— О, как щедро. Но на самом деле, мы уже знаем сколько…

— Мы скажем тебе сразу, как только кое-что pacсчитаем, — сказала Ханна твердо. Она поставила на стол! большое блюдо с пирожными и принялась разливать кофе. — Мы же еще не начали работать. Все, что пока! делается — это подготовка здания к открытию в следующем сентябре.

— Трудно поверить, — сказала Джина. — Она действительно пройдет в лучший мир, миссис как ее там.

— Миссис Мэнесхербс; и некоторые из нас не coмневаются, что так и будет, — сказала Ханна. — Ты должно быть заметила, что Форрест обладает некоторым обаянием.

Клер нахмурилась:

— Мы скажем тебе, как только кое-что рассчитаем, — сказала она, имитируя Ханну. — Мы готовимся к открытию в следующем сентябре. Что это значит?

— Что ж, моя дорогая Клер. — Ханна наклонилась и взяла Клер за руку. — Я собиралась сказать тебе позже, но и сейчас подходящее время. Мы стали партнерами. Форрест будет заниматься гостями-поэтами, писателями, которым потребуется пожить и пописать в центре некоторое время и общественными программами. Но у него совсем нет практичности. Кто-то должен управлять — кто совместит в одном лице проживающую домработницу, администратора и регулировщика. Форрест попросил меня быть таким человеком. И я без колебаний согласилась.

Клер остолбенело поглядела на нее.

— Пора, — сказала Ханна нежно. — Ты ведь не думала-, когда я появилась, что останусь у тебя бес-; конечно надолго.

— Но это было давно, и мы были уверены, что так и будет. Но теперь оказывается, нет. Я думала, что ты счастлива здесь.

— Я была счастливей, чем ты можешь себе представить, — сказала Ханна просто. — Это мой дом, и я люблю его. Но теперь мне нужно что-то еще, во мне самой нуждаются в другом месте, не только Форрест и другие поэты, которые, вероятно, и понятия не имеют, как стряпать или присматривать за центром поэзии, но также и эта неуловимая женщина, миссис Мэнесхербс. Возможно, что ей и Форресту нужен посредник. Возможно, что ей потребуется друг, когда она вернется. Меня это очень радует, ты понимаешь — новые люди, которым я могу помочь, новое место, новые приключения. И должна сказать тебе, моя дорогая, что я случайно оказалась внизу, когда вы с Алексом болтали прошлой ночью за дверью, и мне пришло в голову, что и твоя жизнь может снова измениться, и в этом изменении, определенно, для меня не будет места.

— Это неправда, тебе всегда найдется место у меня. Ты была такой замечательной, что я даже представить себе не могла… Ты была внизу? В библиотеке?

— Да, спустилась за книгой, я не могла заснуть.

— Но свет был выключен.

— Я только спустилась, когда вас услышала, и так как я не хотела вас спугнуть, то и вела себя тихо. — Клер скептически посмотрела на нее. — Ну, конечно, мне было интересно, этого я отрицать не могу. Мне интересно все, что с тобой происходит, и хорошее, и плохое.

— Да, — сказала Клер, обрадованно. Она знала, что не может быть одновременно того, чтобы Ханна проявляла интерес только когда в ней нуждались, и тайно удалялась, когда они считали, что им необходимо уединиться. Добрые феи, суховато подумала Клер, интересуются всем всегда.

— И я буду всего лишь в Нью-Йорке, не так далеко, — сказала Ханна. — Вполне близко для визитов и долгих бесед, и если я вам когда-нибудь понадоблюсь, то появлюсь в ту же секунду.

— Да, — сказала Клер снова. Но это было не то же самое, и она почувствовала некую утрату, как будто она снова потеряла мать. Как странно, подумала она: она раз и навсегда полюбила Ханну и ее присутствие рядом, но еще никогда ей не приходило в голову, что у Ханны может быть своя жизнь, и что когда-нибудь она может уйти.

— Я пока не ухожу, — продолжала Ханна. — Боже правый, да и как я могла бы? Мне даже прилечь там негде, до тех пор, пока не закончат ремонта, то есть до августа. Так что я буду с тобой до начала сентября. Если ты, конечно, согласна.

— Конечно, я согласна, — сказала Клер Ханне. — Как ты можешь такое спрашивать?

— А вас и правда зовут Форрест Икситер? — спросила Джина. — Звучит как из романа девятнадцатого века.

