Изменить стиль страницы

Придя к таким мыслям, Мощь поднял воротник пальто и, воровато озираясь, впритруску побежал домой. Он открыл калитку своего дома, вошёл на участок и прижался к забору. Только здесь отдышался и осмотрелся. В окнах горел свет. Видно, Алевтина ждала его, готовила ужин. Покачивался на столбе фонарь от ветра и жалобно попискивал неплотно прибитый кронштейн, на котором он висел. Этот знакомый звук окончательно привёл Федьку в себя.

«Чудак я, — подумал он, спиной ощущая штакетник забора, — и чего это я расстроился? Ну ладно бы нашёл миллион. Миллион! Это деньги! А то нашёл чей-то кошелёк и не знает, что делать. Другой на его месте и не задумался бы. Раз нашёл — это твоё. Это тебе принадлежит по праву. По законному праву».

Вошёл он в дом совсем успокоенный, однако ощущал такую слабость в руках, что сразу не смог повесить пиджак на вешалку — не сумел задеть за крючок.

Из кухни вышла Алевтина, в тапочках, в клеёнчатом переднике. Пристально посмотрела на мужа.

— Опять где-то шлялся! В пивнушке, что ли, был? — строго спросила она.

— Тебе только и видятся пивнушки, — ответил Федька, стаскивая ботинки. — Мастер попросил остаться после работы, вот и припозднился. Сама знаешь: конец месяца — штурмовщина…

— Чтой-то часто стал задерживаться, — сощурила глаза Алевтина, окинула взглядом фигуру мужа и ушла на кухню.

Федька, стоя на цыпочках и заглядывая в кухонную дверь, переложил кошелёк в карман брюк и прошёл в свою мастерскую — небольшой отгороженный от общей комнаты угол с тесовой дверью — и хотел было уже пересчитать деньги, но помешала Алевтина. Она приоткрыла дверь и спросила:

— На стол сейчас собирать или повременить?

— Собирай сейчас, — как можно бодрее ответил Федька, но голос получился слабым и дрожащим.

— Ты не заболел? — Алевтина посмотрела на бледную Федькину физиономию. — На тебе лица нет…

— Да не заболел, — ответил тот, а потом спохватившись, подумав, что притворившись больным легче скрыть свое возбуждённое состояние, добавил: — А может, и заболел. Знобит что-то. Не по себе…

Ему действительно было не по себе. Кошелёк так неожиданно свалился, будто с неба, и Федька растерял все свои мысли. И не знал, как вести себя дальше.

— Тогда выпей мёду на ночь, — распорядилась Алевтина. — Сейчас принесу.

За ужином Федька ел плохо. Ему хотелось побыстрее улучить минутку и посмотреть, сколько же денег в кошельке. Наконец терпеть ему стало не под силу. Не доев картошку и не выпив чаю, он ушёл в каморку и закрыл дверь на задвижку. Несколько минут стоял, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из кухни. Убедившись, что жена занята и не будет мешать ему, Мощь достал свою находку.

Кошелёк был большой, из мягкой жёлтой кожи, обшитый по краям тонкой кожаной лентой. Его поверхность, натянутая и потому гладкая, лоснилась. Когда Федька открывал его, руки тряслись, а дыхание остановилось. Он вывалил деньги на стол и стал пересчитывать их. Было 1662 рубля с мелочью. Мощь вытер со лба холодную испарину и устало опустился на табуретку. Такой суммы он не ожидал. Ну пятьсот, шестьсот рублей, а тут полторы тысячи…

Послышались шаги Алевтины. Федька моментально схватил с пола пустую жестяную коробку, сгрёб в неё деньги, а сверху набросал сапожных гвоздей. Пустой кошелёк запихнул за сваленные в угол колодки. Алевтина дернулась в дверь:

— Федь, ты чего?

— Ничего.

— А чего не доел?

— Не хочу я…

— Тогда иди выпей чаю и ложись. Я подогрела.

— Иду, иду, — ответил Федька, подсовывая коробку под тумбочку.

Закрыв дверь каморки, он прошёл на кухню, налил в чашку горячего густого чаю, захватил на ложку мёда. Алевтина принесла аспирин в целлофановой упаковке.

— Выпей, — сказала она, подавая таблетку. — Лучше пропотеешь.

