня, проведённые в Сергиевом Посаде, сблизили Сергея и Николая. Потом было путешествие в северные лесные болотистые края, где у Воронина в заброшенной деревушке был дом, доставшийся от умерших родителей.

После скоропостижной смерти Наташи Николай пал духом, и Сергей счёл своим долгом поддержать его. В отпуск он приехал в Сергиев Посад и прожил там две недели, старясь всемерно приободрить приятеля.

Через год Николай покинул Посад и поселился в родной деревеньке, где провёл детство. Придя в себя после смерти жены, он рисовал натюрморты, а Сергей помогал продавать их богатым иностранцам в Москве.

Дорогу в Дурово, где жил Николай, Сергей знал: несколько раз на машине ездил к Воронину. Она мало чем изменилась по сравнению с прошедшей поездкой. Мелькали посты госавтоинспекции, речушки и протоки, деревеньки и посёлки. На подъездах к городам больше попадалось коммерческих палаток с вычурными экзотическими названиями. По большей части они были приспособлены под торговлю из выслуживших свой срок павильонов бывшей «Союзпечати», строительных вагончиков, а порой и сварены по индивидуальному заказу из стальных листов с массивными засовами. На обочинах попадались импровизированные шашлычные, чей дым приятно щекотал ноздри проезжавших водителей, призывая к обеду и отдыху в тени парусиновых зонтов или небольшой рощицы. Торгаши одиночки продавали пиво, импортные сладости и жевательную резинку, бензин, заламывая такую цену, что отбивали у покупателя всякую охоту брать предмет торговли. Вдали от заправочных станций застигнутые нуждой бедолаги шофёры вынуждены были заправляться бензином по баснословной цене. Обыкновенно «бензиновый король» безразлично сидел на обочине, имея под рукой канистру и широкогорлую воронку. Когда кто-то тормозил, он с готовностью вскакивал и резвой прытью бросался к машине, предлагая горючее и сервисное обслуживание.

Ростки капитализма пробивались и здесь, в глубинке. Но кроме крикливой торговли всё было как и десять-пятнадцать лет назад, за исключением, возможно, более и более зарастающих полей, да высящихся возле мелколесья трёхэтажных коттеджей, вычурных и претенциозных, напоминающих средневековые замки сеньоров средней руки.

Сергей с дачи уехал столь неожиданно, что не успел предупредить о своём отъезде мать, которая должна была приехать к нему на выходные. Поэтому, проезжая небольшой городишко, увидев на углу улицы почтовое отделение, решил отправить матери телеграмму, чтобы она не волновалась об его отсутствии.

Войдя в небольшое отделение почты, Сергей попросил бланк телеграммы и сел за единственный столик на скрипнувший стул.

Посетителей было мало. Одна женщина спросила, когда будет объявлена подписка на газеты и журналы на следующий год, мужчина в очках с золотистыми ободками получал посылку, а девушка в сиреневой кофте также, как и Сергей, старательно что-то выводила на листке бумаги, устроившись на широком подоконнике.

Написав: «Мама, срочно уехал Коле, возвращении сообщу, присмотри за дачей», Сергей поднялся и подошёл к окошечку. На почте была одна служащая, и Сергей терпеливо стал ждать, когда она освободится, оформив посылку мужчине в очках.

Хлопнула на пружинах дверь, и в помещение вошёл светловолосый крепыш под метр девяносто ростом, коротко подстриженный, в чёрной футболке и светло-коричневой кожаной куртке с множеством медных заклёпок и застёжек. По тому, как он огляделся, по незапыленным кроссовкам было заметно, что он здесь впервые и приехал на машине. Он встал за Сергеем так плотно, что над ухом чувствовалось дыхание только что до отвала поевшего человека. Ощущение постороннего взгляда, очень настырного, заставило Сергея повернуть голову. Верзила пристально уставил глаза на бланк телеграммы. Взгляд был не поверхностный и безразличный, а очень внимательный, казалось, нутро смотревшего готово было вывернуться наизнанку, чтобы прочитать написанное.

Сергей машинально отодвинул бланк и согнул его. Всегда неприятно, когда посторонний лезет в твои бумаги, это всё равно, что лезть в душу, а когда настырно, неприятно вдвойне. Верзила выпрямился и стал с безразличным выражением на лице оглядывать стены помещения. Рука с зажатым в кулак брелоке с ключами постукивала по облицованному пластиком выступу перед стёклами, на который облокачивались посетители. Сергей успел разглядеть на кисти руки, между большим и указательным пальцем, вытатуированный полудиск солнца с расходящимися в разные стороны лучами, выступающими из-за утеса причудливой формы, похожим на старославянскую букву юс малый.

Подошла девушка, освободившаяся от приёма посылки, взяла у Сергея телеграмму, подсчитала слова, сказала сколько надо заплатить. Сергей рассчитался и вышел, не обращая внимания на любопытного молодого верзилу.

Сев за руль, облегчённо вздохнул: «Ну вот, теперь только вперёд. Заводись, старушка!»

Как только дорога стала поукатистей, Сергей нажал на педаль газа и посмотрел на часы: по его расчётам к концу дня он должен быть в деревне, где жил Воронин.

Пришла пора первых грибов — «колосовиков», и жители деревень, через которые шла дорога, выставили на лавки, столы и табуреты у калиток или на обочине мясистые подосиновики, рыжие лисички, с крепкими ножками, с буроватой шляпкой белые.

Взяв термос, Сергей отхлебнул кофе, отметив про себя, что надо сделать ещё одну остановку, чтобы подкрепиться и залить термос новой порцией напитка. Собираясь положить термос в карман за спинкой сиденья, он посмотрел на дорогу и увидел, что за ним, быстро приближаясь, следует белая машина. Это был «Мерседес». Он приближался стремительно, как порыв бури. Метрах в трехстах притормозил и стал следовать за Сергеем.

Сначала на шоссе мелькали легковые автомашины, иногда дизеля обдавали «Жигули» на подъёмах смрадным дымом, потом их поток иссяк, и Сергей один на один остался с белым «Мерседесом». Тот как приклеенный следовал за «Жигулями». Сергей тормозил, и «Мерседес» притормаживал, Сергей увеличивал скорость, и преследователь не отставал.

«Псих что ли? — подумал Сергей. — Или юнцы какие решили позабавиться». Это ему стало мало-помалу надоедать, и он решил попробовать оторваться от навязчивой машины.

Как раз выдался прямой участок дороги, и Сергей нажал на педаль газа. Мотор взревел, машину затрясло, обдало мелкой дрожью, завибрировали стёкла. По бокам мчались столбы, деревья, кустарники. Спидометр показывал 110 километров. Это всё, на что были способны «Жигули», а «Мерседес» как ни в чём ни бывало следовал на прежнем расстоянии.

Впервые за время пути Сергей почувствовал беспокойство. Ему показалось, что эта машина преследовала его. Но преследовала по-особенному — давя на психику или вызывая на ответные действия. А что он мог предпринять в ответ? Оторваться от «Мерседеса» он не мог, как бы этого не хотел — не тот класс машины, спрятаться где-либо, чтобы не видеть этой никелированной ребристой облицовки капота, этих чёрных стекол ему было негде, затеряться среди потока автомобилей он тоже не мог — поток давно иссяк, только изредка попадались встречные автомашины.