— Гораздо древнее, — сказал Форрест. — Вы изучали литературу? Если так, то вы слышали о «Книге Икситера» — собрании старой английской поэзии, датируется примерно 1070-м годом. А Форрест, как вы конечно, поняли, если знаете литературу, это моя модификация названия «Форрест Лаверс» («Лесные Любовники»), романа который действительно был написан в прошлом столетии…

— Джина, я могу с тобой поговорить? — в дверях стояла Эмма.

" — Конечно, — и словно освобожденная от некоего тяжкого испытания, Джина вскочила со стула.

— Эмма, иди лучше к нам, — сказала Клер.

— Не сейчас, может быть, попозже. Мне надо поговорить с Джиной..

— Уже час пятнадцать, — сказала Джина, выходя за ней в коридор. — Ты что, только встала?

— Немного раньше.

Они прошли в гостиную и Эмма бросилась на кушетку:

— Я просто не могла себя заставить встать. А мне надо, надо, потому что мы проводим дополнительные съемки, Хейл не может ждать, а я должна быть молодцом, я всегда должна быть молодцом…

Джина села с ней рядом:

— Ну-ка, погляди на меня.

Эмма медленно подняла голову, моргая на серо-белый свет, пробивавшийся сквозь низкие облака и редкие снежинки. Она встретилась со взглядом Джины, но было такое впечатление, что вовсе ее не увидела: ее взгляд был какой-то смазанный, рассеянный, ни на чем не сосредоточенный, ничем не интересующийся.

— Ты слишком увлеклась этой дрянью, сказала Джина грубовато. — И, на мой взгляд, ты к тому же смешиваешь разные яды. Эмма? Ты меня слышишь?

— Конечно. — Постепенно Эмма сфокусировала свой взгляд на ней. — Я в порядке, Джина, просто мы ужасно, поздно закончили вчера, вот и все; я думаю, вернулась домой в четыре ночи или около того.

— Наркотики и выпивка, да?

— Не много, Джина, я вообще много не пью, мне не нравится вкус.

— И еще что-то, третье. Что же? Что ты еще принимала в последнее время?

— Не знаю…

— Ну же, солнышко, просто скажи мне, что ты принимала. Наркотики, выпивка и… что?

— Только какое-то снотворное. Я иногда не могу заснуть. А мне нужно, потому что иначе я буду ужасно выглядеть на следующий…

— Какое?

— Ну, какие-то обычные пилюли, Джина, ничего такого.

— Какое?

— Называется «Халсион».

— Никогда не слышала. Нечто… не могу вспомнить. — Джина нахмурилась. — Кто тебе его прописал?

— Доктор Саракен, Брикс его знает. Все нормально, Джина, оно действительно помогает.

— И поскольку ты принимаешь?

— Не знаю. Не много. Одну пилюлю. Иногда две.

— Это все плюс наркотики и алкоголь.

— Нет. То есть не всегда. Я не много принимаю, Джина — капельку.

— А чего не много?

— Кокаина, чаще всего: он нравится Бриксу. И он ничего дурного со мной не делает, просто мне становится хорошо и радостно, вот и все; Брикс и выпить любит, но мне действительно вкус не нравится. Кокаин я люблю больше, с ним все кажется отличным. Не то, чтобы я наркоманка или что-то в этом роде, я не привязана к этому, это просто… как инструмент для улучшения жизни, так Брикс говорит: как ручка — для письма, да? В общем, мы используем кокаин, чтобы немного повеселиться.

— Оригинально! — сказала Джина сухо.

— Он очень умный. Джина, послушайся должна тебе сказать. — Она попыталась сесть прямо. — Я говорила с Бриксом и он сказал, что они переносят дату выпуска, ну, понимаешь, ПК-20.

— Они отменяют выпуск?

— Он сказал, что переносят до тех пор, пока не проведут кучу новых тестов.

— Он так сказал? Эмма, он действительно так сказал?

— Да, он обещал. Он сказал, что я не должна никому говорить, так что ты держи это при себе, тебе-то я должна была сказать.

— А почему нельзя никому рассказывать?

— О, по многим причинам. Но больше всего его волнует репутация компании; он сказал, что иначе все начнут говорить, будто у них плохой контроль качества, и тогда снова заработать репутацию будет очень сложно. Может быть, никогда больше не удастся.