«Говорить или не говорить Алевтине, — думал Федька, отхлёбывая маленькими глотками чай. — Сказать бы надо, не чужая, чай, только ведь скажешь — полезет со своими советами: сделай так или этак. Баб мёдом не корми — дай им только вволю посоветовать. Такого насоветуют… А то и отберёт. Скажет: «Давай деньги мне, куда тебе столько! В пивнушку таскать?» Интересно, если в день брать в баре пива на рубль, — почесал затылок Мощь, — на сколько время хватит этих денег? Почти на пять лет, — подытожил он результат математических решений, произведённых в уме. — А ведь не особенно много. Нет, не скажу, — пришёл он к окончательному выводу. — Это моя находка. Моя тайна».

Думал он так, но жгло его неистребимое желание поделиться тайной с женой, посмотреть, как загорятся глаза Алевтины, как она сначала не поверит ни единому сказанному слову, а потом всплеснёт руками, увидев кучу денег, присядет и будет смотреть на них.

Она постелила ему на диване, принесла два шерстяных одеяла. Хотела налить грелку, но Федька моментально воспротивился:

— Не надо. И так к утру пройдет. Это пройдёт, Аля, — повторил он и посмотрел на жену, готовую ему услужить, лишь бы он не разболелся, и ему стало несколько горько за себя, что он такой нехороший — не говорит жене про свою находку. Он закутался до подбородка одеялом и лежал так, не закрывая глаз.

В голову лезли разные мысли. Сначала были хорошие, от которых ему было необъяснимо легко и даже казалось, что приятное тепло разливается по телу. Сразу столько денег за всю свою жизнь он ни разу не держал в руках и даже не видел. А здесь свалились как снег на голову… И он с ними может делать всё, что захочет.

Потом исподволь пришла другая мысль, от которой он похолодел и почувствовал, как колючий озноб пробежал по коже: «а что, если эти деньги оставил вор, как приманку. Оставил, а завтра придёт и скажет: «Взял, голубчик, деньги, теперь давай делай, что я тебе прикажу». Какие глупости лезут в голову, — отогнал от себя нелепую думу Мощь. — Насмотришься разных кино, и такая чепуха на ум придёт…»

Он неслышно ворочался, боясь вспугнуть жену. Алевтина уже спала, тихо всхрапывая. На стене тикали ходики, а в побелённом косяке окна матово отражался свет уличного фонаря. В углу подпола скреблись и попискивали мыши. «Надо в выходной залезть в подпол, — подумал Мощь, — дыру заделать. А вообще-то нужно кошку заводить…» Здесь ему на днях предлагали котёнка, но он не взял на зиму — слишком маленький, по холодам не приучишь, чтоб на двор по нужде бегал.

За полночь Мощь встал и прошёл в каморку, вытащил деньги, долго смотрел на них, а потом убрал обратно и на цыпочках пробрался к дивану. Ночь была беспокойая. Он метался, вскрикивал во сне, да так громко, что напугал Алевтину, которая зажгла свет и подошла к нему, думая, что ему плохо.

Смену Великий Мощь проработал кое-как. Озирался и настороженно принимал каждого подходившего к нему человека. Но никто не знал о его находке, и к концу рабочего дня он окончательно справился с волнением и даже стал вполголоса напевать.

Когда он пришёл домой, Алевтина сидела на диване и довязывала внуку носки. Федька разделся, включил телевизор и присел на стул. Шёл фильм. В другое время Федька с интересом посмотрел бы кино, а сейчас смотреть ему не хотелось. Он ходил на кухню, пил воду, снова возвращался.

— Чего ты ёрзаешь? — беззлобно спросила Алевтина, не поднимая глаз от вязанья. — Места себе не найдёшь.

— Это я, что ли, ёрзаю, — ответил Федька и вздохнул.

Мучиться ему стало не под силу, и перед сном он рассказал о своей находке Алевтине. Как он и предугадывал, та всплеснула руками, отложила вязанье в сторону.

— Покажи-ка, Федя!

Мощь протопал в свою каморку. Алевтина слышала стук отбрасываемых колодок, скрежет передвигаемых табуреток, тумбочки, шум высыпаемых на стол гвоздей. Потом появился Федька, прижимающий к груди жестяную коробку. Он подошёл к столу и опрокинул её. Деньги высыпались на стол. Алевтина взяла бумажки в горсть, приподняла руку над столом, посмотрела, как они, шурша, рассыпались по скатерти.

— Рублей пятьсот есть? — спросила она мужа, зарывая руку в купюры.

— Полторы тыщи, — гордо ответил Федька.